Быть собой
Часть 9 из 26 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
На следующее утро меня повезли на второе интервью. Мы час добирались до торгового центра, в котором на каждом шагу было по маникюрному салону. Среди них затесался низкопробный магазинчик по продаже витаминов. Я вошла внутрь и в задней его части за занавеской из стекляруса увидела своего интервьюера — потрепанного жизнью мужчину с тремя волосинами, перхотью и микрофоном. Он начал знакомство с изложения своей теории, что рак простаты можно вылечить зеленым чаем. После чего закричал: «Поправить макияж!» — словно это была его дежурная шутка, так как, разумеется, в той каморке не было даже стульев, не говоря уже о гримерке. Оператор, направлявший на нас любительскую камеру, казалось, был при смерти. У него так тряслись руки, что мы, скорее всего, выглядели как два размытых пятна. Первый вопрос, который мне задал ведущий: какие пищевые добавки или настойки, по моему мнению, могут вылечить психическое заболевание? Я сказала что-то о мозге, но он понятия не имел, о чем это я. Своей очереди уже ждал городской сумасшедший мистер Чаклс, на котором была шапка с пропеллером на макушке, интервью с ним было после моего. Он сообщил мне, что тоже комик, как и я. У него была улыбка, как у персонажа мультфильма Loony Tunes[23], и голос, словно он надышался гелием. На прощание мне вручили бесплатные витамины, помогающие от рака, и книгу «Я питаюсь зеленью». У сопровождающего, который должен был отвезти меня обратно, разрядился электромобиль, и он был занят поисками розетки. Лучше не придумаешь. Мне пришлось уговаривать мистера Чаклса подбросить меня до Лос-Анджелеса.
Мое следующее интервью было с трупом — женщиной, которая умерла лет десять назад, но которую привязали к стулу, придав телу вертикальное положение. Ее первые слова были почему-то о каре ягненка. Я мало что поняла из того, о чем еще она говорила. Затем меня отвезли в аэропорт, но ошиблись терминалом, так что я опоздала на рейс, и мне пришлось лететь более поздним рейсом. Самолет приземлился в Филадельфии в час ночи. В отеле при аэропорте мне сообщили, что мест нет, и предложили отвезти меня в другой отель, в другой галактике, черт знает где. Туда стоило ехать хотя бы ради того, чтобы услышать от водителя: «Есть и хорошая новость — там рядом Denny’s». (Для тех, кто не в курсе, Denny’s — это столовая, где всю ночь напролет можно заказывать яйца, когда так и не удалось уснуть после лошадиной дозы успокоительного.) В моем номере были отпечатки ног на стенах и на потолке и большие темные пятна на всем остальном.
После завершения своего триумфального турне (я продала четыре экземпляра) я отправилась в Гарвард, где мне предстояло несколько выступлений с рассказом о книге. К счастью, зал, в котором это должно было происходить, находился в паре метров от комнаты, предоставленной мне для проживания, так что даже я могла справиться с тем, чтобы преодолеть это расстояние, не заблудившись. С каждым вечером моя аудитория таяла на глазах. Я даже придумала новый термин для этого явления — «лысеющее место». Во время выступления я видела перед собой слегка озадаченные, но совсем не радостные лица зрителей. Они не знали, когда им смеяться или плакать, потому что большинство американцев (я помню это с детства) не в курсе, что это можно делать одновременно. Это навык, которым я владела всегда, и, к счастью, попав в Великобританию, я поняла, что у него есть название — ирония. Оглядываясь назад, думаю, мне стоило заранее подготовить таблички и поднимать их во время выступления: «Это смешно» и «Это не смешно». Возможно, мне также стоило озаботиться звуковой дорожкой с закадровым смехом. Было ясно одно: мои выступления тоже проходили так себе. В конце я слышала жидкие хлопки, старалась, чтобы мое сердце не разорвалось от горя, а затем бежала в свою комнату и пряталась под одеялом.
Я была уверена, что чувствую себя опустошенной и словно невидимой для всех, потому что была совсем одна, а на улице выпало много снега. (Видите, как просто обмануть самого себя, когда вы психически нездоровы?) С каждым днем мне становилось все хуже, но я не понимала, что происходит. Я продолжала пребывать в уверенности, что виной всему усилившийся снегопад. У меня серьезно повысилась тревожность (понятия не имею, почему я связывала ее со снегом), так что, когда мне приходилось пройти квартал, чтобы купить молоко, меня начинало трясти.
Я не поняла, что у меня депрессия, даже когда снегопад прекратился. Чтобы как-то провести день, я обычно брала такси (ходить пешком мне было слишком страшно) и ехала в процедурные кабинеты, где предлагали услуги по лечению травами. Там были немытые деревянные джакузи и слой липкой грязи на полу. Персонал всегда был очень вежлив со мной, и никого не интересовало, почему я дни напролет сижу в зоне ресепшен. За стойкой работала девушка, которую я сделала бы прототипом героини для одной из серий ситкома «Просто фантастика!»[24]. Она выглядела так, словно носит индейский амулет «ловец снов», а ее голос звучал как «китайские колокольчики». В том своем состоянии я почти любила ее, потому что она мило со мной общалась, уточняя через каждые несколько минут, не хочу ли я чая из коры ирикикимотото из Папуа — Новой Гвинеи. Она ни разу не спросила, почему я семь дней сижу у них, хотя у меня не назначено ни одной процедуры. Вот такой душевной — и неподходящей для своей работы — она была.
Кстати, я говорила, что тогда же у меня сломался ноутбук? Я обратилась в сервисный центр Genius, и мне сказали, что это какая-то мистика. Словно компьютерный полтергейст проник в жесткий диск и стер абсолютно все, что я когда-либо писала. Может быть, я подсознательно решила составить ему компанию, так что мой мозг тоже превратился в чистый лист. В торговом центре я выбрала новый ноутбук, а затем решила купить какой-нибудь еды в тех магазинах с бесконечными, словно дорожки для боулинга, рядами, заставленными салат-барами. В результате я шла по улицам Кембриджа, штат Массачусетс, с двумя пакетами в руках. В одном лежал новый ноутбук со всеми аксессуарами, а другой был набит замороженными йогуртами и печеньем Oreo. В конце концов меня подобрало такси, и остаток вечера я провела, стучась в двери и спрашивая, не здесь ли я живу.
К счастью, это все закончилось. Не знаю, как я вернулась обратно в Великобританию, но неделю спустя я обнаружила, что лечу в Норвегию. Я приняла это предложение о работе шесть месяцев назад, когда было тепло и солнечно.
И вот в начале декабря я сижу в самолете, абсолютно опустошенная внутренне, но с билетом на руках и сменой белья. Несколько часов и внутренних стыковочных рейсов спустя до меня стало доходить, что мы направляемся чуть ли не за Северный полярный круг, в место, куда, по моим представлениям, без собачьей упряжки не добраться. Я вышла из самолета в чернильную темноту (как я потом узнала, здесь так всегда). В аэропорту порыв ветра вырвал у меня из рук багаж (ветро-холодовой индекс[25] — 78 965 463) и принялся сдирать кожу с лица. Ощущения такие, словно вам делают дермабразию[26] бензопилой.
Городок, в который меня занесло, — это не аккуратные белые дощатые домики. Скорее он выглядел как одна большая, суровая фабрика по переработке рыбы и технического жира и вызывал мысли о Чернобыле. Меня разместили в минималистичном отеле. «Минимализмом» в данном случае называлось отсутствие мебели и длинные комнаты, как в фильме ужасов «Сияние». Я получила в свое распоряжение полностью белый люкс с белым коридором, который заканчивался засохшим растением. Я уже говорила, что отопление не работало, а ресторан закрылся навсегда?
Завтрака по утрам тоже не было, так что я пробиралась на кухню и воровала еду, как дикая белка. Солнце не вставало никогда — ни в десять утра, ни в час дня. Всю ночь напролет я слушала завывания ветра и стук дождя в оконное стекло. Я чувствовала себя так, словно стою под Ниагарским водопадом с листом фольги над головой. В тот момент, даже в состоянии депрессии, я начала смеяться. Словно крошечная щель в моем мозгу раскрылась и впустила немного света. Со стороны я отмечала забавные моменты в сложившейся ситуации. Меня привезли в бетонное здание, типичное для стран бывшего соцлагеря, где я должна была выступать. И вот в этой депрессивной атмосфере я рассказывала шести сотням зрителей (которые, скорее всего, были в депрессии) о депрессии.
Когда я возвращалась в Лондон, мой багаж снова потеряли. Без каких-либо видимых причин его отправили в Копенгаген.
И вот теперь я сижу в своей спальне, ощущая накрывающую меня темноту, которая блокирует все мысли. По крайней мере, благодаря практике осознанности я способна отделить себя от тех ужасных мыслей, которые словно задались целью полностью меня сломать и уничтожить. Благодаря практике осознанности я могу сказать: «Это депрессия», а не «Я в депрессии». Это мелочь, но она имеет значение. Я пытаюсь оседлать волну, а не уйти под воду. Пожелайте мне удачи.
Некоторое время спустя
Я мало что помню о том периоде, за исключением того, что кто-то советовал мне обратиться в психиатрическую больницу Priory[27]. Думаю, руководство больницы должно дать мне специальную скидку за то, что я делаю им рекламу и упомянула в своей последней книге. (Какими бы ни были у меня проблемы с головой, я всегда могу думать о скидках.)
Вот когда мне пригодилась осознанность. На этот раз я знала, что больна. Я знала, что я не чмо и что я не выдумываю. Мне потребовалось некоторое время, но я отдавала себе отчет, что не должна винить себя и наказывать. Я распознала депрессию всего за несколько недель, а не месяцев, так что я — молодец. Я нырнула в болезнь с головой, я сдалась и позволила ей взять верх. Я прекратила сопротивление, простила себя и не истязала приказами типа: «Соберись, тряпка!» Я просто это приняла. Первым шагом для меня стал тот факт, что я смогла простить себя за свою болезнь, не обрушившись при этом на себя с критикой, что у меня хватает наглости чувствовать себя «как-то не так», когда у меня есть еда и настоящая сумка от Prada. Своим обессиленным мозгом я понимала, что болезнь реальна и что я в ее власти. Пока.
В этот раз депрессия прошла гораздо быстрее, чем когда-либо раньше, благодаря тому, что я не беспокоилась по поводу того, что беспокоюсь, не боялась, что я боюсь, и не была подавлена из-за того, что была в подавленном состоянии. Всего лишь благодаря этому мне удалось избежать второй волны боли: я знала, что, хотя болезнь сама по себе реальна, вторую волну боли я создаю сама. Я пробыла в больнице всего неделю, а затем вернулась домой в кровать и стала пережидать. Моя дочь заботилась обо мне, понимая, что для меня было настоящим мучением даже налить чашку чая. Я также обнаружила, в первый раз, что могу писать, находясь в таком состоянии. Так что, пережидая болезнь, без полной уверенности, смогу ли я когда-нибудь снова стать собой, я делала следующие записи.
10 декабря 2014 года
Депрессия… И неизвестно, когда она закончится. Словно мой мозг говорит мне: «Ты зашла слишком далеко. Ты слишком на меня насела, так что я глушу мотор. Тебе пора остановиться, и я позабочусь о том, чтобы ты ничего не могла делать, даже если очень постараешься». Это своего рода механизм выживания: когда собственные мысли объявляют вам войну и вы чувствуете себя так, словно у вас ни одного друга, вы всеми забыты и вас окружает только ненависть, мозг срывает стоп-кран, и вы погружаетесь в туман. Я жила в тумане неделю. Ощущения были такие, словно я воссоединилась со злом, потеряла родственника, кого-то из своего прошлого, кого я помнила очень смутно. А затем пришло осознание — о, да это же депрессия. Вспомнила. После выздоровления перестаешь помнить, что был болен. Вероятно, мозг предусмотрительно стирает воспоминания, потому что слишком страшно подумать, что такое может когда-нибудь повториться. А сейчас, когда моя депрессия вернулась, я поняла, что со мной творится. Это чувство, что меня отделили от собственного тела и сознания, — депрессия. Ну конечно, что же еще! В этот раз она отличается от всех предыдущих эпизодов. Раньше в этот момент меня бы накрыла волна паники, что все пропало: моей подлинной личности больше нет, вместо нее теперь новая, помертвевшая сущность. Теперь же, даже в этом состоянии хаоса, я отдаю себе отчет, что это временно: я просто больна, и потеря собственной идентичности — часть этой болезни; мой мозг просто на минуточку отлучился со своего рабочего места.
Я всегда знала, что однажды моя депрессия вернется. Я понимала, что чудесного исцеления не случится, поэтому я просто попыталась подготовиться к нашей следующей встрече с помощью практики осознанности. Возможно, поэтому сейчас я смотрю на ситуацию со стороны, а не застряла в полной темноте, не видя выхода.
О господи, как же мне жаль людей, которые, находясь в депрессии и чувствуя все то, что чувствую я, вынуждены еще ходить на работу! Тащить на себе неподъемную тяжесть и пытаться это скрыть, чтобы окружающие не подумали, что они симулируют какую-то иллюзорную болезнь. Ужас оттого, что, если кто-то спросит их, что с ними происходит, они не смогут рассказать. Когда человек в депрессии, самый жестокий его судья — он сам. Он заставляет себя продолжать делать все как обычно, даже когда внутри он сломан. Это все равно что бить умирающее животное, чтобы заставить его двигаться. Я в шоке, что столько людей продолжают ходить на работу и пытаются вести себя так, словно все в порядке. Они достойны посвящения в рыцари или медали за мужество, типа Пурпурного сердца[28], потому что самое сложное в состоянии депрессии — это продолжать вести себя как обычный человек, хотя вы себя так совсем не чувствуете.
Мне повезло, что я могу себе позволить переждать болезнь, потому что мне не нужно ходить на работу с девяти до пяти. Можно просто лечь и лежать. Баюкать себя, как маленького ребенка, и ждать, ждать, пока гигантская черная тень, закрывшая солнце, не уйдет.
Я не могу читать. Не могу шутить. Не могу даже просто разговаривать, встать с кровати или выйти на прогулку. Только в этот раз мне не страшно, что у меня депрессия: я достаточно ее изучила, и я знаю врага в лицо. А еще мне больше не стыдно: я знаю, что я это не придумала и что не смогу просто «взять себя в руки», чтобы все прекратилось. Страх — это симптом моей болезни. Я чувствую, что организм перешел в аварийный режим работы: химические вещества начали атаку на мой мозг, вызывая хаос и разрушения. Из этой болезни невозможно вырваться с помощью рационального мышления: сейчас главный в нашей паре — болезнь, а не я. Мне приходится постоянно напоминать себе, что я ни в чем не виновата, что нет разницы между состоянием физическим и психическим, такова реальность, что наше тело и сознание симбиотически взаимосвязаны. В обществе принято определенное отношение к заболеваниям психики: их не воспринимают всерьез. Но представьте, если бы кто-то сообщил мне, что у него волчанка (болезнь, которой кто-нибудь каждую неделю заболевает в «Докторе Хаусе»), а я бы отреагировала словами: «О, это всего лишь физическая болезнь, — возьми себя в руки».
Вчера я все-таки заставила себя выйти на прогулку и чувствовала себя так, словно каждый мой шаг последний и я сейчас провалюсь сквозь землю. Я старалась быть хорошей мамочкой и не переставала повторять себе, какая я молодец и что просто выйти на улицу — это уже победа. Так что мне по-прежнему страшно, но не оттого, что я теряю рассудок. Я отдаю себе отчет, что это все депрессия. Я уже знакома с этим монстром, изучила его вдоль и поперек и знаю, насколько глубоко он во мне укоренился и высасывает мою энергию. Я все это знаю, и все же у меня в ушах звучит гимн всех, кто в депрессии: «Сколько еще это будет продолжаться? Сколько еще?» Мне сложно писать все это, подбирать правильные слова и строить предложения, потому что у меня такое чувство, словно капитанская рубка пуста и за штурвалом никого нет. Я заставляю себя продолжать, чтобы помнить, каково это, и чтобы все, кто страдает от этой болезни, могли сказать: «Это не мое воображение. Я не потакаю своим прихотям».
19 декабря 2014 года
Неделю назад я покинула стены учреждения для заблудших и утративших душевный покой. Диктатор в моей голове все еще пытается орать, чтобы я подняла задницу, только в этот раз у меня есть уважительная причина — бумажка от психотерапевта, удостоверяющая, что я больна. Официальное разрешение не идти в школу, или куда там еще. Меня по-прежнему продолжает накрывать: каждый раз, когда на меня накатывает воспоминание о том, как у меня что-то не получилось, или мысль, что «мне следовало бы», возникает такое чувство, словно в сердце втыкают иглу и закачивают какой-то яд прямо в кровь. Я стараюсь отклонить или принять эти болезненные «мне следовало бы». Я утешаю себя и забочусь о себе, словно о больном ребенке.
21 декабря 2014 года
Когда вы больны физически, у этого состояния есть объяснение. Можно сказать: «Конечно, я чувствую себя ужасно, потому что подхватил инфекцию/вирус (нужное подчеркнуть)». При деменции можно утешаться тем, что вы даже не знаете, что с вами что-то не так. А в состоянии депрессии вы полностью отдаете себе отчет, что вас прежнего больше нет, все, что от вас осталось, — это физическая оболочка: вы превратились в зомби, который только и способен, что находить путь в ванную комнату и пищу. Такова депрессия.
25 января 2015 года
Я проснулась, и все было позади! Монстр ушел так же незаметно, как захватил меня. Больше его не было, и мне почти показалось, что мне приснился кошмарный сон. Вот только физические доказательства свидетельствовали об обратном: я была в кровати в грязной, мятой пижаме и с гнездом нечесаных волос на голове. Как животное после долгой спячки, я выглянула из своей берлоги и начала рассматривать, что меня окружает. Я видела свет. Затем зазвонил телефон. Это был издатель книги. Она поинтересовалась: «Ты закончила с депрессией?» — и, не дожидаясь моего ответа, продолжила: «Отлично, твой новый дедлайн — первое июля».
Глава 5. Шестинедельный курс по практике осознанности
Осознанность, как и все остальное в вашей жизни, — это не то, что можно делать правильно или неправильно. Забудьте о том, что нужно оправдать ожидания учителя, мамы или босса: они вам больше не указ — экзамены закончились, и теперь вы не сможете провалиться. Даже когда вы практикуете осознанность неправильно, вы все равно все делаете верно, потому что не пытаетесь что-то исправить или освободить сознание от мыслей: смысл в том, чтобы просто замечать, что творится у вас в голове. Этот шестинедельный курс по практике осознанности для тех, кто хочет спокойно спать по ночам и уметь концентрироваться на стоящей перед ним задаче. Приведенные упражнения не требуют отдельного места, пустой полутемной комнаты с палочкой благовония или коврика для медитации. Я настоятельно рекомендую сделать эти упражнения частью своей повседневной жизни, потому что именно в ней они вам пригодятся.
И еще одно: от вас не требуется пребывать в состоянии осознанности 24 часа в сутки, иначе у вас не получится выйти из квартиры и за десять лет, не говоря уж о том, чтобы надеть носки. Это просто упражнения, и их выполнение занимает ограниченное время. В конце концов, по мере того как вы будете накачивать свои новые «мускулы», осознанность сама будет проникать в вашу жизнь, постепенно превращая вас из человека в заднем ряду, играющего на треугольнике, в дирижера оркестра. Я еще вернусь к этому чуть позже, но вы можете практиковать осознанность в любом месте и в любое время.
Неделя 1. Заметить и проснуться
Я говорила о пользе умения концентрировать внимание. Сейчас я расскажу вам, как это делать. В течение первой недели мы будем учиться отключать автопилот. Вы вернетесь к своим чувствам и ощущениям и осознаете, насколько часто вы действуете на автопилоте.
Мы начнем с понимания, что означают мои слова, что осознанность — это навык замечать и принимать происходящее в данный момент. Предвижу ваши возражения: «Я и так все постоянно замечаю. Вы говорите очевидное». Как я упоминала в главе 1, автопилот — это удобный инструмент, позволяющий здорово облегчить жизнь. Вот только, используя его, вы рискуете пропустить саму поездку. Так что цель упражнений на этой неделе — просто замечать, когда вы действуете на автопилоте, и не ругать себя за это.
Я отдаю себе отчет, что, познакомившись с упражнениями, вы можете с разочарованным вздохом закатить глаза, но, если вы не начнете их выполнять, вы так и не нарастите свои «ментальные мускулы», чтобы потянуть на себя рычаг управления, когда ваш самолет идет на снижение.
После каждого упражнения я предлагаю несколько вопросов, над которыми стоит задуматься. Мой первый совет: отправляйтесь в магазин и купите себе дневник для записей. В нем можно фиксировать свои мысли, рисовать каракули или, если в этом мы с вами похожи, составлять список дел, который никогда не заканчивается. Вы заплатили за этот дневник и теперь можете делать с ним все что угодно. В течение всего курса записывайте хотя бы по несколько строчек ежедневно. Я предложу вам несколько вопросов, над которыми стоит подумать.
Упражнение. Вкус
Возьмите что-то, что вы с удовольствием отправите в рот (договоримся сразу — мы действуем в границах разумного). Отрежьте кусочек, который сможете прожевать (это может быть шоколад, банан, мясная тефтелька… Не буду продолжать — уверена, вы справитесь без моей подсказки.)
Положите кусочек на ладонь. Не думая о том, что со стороны вы выглядите нелепо (постарайтесь, чтобы вас в этот момент никто не видел), сконцентрируйтесь на том, что представляет собой ваше лакомство, словно вы никогда в жизни этого не видели, как будто только что родились или с луны свалились (что вам ближе).
Проявите любопытство и заметьте самые разные признаки: цвет, форму, текстуру, края…
Очень медленно, отслеживая свои внутренние ощущения, поднимите руку, возьмите кусочек с ладони и положите на язык. Заметьте вкус, форму, вес (пока не глотайте).
Примерно через минуту начните медленно разжевывать то, что находится у вас во рту, и заметьте, какие у вас ощущения от сладкого или горького вкуса.
Заметьте, как у вас возникла потребность сделать глотательное движение. Продолжайте медленно разжевывать и глотать, каждую секунду ощущая, как прожеванное скользит по пищеводу в желудок.
Цель этого упражнения не в том, чтобы вы узнали, какой из вас отличный жеватель, а в том, чтобы вы прочувствовали одно из самых обычных и повседневных действий, обратив на него пристальное внимание. Если во время упражнения мысли переключатся на что-то другое, верните их обратно.
Далее вопросы, на которые я предлагаю вам ответить:
• Насколько ваши ощущения отличались от тех, которые вы испытываете, когда едите как обычно?
• Какие ощущения вы у себя заметили: вкус, текстура, процесс жевания, глотания?
• На что переключились ваши мысли, когда вы потеряли концентрацию?
Задание на дом
Выберите любое занятие, которое вы выполняете ежедневно, и на несколько секунд, пока вы его делаете, постарайтесь обратить внимание на свои ощущения — вид, звук, вкус, запах, прикосновения, — не думайте об этом, просто постарайтесь почувствовать.
Выполняйте это упражнение с выбранным занятием каждый день в течение недели. Вот несколько примеров.
Душ. Какие у вас ощущения от воды? Как вы ощущаете состояние «мокрый»? Почувствуйте, какие движения вы делаете, намыливаясь и смывая мыльную пену, словно никогда в жизни не делали этого раньше. Заметьте, когда ваши мысли переключились на что-то другое, и верните себе концентрацию.
Заваривание чая. Делайте это медленно, постарайтесь ощутить малейшие детали того, как вы наливаете чай в чашку, мешаете, вдыхаете аромат, делаете глоток и вам удается не обжечь губы. Но даже если не удается… Постарайтесь прочувствовать и это тоже.
За компьютером. Что вы ощущаете, когда пальцы касаются клавиатуры? Выключите автопилот, когда вам потребуется напечатать текст, и прислушайтесь к ощущениям на кончиках пальцев. Заметьте: насколько у вас прямая спина? (Большинство своих электронных писем я печатаю в позе Горбуна из Нотр-Дама.)
И самое легкое: каждый день, когда вы входите в конкретную дверь или усаживаетесь на конкретный стул, пусть это станет напоминанием, чтобы оглянуться и заметить, что происходит вокруг: звуки, запахи, вид, ощущения в теле. И пожалуйста, никаких отговорок, что вы слишком заняты, чтобы проходить через дверной проем.
Мое следующее интервью было с трупом — женщиной, которая умерла лет десять назад, но которую привязали к стулу, придав телу вертикальное положение. Ее первые слова были почему-то о каре ягненка. Я мало что поняла из того, о чем еще она говорила. Затем меня отвезли в аэропорт, но ошиблись терминалом, так что я опоздала на рейс, и мне пришлось лететь более поздним рейсом. Самолет приземлился в Филадельфии в час ночи. В отеле при аэропорте мне сообщили, что мест нет, и предложили отвезти меня в другой отель, в другой галактике, черт знает где. Туда стоило ехать хотя бы ради того, чтобы услышать от водителя: «Есть и хорошая новость — там рядом Denny’s». (Для тех, кто не в курсе, Denny’s — это столовая, где всю ночь напролет можно заказывать яйца, когда так и не удалось уснуть после лошадиной дозы успокоительного.) В моем номере были отпечатки ног на стенах и на потолке и большие темные пятна на всем остальном.
После завершения своего триумфального турне (я продала четыре экземпляра) я отправилась в Гарвард, где мне предстояло несколько выступлений с рассказом о книге. К счастью, зал, в котором это должно было происходить, находился в паре метров от комнаты, предоставленной мне для проживания, так что даже я могла справиться с тем, чтобы преодолеть это расстояние, не заблудившись. С каждым вечером моя аудитория таяла на глазах. Я даже придумала новый термин для этого явления — «лысеющее место». Во время выступления я видела перед собой слегка озадаченные, но совсем не радостные лица зрителей. Они не знали, когда им смеяться или плакать, потому что большинство американцев (я помню это с детства) не в курсе, что это можно делать одновременно. Это навык, которым я владела всегда, и, к счастью, попав в Великобританию, я поняла, что у него есть название — ирония. Оглядываясь назад, думаю, мне стоило заранее подготовить таблички и поднимать их во время выступления: «Это смешно» и «Это не смешно». Возможно, мне также стоило озаботиться звуковой дорожкой с закадровым смехом. Было ясно одно: мои выступления тоже проходили так себе. В конце я слышала жидкие хлопки, старалась, чтобы мое сердце не разорвалось от горя, а затем бежала в свою комнату и пряталась под одеялом.
Я была уверена, что чувствую себя опустошенной и словно невидимой для всех, потому что была совсем одна, а на улице выпало много снега. (Видите, как просто обмануть самого себя, когда вы психически нездоровы?) С каждым днем мне становилось все хуже, но я не понимала, что происходит. Я продолжала пребывать в уверенности, что виной всему усилившийся снегопад. У меня серьезно повысилась тревожность (понятия не имею, почему я связывала ее со снегом), так что, когда мне приходилось пройти квартал, чтобы купить молоко, меня начинало трясти.
Я не поняла, что у меня депрессия, даже когда снегопад прекратился. Чтобы как-то провести день, я обычно брала такси (ходить пешком мне было слишком страшно) и ехала в процедурные кабинеты, где предлагали услуги по лечению травами. Там были немытые деревянные джакузи и слой липкой грязи на полу. Персонал всегда был очень вежлив со мной, и никого не интересовало, почему я дни напролет сижу в зоне ресепшен. За стойкой работала девушка, которую я сделала бы прототипом героини для одной из серий ситкома «Просто фантастика!»[24]. Она выглядела так, словно носит индейский амулет «ловец снов», а ее голос звучал как «китайские колокольчики». В том своем состоянии я почти любила ее, потому что она мило со мной общалась, уточняя через каждые несколько минут, не хочу ли я чая из коры ирикикимотото из Папуа — Новой Гвинеи. Она ни разу не спросила, почему я семь дней сижу у них, хотя у меня не назначено ни одной процедуры. Вот такой душевной — и неподходящей для своей работы — она была.
Кстати, я говорила, что тогда же у меня сломался ноутбук? Я обратилась в сервисный центр Genius, и мне сказали, что это какая-то мистика. Словно компьютерный полтергейст проник в жесткий диск и стер абсолютно все, что я когда-либо писала. Может быть, я подсознательно решила составить ему компанию, так что мой мозг тоже превратился в чистый лист. В торговом центре я выбрала новый ноутбук, а затем решила купить какой-нибудь еды в тех магазинах с бесконечными, словно дорожки для боулинга, рядами, заставленными салат-барами. В результате я шла по улицам Кембриджа, штат Массачусетс, с двумя пакетами в руках. В одном лежал новый ноутбук со всеми аксессуарами, а другой был набит замороженными йогуртами и печеньем Oreo. В конце концов меня подобрало такси, и остаток вечера я провела, стучась в двери и спрашивая, не здесь ли я живу.
К счастью, это все закончилось. Не знаю, как я вернулась обратно в Великобританию, но неделю спустя я обнаружила, что лечу в Норвегию. Я приняла это предложение о работе шесть месяцев назад, когда было тепло и солнечно.
И вот в начале декабря я сижу в самолете, абсолютно опустошенная внутренне, но с билетом на руках и сменой белья. Несколько часов и внутренних стыковочных рейсов спустя до меня стало доходить, что мы направляемся чуть ли не за Северный полярный круг, в место, куда, по моим представлениям, без собачьей упряжки не добраться. Я вышла из самолета в чернильную темноту (как я потом узнала, здесь так всегда). В аэропорту порыв ветра вырвал у меня из рук багаж (ветро-холодовой индекс[25] — 78 965 463) и принялся сдирать кожу с лица. Ощущения такие, словно вам делают дермабразию[26] бензопилой.
Городок, в который меня занесло, — это не аккуратные белые дощатые домики. Скорее он выглядел как одна большая, суровая фабрика по переработке рыбы и технического жира и вызывал мысли о Чернобыле. Меня разместили в минималистичном отеле. «Минимализмом» в данном случае называлось отсутствие мебели и длинные комнаты, как в фильме ужасов «Сияние». Я получила в свое распоряжение полностью белый люкс с белым коридором, который заканчивался засохшим растением. Я уже говорила, что отопление не работало, а ресторан закрылся навсегда?
Завтрака по утрам тоже не было, так что я пробиралась на кухню и воровала еду, как дикая белка. Солнце не вставало никогда — ни в десять утра, ни в час дня. Всю ночь напролет я слушала завывания ветра и стук дождя в оконное стекло. Я чувствовала себя так, словно стою под Ниагарским водопадом с листом фольги над головой. В тот момент, даже в состоянии депрессии, я начала смеяться. Словно крошечная щель в моем мозгу раскрылась и впустила немного света. Со стороны я отмечала забавные моменты в сложившейся ситуации. Меня привезли в бетонное здание, типичное для стран бывшего соцлагеря, где я должна была выступать. И вот в этой депрессивной атмосфере я рассказывала шести сотням зрителей (которые, скорее всего, были в депрессии) о депрессии.
Когда я возвращалась в Лондон, мой багаж снова потеряли. Без каких-либо видимых причин его отправили в Копенгаген.
И вот теперь я сижу в своей спальне, ощущая накрывающую меня темноту, которая блокирует все мысли. По крайней мере, благодаря практике осознанности я способна отделить себя от тех ужасных мыслей, которые словно задались целью полностью меня сломать и уничтожить. Благодаря практике осознанности я могу сказать: «Это депрессия», а не «Я в депрессии». Это мелочь, но она имеет значение. Я пытаюсь оседлать волну, а не уйти под воду. Пожелайте мне удачи.
Некоторое время спустя
Я мало что помню о том периоде, за исключением того, что кто-то советовал мне обратиться в психиатрическую больницу Priory[27]. Думаю, руководство больницы должно дать мне специальную скидку за то, что я делаю им рекламу и упомянула в своей последней книге. (Какими бы ни были у меня проблемы с головой, я всегда могу думать о скидках.)
Вот когда мне пригодилась осознанность. На этот раз я знала, что больна. Я знала, что я не чмо и что я не выдумываю. Мне потребовалось некоторое время, но я отдавала себе отчет, что не должна винить себя и наказывать. Я распознала депрессию всего за несколько недель, а не месяцев, так что я — молодец. Я нырнула в болезнь с головой, я сдалась и позволила ей взять верх. Я прекратила сопротивление, простила себя и не истязала приказами типа: «Соберись, тряпка!» Я просто это приняла. Первым шагом для меня стал тот факт, что я смогла простить себя за свою болезнь, не обрушившись при этом на себя с критикой, что у меня хватает наглости чувствовать себя «как-то не так», когда у меня есть еда и настоящая сумка от Prada. Своим обессиленным мозгом я понимала, что болезнь реальна и что я в ее власти. Пока.
В этот раз депрессия прошла гораздо быстрее, чем когда-либо раньше, благодаря тому, что я не беспокоилась по поводу того, что беспокоюсь, не боялась, что я боюсь, и не была подавлена из-за того, что была в подавленном состоянии. Всего лишь благодаря этому мне удалось избежать второй волны боли: я знала, что, хотя болезнь сама по себе реальна, вторую волну боли я создаю сама. Я пробыла в больнице всего неделю, а затем вернулась домой в кровать и стала пережидать. Моя дочь заботилась обо мне, понимая, что для меня было настоящим мучением даже налить чашку чая. Я также обнаружила, в первый раз, что могу писать, находясь в таком состоянии. Так что, пережидая болезнь, без полной уверенности, смогу ли я когда-нибудь снова стать собой, я делала следующие записи.
10 декабря 2014 года
Депрессия… И неизвестно, когда она закончится. Словно мой мозг говорит мне: «Ты зашла слишком далеко. Ты слишком на меня насела, так что я глушу мотор. Тебе пора остановиться, и я позабочусь о том, чтобы ты ничего не могла делать, даже если очень постараешься». Это своего рода механизм выживания: когда собственные мысли объявляют вам войну и вы чувствуете себя так, словно у вас ни одного друга, вы всеми забыты и вас окружает только ненависть, мозг срывает стоп-кран, и вы погружаетесь в туман. Я жила в тумане неделю. Ощущения были такие, словно я воссоединилась со злом, потеряла родственника, кого-то из своего прошлого, кого я помнила очень смутно. А затем пришло осознание — о, да это же депрессия. Вспомнила. После выздоровления перестаешь помнить, что был болен. Вероятно, мозг предусмотрительно стирает воспоминания, потому что слишком страшно подумать, что такое может когда-нибудь повториться. А сейчас, когда моя депрессия вернулась, я поняла, что со мной творится. Это чувство, что меня отделили от собственного тела и сознания, — депрессия. Ну конечно, что же еще! В этот раз она отличается от всех предыдущих эпизодов. Раньше в этот момент меня бы накрыла волна паники, что все пропало: моей подлинной личности больше нет, вместо нее теперь новая, помертвевшая сущность. Теперь же, даже в этом состоянии хаоса, я отдаю себе отчет, что это временно: я просто больна, и потеря собственной идентичности — часть этой болезни; мой мозг просто на минуточку отлучился со своего рабочего места.
Я всегда знала, что однажды моя депрессия вернется. Я понимала, что чудесного исцеления не случится, поэтому я просто попыталась подготовиться к нашей следующей встрече с помощью практики осознанности. Возможно, поэтому сейчас я смотрю на ситуацию со стороны, а не застряла в полной темноте, не видя выхода.
О господи, как же мне жаль людей, которые, находясь в депрессии и чувствуя все то, что чувствую я, вынуждены еще ходить на работу! Тащить на себе неподъемную тяжесть и пытаться это скрыть, чтобы окружающие не подумали, что они симулируют какую-то иллюзорную болезнь. Ужас оттого, что, если кто-то спросит их, что с ними происходит, они не смогут рассказать. Когда человек в депрессии, самый жестокий его судья — он сам. Он заставляет себя продолжать делать все как обычно, даже когда внутри он сломан. Это все равно что бить умирающее животное, чтобы заставить его двигаться. Я в шоке, что столько людей продолжают ходить на работу и пытаются вести себя так, словно все в порядке. Они достойны посвящения в рыцари или медали за мужество, типа Пурпурного сердца[28], потому что самое сложное в состоянии депрессии — это продолжать вести себя как обычный человек, хотя вы себя так совсем не чувствуете.
Мне повезло, что я могу себе позволить переждать болезнь, потому что мне не нужно ходить на работу с девяти до пяти. Можно просто лечь и лежать. Баюкать себя, как маленького ребенка, и ждать, ждать, пока гигантская черная тень, закрывшая солнце, не уйдет.
Я не могу читать. Не могу шутить. Не могу даже просто разговаривать, встать с кровати или выйти на прогулку. Только в этот раз мне не страшно, что у меня депрессия: я достаточно ее изучила, и я знаю врага в лицо. А еще мне больше не стыдно: я знаю, что я это не придумала и что не смогу просто «взять себя в руки», чтобы все прекратилось. Страх — это симптом моей болезни. Я чувствую, что организм перешел в аварийный режим работы: химические вещества начали атаку на мой мозг, вызывая хаос и разрушения. Из этой болезни невозможно вырваться с помощью рационального мышления: сейчас главный в нашей паре — болезнь, а не я. Мне приходится постоянно напоминать себе, что я ни в чем не виновата, что нет разницы между состоянием физическим и психическим, такова реальность, что наше тело и сознание симбиотически взаимосвязаны. В обществе принято определенное отношение к заболеваниям психики: их не воспринимают всерьез. Но представьте, если бы кто-то сообщил мне, что у него волчанка (болезнь, которой кто-нибудь каждую неделю заболевает в «Докторе Хаусе»), а я бы отреагировала словами: «О, это всего лишь физическая болезнь, — возьми себя в руки».
Вчера я все-таки заставила себя выйти на прогулку и чувствовала себя так, словно каждый мой шаг последний и я сейчас провалюсь сквозь землю. Я старалась быть хорошей мамочкой и не переставала повторять себе, какая я молодец и что просто выйти на улицу — это уже победа. Так что мне по-прежнему страшно, но не оттого, что я теряю рассудок. Я отдаю себе отчет, что это все депрессия. Я уже знакома с этим монстром, изучила его вдоль и поперек и знаю, насколько глубоко он во мне укоренился и высасывает мою энергию. Я все это знаю, и все же у меня в ушах звучит гимн всех, кто в депрессии: «Сколько еще это будет продолжаться? Сколько еще?» Мне сложно писать все это, подбирать правильные слова и строить предложения, потому что у меня такое чувство, словно капитанская рубка пуста и за штурвалом никого нет. Я заставляю себя продолжать, чтобы помнить, каково это, и чтобы все, кто страдает от этой болезни, могли сказать: «Это не мое воображение. Я не потакаю своим прихотям».
19 декабря 2014 года
Неделю назад я покинула стены учреждения для заблудших и утративших душевный покой. Диктатор в моей голове все еще пытается орать, чтобы я подняла задницу, только в этот раз у меня есть уважительная причина — бумажка от психотерапевта, удостоверяющая, что я больна. Официальное разрешение не идти в школу, или куда там еще. Меня по-прежнему продолжает накрывать: каждый раз, когда на меня накатывает воспоминание о том, как у меня что-то не получилось, или мысль, что «мне следовало бы», возникает такое чувство, словно в сердце втыкают иглу и закачивают какой-то яд прямо в кровь. Я стараюсь отклонить или принять эти болезненные «мне следовало бы». Я утешаю себя и забочусь о себе, словно о больном ребенке.
21 декабря 2014 года
Когда вы больны физически, у этого состояния есть объяснение. Можно сказать: «Конечно, я чувствую себя ужасно, потому что подхватил инфекцию/вирус (нужное подчеркнуть)». При деменции можно утешаться тем, что вы даже не знаете, что с вами что-то не так. А в состоянии депрессии вы полностью отдаете себе отчет, что вас прежнего больше нет, все, что от вас осталось, — это физическая оболочка: вы превратились в зомби, который только и способен, что находить путь в ванную комнату и пищу. Такова депрессия.
25 января 2015 года
Я проснулась, и все было позади! Монстр ушел так же незаметно, как захватил меня. Больше его не было, и мне почти показалось, что мне приснился кошмарный сон. Вот только физические доказательства свидетельствовали об обратном: я была в кровати в грязной, мятой пижаме и с гнездом нечесаных волос на голове. Как животное после долгой спячки, я выглянула из своей берлоги и начала рассматривать, что меня окружает. Я видела свет. Затем зазвонил телефон. Это был издатель книги. Она поинтересовалась: «Ты закончила с депрессией?» — и, не дожидаясь моего ответа, продолжила: «Отлично, твой новый дедлайн — первое июля».
Глава 5. Шестинедельный курс по практике осознанности
Осознанность, как и все остальное в вашей жизни, — это не то, что можно делать правильно или неправильно. Забудьте о том, что нужно оправдать ожидания учителя, мамы или босса: они вам больше не указ — экзамены закончились, и теперь вы не сможете провалиться. Даже когда вы практикуете осознанность неправильно, вы все равно все делаете верно, потому что не пытаетесь что-то исправить или освободить сознание от мыслей: смысл в том, чтобы просто замечать, что творится у вас в голове. Этот шестинедельный курс по практике осознанности для тех, кто хочет спокойно спать по ночам и уметь концентрироваться на стоящей перед ним задаче. Приведенные упражнения не требуют отдельного места, пустой полутемной комнаты с палочкой благовония или коврика для медитации. Я настоятельно рекомендую сделать эти упражнения частью своей повседневной жизни, потому что именно в ней они вам пригодятся.
И еще одно: от вас не требуется пребывать в состоянии осознанности 24 часа в сутки, иначе у вас не получится выйти из квартиры и за десять лет, не говоря уж о том, чтобы надеть носки. Это просто упражнения, и их выполнение занимает ограниченное время. В конце концов, по мере того как вы будете накачивать свои новые «мускулы», осознанность сама будет проникать в вашу жизнь, постепенно превращая вас из человека в заднем ряду, играющего на треугольнике, в дирижера оркестра. Я еще вернусь к этому чуть позже, но вы можете практиковать осознанность в любом месте и в любое время.
Неделя 1. Заметить и проснуться
Я говорила о пользе умения концентрировать внимание. Сейчас я расскажу вам, как это делать. В течение первой недели мы будем учиться отключать автопилот. Вы вернетесь к своим чувствам и ощущениям и осознаете, насколько часто вы действуете на автопилоте.
Мы начнем с понимания, что означают мои слова, что осознанность — это навык замечать и принимать происходящее в данный момент. Предвижу ваши возражения: «Я и так все постоянно замечаю. Вы говорите очевидное». Как я упоминала в главе 1, автопилот — это удобный инструмент, позволяющий здорово облегчить жизнь. Вот только, используя его, вы рискуете пропустить саму поездку. Так что цель упражнений на этой неделе — просто замечать, когда вы действуете на автопилоте, и не ругать себя за это.
Я отдаю себе отчет, что, познакомившись с упражнениями, вы можете с разочарованным вздохом закатить глаза, но, если вы не начнете их выполнять, вы так и не нарастите свои «ментальные мускулы», чтобы потянуть на себя рычаг управления, когда ваш самолет идет на снижение.
После каждого упражнения я предлагаю несколько вопросов, над которыми стоит задуматься. Мой первый совет: отправляйтесь в магазин и купите себе дневник для записей. В нем можно фиксировать свои мысли, рисовать каракули или, если в этом мы с вами похожи, составлять список дел, который никогда не заканчивается. Вы заплатили за этот дневник и теперь можете делать с ним все что угодно. В течение всего курса записывайте хотя бы по несколько строчек ежедневно. Я предложу вам несколько вопросов, над которыми стоит подумать.
Упражнение. Вкус
Возьмите что-то, что вы с удовольствием отправите в рот (договоримся сразу — мы действуем в границах разумного). Отрежьте кусочек, который сможете прожевать (это может быть шоколад, банан, мясная тефтелька… Не буду продолжать — уверена, вы справитесь без моей подсказки.)
Положите кусочек на ладонь. Не думая о том, что со стороны вы выглядите нелепо (постарайтесь, чтобы вас в этот момент никто не видел), сконцентрируйтесь на том, что представляет собой ваше лакомство, словно вы никогда в жизни этого не видели, как будто только что родились или с луны свалились (что вам ближе).
Проявите любопытство и заметьте самые разные признаки: цвет, форму, текстуру, края…
Очень медленно, отслеживая свои внутренние ощущения, поднимите руку, возьмите кусочек с ладони и положите на язык. Заметьте вкус, форму, вес (пока не глотайте).
Примерно через минуту начните медленно разжевывать то, что находится у вас во рту, и заметьте, какие у вас ощущения от сладкого или горького вкуса.
Заметьте, как у вас возникла потребность сделать глотательное движение. Продолжайте медленно разжевывать и глотать, каждую секунду ощущая, как прожеванное скользит по пищеводу в желудок.
Цель этого упражнения не в том, чтобы вы узнали, какой из вас отличный жеватель, а в том, чтобы вы прочувствовали одно из самых обычных и повседневных действий, обратив на него пристальное внимание. Если во время упражнения мысли переключатся на что-то другое, верните их обратно.
Далее вопросы, на которые я предлагаю вам ответить:
• Насколько ваши ощущения отличались от тех, которые вы испытываете, когда едите как обычно?
• Какие ощущения вы у себя заметили: вкус, текстура, процесс жевания, глотания?
• На что переключились ваши мысли, когда вы потеряли концентрацию?
Задание на дом
Выберите любое занятие, которое вы выполняете ежедневно, и на несколько секунд, пока вы его делаете, постарайтесь обратить внимание на свои ощущения — вид, звук, вкус, запах, прикосновения, — не думайте об этом, просто постарайтесь почувствовать.
Выполняйте это упражнение с выбранным занятием каждый день в течение недели. Вот несколько примеров.
Душ. Какие у вас ощущения от воды? Как вы ощущаете состояние «мокрый»? Почувствуйте, какие движения вы делаете, намыливаясь и смывая мыльную пену, словно никогда в жизни не делали этого раньше. Заметьте, когда ваши мысли переключились на что-то другое, и верните себе концентрацию.
Заваривание чая. Делайте это медленно, постарайтесь ощутить малейшие детали того, как вы наливаете чай в чашку, мешаете, вдыхаете аромат, делаете глоток и вам удается не обжечь губы. Но даже если не удается… Постарайтесь прочувствовать и это тоже.
За компьютером. Что вы ощущаете, когда пальцы касаются клавиатуры? Выключите автопилот, когда вам потребуется напечатать текст, и прислушайтесь к ощущениям на кончиках пальцев. Заметьте: насколько у вас прямая спина? (Большинство своих электронных писем я печатаю в позе Горбуна из Нотр-Дама.)
И самое легкое: каждый день, когда вы входите в конкретную дверь или усаживаетесь на конкретный стул, пусть это станет напоминанием, чтобы оглянуться и заметить, что происходит вокруг: звуки, запахи, вид, ощущения в теле. И пожалуйста, никаких отговорок, что вы слишком заняты, чтобы проходить через дверной проем.