Золотой жук мисс Бенсон
Часть 28 из 39 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Может, они коммунистки?
– Сомневаюсь. Их вообще вряд ли могут связывать некие общие политические взгляды.
Британские жены продолжали как завороженные смотреть на миссис Поуп. С открытыми от изумления ртами они походили на беспомощных цыплят, ждущих корма.
– Но кто же они такие, миссис Поуп?
Миссис Поуп отложила шитье, высоко вскинула голову и некоторое время выразительно молчала. Поняв, что пауза получилась достаточно длинной, она решительно выложила на стол свой козырной туз:
– Это Нэнси Коллетт и Женщина без Головы!
Британские жены буквально онемели. Заявление миссис Поуп их окончательно ошеломило. А она, воспользовавшись произведенным эффектом, разложила перед ними собранное ею досье, состоящее из газетных вырезок. Ей удалось раздобыть все британские газеты, приходившие в консульство; к счастью, туда присылали даже самые низкопробные желтые листки. И вот сейчас, смахнув со стола готовые и недоделанные игрушки, иголки, нитки и кусочки фетра, миссис Поуп принялась ряд за рядом раскладывать собранные материалы. Среди них была и свадебная фотография Нэнси Коллетт; и еще одна, где она вместе с мужем присутствует на какой-то чайной церемонии в окружении шимпанзе; и третья, где она в шляпе с вишнями. Женщины сгрудились над столом, чтобы получше все рассмотреть.
– Ужасно трудно понять, она это или нет, – сказала Корал Пеппер. – Собственно, на этих фотографиях нет ни одного четкого изображения ее лица. Да и сама она по большей части чем-нибудь скрыта.
– А кто тогда та вторая? Ну, та, чья карикатура помещена в газете? – спросила Дафна.
– Это как раз и есть мисс Бенсон.
– Наверное, только в восприятии данного художника?
Миссис Поуп перелистала пальцем газетные вырезки, пытаясь найти ту единственную, где было названо полное имя мисс Бенсон. Британские жены тут же схватили листок и пустили его по кругу. Затем они стали читать и другие статьи, передавая их друг другу и старательно запоминая заголовки, детали преступления, показания свидетелей и различные истории, рассказанные любовниками Нэнси Коллетт. Особое впечатление производили заголовки:
Где сейчас Нэнси Коллетт?
Эта женщина непременно должна быть повешена!
Самая разыскиваемая преступница Британии.
Но как же нам теперь следует поступить? – спрашивали британские жены. Может, стоит сообщить французской полиции? Или позвонить кому-то из членов британского правительства? А может, написать самому королю?
– Эти женщины, безусловно, должны быть арестованы и отправлены в Великобританию, – твердо заявила миссис Поуп, – где они предстанут перед судом за то, что убили героя войны. Поэтому совершенно недопустимо, чтобы мы просто сидели сложа руки и позволяли им уйти от наказания. – Британские жены дружно закивали.
И вдруг чей-то девчоночий голос окликнул миссис Поуп:
– Виктория!
Все сразу притихли. Воцарившееся молчание было настолько плотным, что его, казалось, не возьмут даже ножницы по металлу. Никто и никогда не называл миссис Поуп просто по имени. Даже Морис – хотя, наверное, в постели он ее «миссис Поуп» все-таки не называл. Но если у кого и мелькнула вдруг такая ехидная мыслишка, то ее сразу постарались прогнать. Никому не хотелось заострять эту тему.
А звонкий голосок раздался снова и прозвучал, пожалуй, еще более нахально:
– Виктория, вы увлекаетесь!
Миссис Поуп обернулась.
– Миссис Вигз? Вы подвергаете мои выводы сомнению?
Долли вспыхнула и стала похожа на красный тюльпан. У нее даже шея покраснела, даже мочки ушей.
– Извините меня, Виктория, но, когда Дафна пару недель назад предположила нечто подобное, вы сразу возразили и попросили всех нас сохранять здравомыслие.
(«Это правда, миссис Поуп, – еле слышно прошептала Дафна. – Вы действительно именно так и сказали».)
– По-моему, нам нужно остановиться, Виктория, пока мы не поставили себя в глупое положение. Как с теми вязаными ракетами, помните? Вам следует прекратить эти расследования, иначе все мы превратимся в посмешище. Ну, что плохого кому-то из нас сделали эти женщины? Они же просто жуков ищут.
Когда Долли напомнила о нелепых вязаных ракетах, британских жен охватил новый приступ молчаливых раздумий. И раздумья эти были удивительно похожи на британский снег – который и не думает ложиться, а всего лишь создает на улицах отвратительную скользкую и грязную пленку. И тут вдруг Дафна Джинджер и Корал Пеппер вспомнили, что им давно пора идти. Они совсем позабыли, что у них дома полно всяких важных дел. А в течение получаса разошлись и остальные британские жены, тоже припомнив о неких неотложных делах, требующих их внимания. Взяв свои сумочки, они дружно принялись надевать легкие летние пальто и шляпки.
– Но мы же должны что-то предпринять! – возмущенно, хотя и немного растерянно воскликнула миссис Поуп. – Нельзя же позволить этим преступницам уйти от наказания…
Слишком поздно. Не осталась даже Долли. Пятничные занятия рукоделием были закончены, но за все время посиделок никто даже не прикоснулся к пасхальным кроликам из фетра. Планы миссис Поуп оказались нарушены; мало того, из нее сделали посмешище, и это приводило ее в ярость. Ничего, она еще им всем покажет – и не только британским женам, но и этим Марджери Бенсон и Нэнси Коллетт! Она всем даст понять, что не позволит выказывать к ней неуважение и тем более пренебрежение.
* * *
Миссис Поуп взяла машину и направилась прямиком в британское консульство. Мориса не было – он с кем-то встречался по поводу расширения местного гольф-клуба. Она больше часа его ждала, а потом он заявил ей, что просто не представляет себе, как это две британские женщины, разыскиваемые за убийство, сумели проделать такой далекий путь и забраться аж в Новую Каледонию. Ведь для начала они должны были пройти через таможенную службу. И Морис, решив, что вопрос исчерпан, спросил, помнит ли миссис Поуп, что голландский министр приглашен к ним в шесть часов на коктейли с канапе?
Уже в дверях миссис Поуп остановилась и спросила:
– Ты будешь обедать дома?
– Нет, сегодня нет.
– Может быть, мне тебя подождать с обедом?
– Не стоит, дома я точно обедать не буду.
– Ну, конечно, – сказала она. – Конечно.
* * *
Когда миссис Поуп подъехала к полицейскому участку, народу там было полно. Люди пришли не только с корзинами и мешками, но и с собаками и даже со свиньями.
Наконец настала очередь миссис Поуп. Офицер-француз жестом поманил ее к себе.
Она, очень четко выговаривая французские слова, объяснила, что именно нужно сделать. Две британские гражданки, которых разыскивают за кражу в католической школе, бежали в Пум. Она знает, кто они такие. Их нужно немедленно оттуда вернуть и передать в руки британского правительства. Это знаменитые убийцы – Нэнси Коллетт и ее сообщница. Свою речь миссис Поуп пришлось повторить несколько раз, поскольку французский полицейский никак не мог уразуметь, о чем она толкует.
– В Великобритании они объявлены в розыск. – Миссис Поуп извлекла свое досье. Вырезки из газет трепетали у нее в руках, точно бумажные флажки. – Их поимка – дело исключительной срочности.
Полицейский попытался что-то понять из предъявленных миссис Поуп газетных вырезок, но это явно вызвало у него еще более серьезные затруднения.
Она еще раз повторила по-французски:
– Вам нужно найти весьма крупную женщину с густыми темными волосами; ей лет пятьдесят с лишком. Вторая преступница – маленького роста с вытравленными перекисью волосами и очень худенькая. С ними также может быть некий мужчина. Хотя в этом я не уверена. – Миссис Поуп прибавила еще, что у крупной женщины полностью отсутствует чувство стиля и одета она просто безобразно, но полицейский явно счел эту информацию не заслуживающей внимания. Он даже блокнот свой не открыл.
И тогда миссис Поуп выложила свой последний козырь.
– Вы что, не понимаете? У них даже визы нет! – сказала она. – Эти женщины находятся в Новой Каледонии незаконно, без виз. Даже мой муж, британский консул, не сумел помочь им получить эти визы!
И тут, наконец, француз хоть как-то отреагировал. Он пожал плечами, сказал: «Bien sûr», – и пообещал послать в Пум полицейскую машину.
44
Кто же знал, что будет столько крови?
Э
то заняло полных два дня. Инид страшно кричала и ругалась на всех языках, в том числе и неведомых людям. Но категорически отказывалась вызывать врача. Впрочем, вряд ли Марджери удалось бы здесь его отыскать. Их бунгало находилось на самом краю селения, у подножия горы, в густом лесу. Здесь даже мальчишки из трущоб появлялись редко. Инид требовала, чтобы именно Марджери приняла ее ребенка, «раз уж она ее сюда притащила».
– Но ведь рожать тебе еще не пора! – такова была первая фраза, которую выпалила Марджери, опрометью влетев в хижину и обнаружив, что никто из украденного револьвера в Инид не целится – чего Марджери больше всего опасалась, – а сама Инид стоит посреди комнаты в луже воды, и вода все продолжает из нее вытекать, струясь по ногам. – Инид, ты же говорила, что твой ребенок появится на свет не раньше мая! Ты обещала мне! Хватит лгать! Мы же договорились, что…
Инид сопела и фыркала, как бульдог. А потом вдруг заорала так, словно Марджери все еще находилась на полпути к дому.
– Ну, может, я неправильно подсчитала! Я же говорила, что у меня тогда все в голове помутилось. И потом, я не хотела лишний раз тебя тревожить…
– Не хотела меня тревожить?! А сейчас ты меня не растревожила? Больше уж, кажется, растревожить невозможно!
В ответ Инид зарычала. Нет, она и в самом деле зарычала, как зверь.
– Инид, я совершенно не представляю, что делать! И крови я ужасно боюсь. Ты же сама это знаешь. Пожалуйста, немедленно все это прекрати. Ты же не можешь рожать здесь. Тебе нужно в больницу. Нам совершенно необходимо как-то добраться до Нумеа. Только там ты будешь в безопасности.
В ответ Инид пронзительно выкрикнула еще что-то на неизвестном иностранном языке, видимо, некое ругательство, а потом, стиснув кулаки так, что побелели косточки, неожиданно спокойно сказала:
– Ты, возможно, забыла, Мардж, но нас с тобой разыскивают, как убийц. О мелких кражах я уж и не говорю. Регистрация в больнице – идея далеко не самая удачная. И потом, как нам до Нумеа-то добраться? Остановить машину на шоссе и попросить нас подвезти? Ты пойми: у меня уже воды отошли! Ребенок вот-вот родится! Так что сейчас для меня это самое безопасное место. И не вздумай падать в обморок, Мардж! Клянусь, я просто убью тебя, если ты опять отключишься. А теперь нам нужны чистые полотенца, чистые простыни, одеяла, горячая вода, чистые ножи…
Это продолжалось час за часом, и конца видно не было. Марджери едва смогла на минутку закрыть глаза. Инид то начинала реветь, как дикий зверь, и ползать на четвереньках с искаженным лицом, уверяя Марджери, что она рожает и нужно приготовиться, но потом боли вновь сходили на нет. И тогда она полусидя приваливалась к стене или даже сворачивалась клубком на полу и засыпала. А иногда вставала и начинала ходить взад-вперед по веранде, стеная и царапая себе поясницу. Или описывала круги по большой комнате – Марджери даже на всякий случай передвинула кресло, означив им слабое место в полу, поскольку боялась, что Инид в эту бывшую дыру провалится. В Пуме она приняла решение незамедлительно начать приводить в порядок коллекцию для продажи. Но сейчас даже думать об этом времени не было: обернув вокруг талии большой чистый лоскут, а вторым лоскутом повязав голову, как тюрбаном, Марджери натаскала воды из ручья и даже попыталась разжечь возле дома костер, чтобы на нем поскорее эту воду согреть. Затем она разыскала множество грязных полотенец, выстирала их и развесила на веревке, хорошенько встряхнув, чтобы поскорей высохли. Она даже пол в бунгало вымыла.
Но все это она делала, по-прежнему пребывая в страшной растерянности, а потому действия ее как бы накладывались одно на другое. Она то приносила Инид воды, то растирала ей виски, то держала ее за руку. Ей пришлось заново мыть пол, когда Инид нечаянно обкакалась. Марджери собрала и сложила в стопку все одеяла, какие смогла найти; простерилизовала все даже относительно острые ножи. И продолжала надеяться, что в последний решающий миг все произойдет само собой и очень быстро, а от нее никакой реальной помощи не потребуется. Марджери понятия не имела ни о том, что первые роды могут весьма затянуться, ни о том, сколько сил тратит женщина на то, чтобы произвести на свет дитя. В ее жизни был только один близкий человек, которому довелось это делать, – ее мать; но мать, разумеется, никогда с ней на эту тему не говорила. И сейчас, вспомнив об этом, Марджери подумала: поразительно, ведь матери пришлось рожать не один, а целых пять раз, однако ей, своей дочери, она ничего об этом не рассказывала. Словно у нее вообще никаких детей не было.
Между тем Инид то пронзительно взвизгивала, то начинала плакать, то яростно брыкалась, то беспомощно хныкала, ползая на четвереньках вся мокрая от пота, то, скорчившись, молча лежала под стеной. Ее огромный живот сполз совсем низко, и казалось, что его содержимое в любую секунду может выскользнуть наружу – хотя как именно это произойдет, Марджери даже представить себе не могла. Никогда в жизни она не чувствовала себя настолько бесполезной. И все время подыскивала себе какие-то занятия: складывала москитные сетки, выскребала грязь из углов, все время что-то мыла или стирала. Время летело быстро – только что был ясный день, а оказывается, пора уже и лампу зажигать.
«Бранстонские пикули, горячие ванны, осенние листья, тосты с мармеладом…» – вспомнились ей причитания консульских дам.
Примерно то же самое произошло и с Инид: после двенадцати часов схваток она была настолько измучена, что совсем помрачнела и между приступами боли начала перечислять все то, по чему успела соскучиться. И не умолкала ни на минуту. Сидела, опустив ноги в ведро с холодной водой, и, словно бесконечный список покупок, перечисляла все подряд: светлый моросящий дождик, зеленая трава, голуби, крикет, фишн-чипс, батончики «Уитабикс», чистящий порошок «Вим», крахмал «Робин», мыльные хлопья для уборки дома, какао фирмы «Раунтри», воздушные пшеничные зерна «Квакер», рыбный паштет «Шипам», горчица «Берд» и даже смог. Инид призналась, что соскучилась даже по британскому смогу. Даже по фальшивым угольным каминам, в которых угли только светились красным, но не горели и ничем не пахли. А еще она очень соскучилась по цветущим нарциссам и по белому хлебу. Сказав это, она даже расплакалась. Она не могла поверить, что никогда больше этого не увидит. И снова принялась перечислять: сливочный соус для салата, бумажные магазинные пакеты, огни автомобилей на улицах, настоящие очереди, книжечки продуктовых талонов, клеенчатые или прорезиненные шляпы, защищающие от дождя, автобусные кондукторы, журнал «Радио Таймс»… «Британский фестиваль! – вдруг прорыдала она, и у нее потекло из носа. – Я больше никогда не увижу Британский фестиваль!» И так много часов подряд. А меж тем сквозь деревья уже просачивался свет зари.
Марджери опустилась возле Инид на колени. Она так устала, что у нее все плыло перед глазами, и в то же время была настолько напряжена, что собственное тело казалось ей твердым, как доска. Она вытерла лицо Инид чистым лоскутом, растерла ей ноги и взяла ее за руку, что, безусловно, было ошибкой: во время очередной схватки Инид так в нее вцепилась, что Марджери показалось, будто руку ей переехал джип. Когда Инид снова отпустило, она опять принялась вспоминать все то, что осталось там, дома, и опять стала лить слезы и причитать:
– Я же понимаю, что я тебе в тягость. Я только мешаю тебе. Это я виновата в том, что ты не нашла своего золотого жука. Если бы не я, ты бы уже давно его нашла. И сейчас собиралась бы вернуться в Британию. И у тебя было бы все, к чему можно вернуться. У тебя вообще все получилось бы гораздо лучше, если бы я тогда осталась в Брисбене с Тейлором. Я же говорила, чтобы ты ехала без меня.
– Сомневаюсь. Их вообще вряд ли могут связывать некие общие политические взгляды.
Британские жены продолжали как завороженные смотреть на миссис Поуп. С открытыми от изумления ртами они походили на беспомощных цыплят, ждущих корма.
– Но кто же они такие, миссис Поуп?
Миссис Поуп отложила шитье, высоко вскинула голову и некоторое время выразительно молчала. Поняв, что пауза получилась достаточно длинной, она решительно выложила на стол свой козырной туз:
– Это Нэнси Коллетт и Женщина без Головы!
Британские жены буквально онемели. Заявление миссис Поуп их окончательно ошеломило. А она, воспользовавшись произведенным эффектом, разложила перед ними собранное ею досье, состоящее из газетных вырезок. Ей удалось раздобыть все британские газеты, приходившие в консульство; к счастью, туда присылали даже самые низкопробные желтые листки. И вот сейчас, смахнув со стола готовые и недоделанные игрушки, иголки, нитки и кусочки фетра, миссис Поуп принялась ряд за рядом раскладывать собранные материалы. Среди них была и свадебная фотография Нэнси Коллетт; и еще одна, где она вместе с мужем присутствует на какой-то чайной церемонии в окружении шимпанзе; и третья, где она в шляпе с вишнями. Женщины сгрудились над столом, чтобы получше все рассмотреть.
– Ужасно трудно понять, она это или нет, – сказала Корал Пеппер. – Собственно, на этих фотографиях нет ни одного четкого изображения ее лица. Да и сама она по большей части чем-нибудь скрыта.
– А кто тогда та вторая? Ну, та, чья карикатура помещена в газете? – спросила Дафна.
– Это как раз и есть мисс Бенсон.
– Наверное, только в восприятии данного художника?
Миссис Поуп перелистала пальцем газетные вырезки, пытаясь найти ту единственную, где было названо полное имя мисс Бенсон. Британские жены тут же схватили листок и пустили его по кругу. Затем они стали читать и другие статьи, передавая их друг другу и старательно запоминая заголовки, детали преступления, показания свидетелей и различные истории, рассказанные любовниками Нэнси Коллетт. Особое впечатление производили заголовки:
Где сейчас Нэнси Коллетт?
Эта женщина непременно должна быть повешена!
Самая разыскиваемая преступница Британии.
Но как же нам теперь следует поступить? – спрашивали британские жены. Может, стоит сообщить французской полиции? Или позвонить кому-то из членов британского правительства? А может, написать самому королю?
– Эти женщины, безусловно, должны быть арестованы и отправлены в Великобританию, – твердо заявила миссис Поуп, – где они предстанут перед судом за то, что убили героя войны. Поэтому совершенно недопустимо, чтобы мы просто сидели сложа руки и позволяли им уйти от наказания. – Британские жены дружно закивали.
И вдруг чей-то девчоночий голос окликнул миссис Поуп:
– Виктория!
Все сразу притихли. Воцарившееся молчание было настолько плотным, что его, казалось, не возьмут даже ножницы по металлу. Никто и никогда не называл миссис Поуп просто по имени. Даже Морис – хотя, наверное, в постели он ее «миссис Поуп» все-таки не называл. Но если у кого и мелькнула вдруг такая ехидная мыслишка, то ее сразу постарались прогнать. Никому не хотелось заострять эту тему.
А звонкий голосок раздался снова и прозвучал, пожалуй, еще более нахально:
– Виктория, вы увлекаетесь!
Миссис Поуп обернулась.
– Миссис Вигз? Вы подвергаете мои выводы сомнению?
Долли вспыхнула и стала похожа на красный тюльпан. У нее даже шея покраснела, даже мочки ушей.
– Извините меня, Виктория, но, когда Дафна пару недель назад предположила нечто подобное, вы сразу возразили и попросили всех нас сохранять здравомыслие.
(«Это правда, миссис Поуп, – еле слышно прошептала Дафна. – Вы действительно именно так и сказали».)
– По-моему, нам нужно остановиться, Виктория, пока мы не поставили себя в глупое положение. Как с теми вязаными ракетами, помните? Вам следует прекратить эти расследования, иначе все мы превратимся в посмешище. Ну, что плохого кому-то из нас сделали эти женщины? Они же просто жуков ищут.
Когда Долли напомнила о нелепых вязаных ракетах, британских жен охватил новый приступ молчаливых раздумий. И раздумья эти были удивительно похожи на британский снег – который и не думает ложиться, а всего лишь создает на улицах отвратительную скользкую и грязную пленку. И тут вдруг Дафна Джинджер и Корал Пеппер вспомнили, что им давно пора идти. Они совсем позабыли, что у них дома полно всяких важных дел. А в течение получаса разошлись и остальные британские жены, тоже припомнив о неких неотложных делах, требующих их внимания. Взяв свои сумочки, они дружно принялись надевать легкие летние пальто и шляпки.
– Но мы же должны что-то предпринять! – возмущенно, хотя и немного растерянно воскликнула миссис Поуп. – Нельзя же позволить этим преступницам уйти от наказания…
Слишком поздно. Не осталась даже Долли. Пятничные занятия рукоделием были закончены, но за все время посиделок никто даже не прикоснулся к пасхальным кроликам из фетра. Планы миссис Поуп оказались нарушены; мало того, из нее сделали посмешище, и это приводило ее в ярость. Ничего, она еще им всем покажет – и не только британским женам, но и этим Марджери Бенсон и Нэнси Коллетт! Она всем даст понять, что не позволит выказывать к ней неуважение и тем более пренебрежение.
* * *
Миссис Поуп взяла машину и направилась прямиком в британское консульство. Мориса не было – он с кем-то встречался по поводу расширения местного гольф-клуба. Она больше часа его ждала, а потом он заявил ей, что просто не представляет себе, как это две британские женщины, разыскиваемые за убийство, сумели проделать такой далекий путь и забраться аж в Новую Каледонию. Ведь для начала они должны были пройти через таможенную службу. И Морис, решив, что вопрос исчерпан, спросил, помнит ли миссис Поуп, что голландский министр приглашен к ним в шесть часов на коктейли с канапе?
Уже в дверях миссис Поуп остановилась и спросила:
– Ты будешь обедать дома?
– Нет, сегодня нет.
– Может быть, мне тебя подождать с обедом?
– Не стоит, дома я точно обедать не буду.
– Ну, конечно, – сказала она. – Конечно.
* * *
Когда миссис Поуп подъехала к полицейскому участку, народу там было полно. Люди пришли не только с корзинами и мешками, но и с собаками и даже со свиньями.
Наконец настала очередь миссис Поуп. Офицер-француз жестом поманил ее к себе.
Она, очень четко выговаривая французские слова, объяснила, что именно нужно сделать. Две британские гражданки, которых разыскивают за кражу в католической школе, бежали в Пум. Она знает, кто они такие. Их нужно немедленно оттуда вернуть и передать в руки британского правительства. Это знаменитые убийцы – Нэнси Коллетт и ее сообщница. Свою речь миссис Поуп пришлось повторить несколько раз, поскольку французский полицейский никак не мог уразуметь, о чем она толкует.
– В Великобритании они объявлены в розыск. – Миссис Поуп извлекла свое досье. Вырезки из газет трепетали у нее в руках, точно бумажные флажки. – Их поимка – дело исключительной срочности.
Полицейский попытался что-то понять из предъявленных миссис Поуп газетных вырезок, но это явно вызвало у него еще более серьезные затруднения.
Она еще раз повторила по-французски:
– Вам нужно найти весьма крупную женщину с густыми темными волосами; ей лет пятьдесят с лишком. Вторая преступница – маленького роста с вытравленными перекисью волосами и очень худенькая. С ними также может быть некий мужчина. Хотя в этом я не уверена. – Миссис Поуп прибавила еще, что у крупной женщины полностью отсутствует чувство стиля и одета она просто безобразно, но полицейский явно счел эту информацию не заслуживающей внимания. Он даже блокнот свой не открыл.
И тогда миссис Поуп выложила свой последний козырь.
– Вы что, не понимаете? У них даже визы нет! – сказала она. – Эти женщины находятся в Новой Каледонии незаконно, без виз. Даже мой муж, британский консул, не сумел помочь им получить эти визы!
И тут, наконец, француз хоть как-то отреагировал. Он пожал плечами, сказал: «Bien sûr», – и пообещал послать в Пум полицейскую машину.
44
Кто же знал, что будет столько крови?
Э
то заняло полных два дня. Инид страшно кричала и ругалась на всех языках, в том числе и неведомых людям. Но категорически отказывалась вызывать врача. Впрочем, вряд ли Марджери удалось бы здесь его отыскать. Их бунгало находилось на самом краю селения, у подножия горы, в густом лесу. Здесь даже мальчишки из трущоб появлялись редко. Инид требовала, чтобы именно Марджери приняла ее ребенка, «раз уж она ее сюда притащила».
– Но ведь рожать тебе еще не пора! – такова была первая фраза, которую выпалила Марджери, опрометью влетев в хижину и обнаружив, что никто из украденного револьвера в Инид не целится – чего Марджери больше всего опасалась, – а сама Инид стоит посреди комнаты в луже воды, и вода все продолжает из нее вытекать, струясь по ногам. – Инид, ты же говорила, что твой ребенок появится на свет не раньше мая! Ты обещала мне! Хватит лгать! Мы же договорились, что…
Инид сопела и фыркала, как бульдог. А потом вдруг заорала так, словно Марджери все еще находилась на полпути к дому.
– Ну, может, я неправильно подсчитала! Я же говорила, что у меня тогда все в голове помутилось. И потом, я не хотела лишний раз тебя тревожить…
– Не хотела меня тревожить?! А сейчас ты меня не растревожила? Больше уж, кажется, растревожить невозможно!
В ответ Инид зарычала. Нет, она и в самом деле зарычала, как зверь.
– Инид, я совершенно не представляю, что делать! И крови я ужасно боюсь. Ты же сама это знаешь. Пожалуйста, немедленно все это прекрати. Ты же не можешь рожать здесь. Тебе нужно в больницу. Нам совершенно необходимо как-то добраться до Нумеа. Только там ты будешь в безопасности.
В ответ Инид пронзительно выкрикнула еще что-то на неизвестном иностранном языке, видимо, некое ругательство, а потом, стиснув кулаки так, что побелели косточки, неожиданно спокойно сказала:
– Ты, возможно, забыла, Мардж, но нас с тобой разыскивают, как убийц. О мелких кражах я уж и не говорю. Регистрация в больнице – идея далеко не самая удачная. И потом, как нам до Нумеа-то добраться? Остановить машину на шоссе и попросить нас подвезти? Ты пойми: у меня уже воды отошли! Ребенок вот-вот родится! Так что сейчас для меня это самое безопасное место. И не вздумай падать в обморок, Мардж! Клянусь, я просто убью тебя, если ты опять отключишься. А теперь нам нужны чистые полотенца, чистые простыни, одеяла, горячая вода, чистые ножи…
Это продолжалось час за часом, и конца видно не было. Марджери едва смогла на минутку закрыть глаза. Инид то начинала реветь, как дикий зверь, и ползать на четвереньках с искаженным лицом, уверяя Марджери, что она рожает и нужно приготовиться, но потом боли вновь сходили на нет. И тогда она полусидя приваливалась к стене или даже сворачивалась клубком на полу и засыпала. А иногда вставала и начинала ходить взад-вперед по веранде, стеная и царапая себе поясницу. Или описывала круги по большой комнате – Марджери даже на всякий случай передвинула кресло, означив им слабое место в полу, поскольку боялась, что Инид в эту бывшую дыру провалится. В Пуме она приняла решение незамедлительно начать приводить в порядок коллекцию для продажи. Но сейчас даже думать об этом времени не было: обернув вокруг талии большой чистый лоскут, а вторым лоскутом повязав голову, как тюрбаном, Марджери натаскала воды из ручья и даже попыталась разжечь возле дома костер, чтобы на нем поскорее эту воду согреть. Затем она разыскала множество грязных полотенец, выстирала их и развесила на веревке, хорошенько встряхнув, чтобы поскорей высохли. Она даже пол в бунгало вымыла.
Но все это она делала, по-прежнему пребывая в страшной растерянности, а потому действия ее как бы накладывались одно на другое. Она то приносила Инид воды, то растирала ей виски, то держала ее за руку. Ей пришлось заново мыть пол, когда Инид нечаянно обкакалась. Марджери собрала и сложила в стопку все одеяла, какие смогла найти; простерилизовала все даже относительно острые ножи. И продолжала надеяться, что в последний решающий миг все произойдет само собой и очень быстро, а от нее никакой реальной помощи не потребуется. Марджери понятия не имела ни о том, что первые роды могут весьма затянуться, ни о том, сколько сил тратит женщина на то, чтобы произвести на свет дитя. В ее жизни был только один близкий человек, которому довелось это делать, – ее мать; но мать, разумеется, никогда с ней на эту тему не говорила. И сейчас, вспомнив об этом, Марджери подумала: поразительно, ведь матери пришлось рожать не один, а целых пять раз, однако ей, своей дочери, она ничего об этом не рассказывала. Словно у нее вообще никаких детей не было.
Между тем Инид то пронзительно взвизгивала, то начинала плакать, то яростно брыкалась, то беспомощно хныкала, ползая на четвереньках вся мокрая от пота, то, скорчившись, молча лежала под стеной. Ее огромный живот сполз совсем низко, и казалось, что его содержимое в любую секунду может выскользнуть наружу – хотя как именно это произойдет, Марджери даже представить себе не могла. Никогда в жизни она не чувствовала себя настолько бесполезной. И все время подыскивала себе какие-то занятия: складывала москитные сетки, выскребала грязь из углов, все время что-то мыла или стирала. Время летело быстро – только что был ясный день, а оказывается, пора уже и лампу зажигать.
«Бранстонские пикули, горячие ванны, осенние листья, тосты с мармеладом…» – вспомнились ей причитания консульских дам.
Примерно то же самое произошло и с Инид: после двенадцати часов схваток она была настолько измучена, что совсем помрачнела и между приступами боли начала перечислять все то, по чему успела соскучиться. И не умолкала ни на минуту. Сидела, опустив ноги в ведро с холодной водой, и, словно бесконечный список покупок, перечисляла все подряд: светлый моросящий дождик, зеленая трава, голуби, крикет, фишн-чипс, батончики «Уитабикс», чистящий порошок «Вим», крахмал «Робин», мыльные хлопья для уборки дома, какао фирмы «Раунтри», воздушные пшеничные зерна «Квакер», рыбный паштет «Шипам», горчица «Берд» и даже смог. Инид призналась, что соскучилась даже по британскому смогу. Даже по фальшивым угольным каминам, в которых угли только светились красным, но не горели и ничем не пахли. А еще она очень соскучилась по цветущим нарциссам и по белому хлебу. Сказав это, она даже расплакалась. Она не могла поверить, что никогда больше этого не увидит. И снова принялась перечислять: сливочный соус для салата, бумажные магазинные пакеты, огни автомобилей на улицах, настоящие очереди, книжечки продуктовых талонов, клеенчатые или прорезиненные шляпы, защищающие от дождя, автобусные кондукторы, журнал «Радио Таймс»… «Британский фестиваль! – вдруг прорыдала она, и у нее потекло из носа. – Я больше никогда не увижу Британский фестиваль!» И так много часов подряд. А меж тем сквозь деревья уже просачивался свет зари.
Марджери опустилась возле Инид на колени. Она так устала, что у нее все плыло перед глазами, и в то же время была настолько напряжена, что собственное тело казалось ей твердым, как доска. Она вытерла лицо Инид чистым лоскутом, растерла ей ноги и взяла ее за руку, что, безусловно, было ошибкой: во время очередной схватки Инид так в нее вцепилась, что Марджери показалось, будто руку ей переехал джип. Когда Инид снова отпустило, она опять принялась вспоминать все то, что осталось там, дома, и опять стала лить слезы и причитать:
– Я же понимаю, что я тебе в тягость. Я только мешаю тебе. Это я виновата в том, что ты не нашла своего золотого жука. Если бы не я, ты бы уже давно его нашла. И сейчас собиралась бы вернуться в Британию. И у тебя было бы все, к чему можно вернуться. У тебя вообще все получилось бы гораздо лучше, если бы я тогда осталась в Брисбене с Тейлором. Я же говорила, чтобы ты ехала без меня.