Золотой жук мисс Бенсон

Туман рассеялся столь же внезапно, как и появился. И все вернулось на свои места – и гора, и деревья, и бескрайнее синее небо.

Марджери увидела даже то, чего не сумела рассмотреть раньше. Какой-то красный цветок, имевший форму молитвенно сложенных рук. Кактус высотой с человека. Однако она понимала: им был дан урок – здешняя природа и климат показали, насколько они сильнее, как осторожно людям следует с ними обращаться. Погода на острове, в отличие от самой Марджери, была способна меняться почти мгновенно – был туман, и нет его. В общем, они заранее уложили свои рюкзаки и пораньше легли спать.





* * *


А на следующее утро, на рассвете, проснулись в совершенно ином мире. Гора была окутана густой движущейся пеленой янтарно-желтого света. Воздух был насыщен ароматом спелых плодов и цветущих растений; со всех сторон доносилось жужжание насекомых.

Инид уже нетерпеливо мерила шагами веранду; на ней были оранжевые шорты и ярко-розовый топ; на голове бейсболка, на ногах бутсы, на поясе нож для рубки кустарника. Она была такая яркая, что ее можно было бы заметить и за милю отсюда. Но основное беспокойство Марджери вызывала собака. Они еще и из дома выйти не успели, а у пса уже язык свисал чуть ли не до земли. Впрочем, Марджери даже сказать ничего не успела: Инид подхватила песика на руки и весьма категорично заявила:

– Мистер Роулингз пойдет с нами. Он принесет нам удачу.

– Эта собака совершенно точно никакой удачи принести не может, – возразила Марджери. – Я пари держать готова.

Но Инид даже внимания на ее слова не обратила. Она молча закинула на спину рюкзак. И Марджери осталось только последовать ее примеру. Однако она все-таки еще раз проверила, ничего ли они не забыли. Два гамака, палатка, лампы-«молнии», запас парафина, полотенца, москитная сетка, недельный запас консервов и овсянки, а также плоские пятигаллонные[30] фляги с водой, ну и, разумеется, аптечка первой помощи; затем котелок, тарелки, блокноты, карандаши, склянки для пойманных насекомых и ботанизирка. Нагруженные всем этим, они медленно спустились по шаткой лесенке и двинулись прочь от бунгало.

Оказалось, что их уже поджидают мальчишки из шанти-тауна. Они торчали вдоль тропы и даже на деревьях висели. Но в кои-то веки руками не махали, не кривлялись, не кувыркались через голову и не пытались всучить Инид и Марджери полудохлых домашних животных. Мальчишки так напряженно следили за обеими женщинами, так испуганно таращили глаза, словно те были узницами, идущими к месту собственной казни.

– Дом запирать будем? – спросила Марджери. Вокруг царила такая тишина, что голос ее прозвучал неестественно громко. Казалось, она крикнула это в мегафон.

– Запирать? А зачем?

– Затем, что там находится все наше имущество.

– Знаете, Мардж, если этим ребятишкам захочется в этот дом проникнуть, они и сквозь стену пройти сумеют.

– А как быть, если они за нами пойдут?

– Не пойдут. Они уверены, что эта гора заколдована и на ней духи живут. Они даже близко к ней подойти не осмелятся.

Уйма времени ушла только на то, чтобы пробиться сквозь высоченные, выше головы, заросли слоновьей травы и папоротников. За домом пришлось прорубить настоящий туннель между толстыми стеблями этих растений и их грубыми разлапистыми листьями. А насчет мальчишек Инид оказалась права: дальше они не сделали ни шагу. А перед Марджери и Инид сплошной стеной встал тропический лес, и из него доносились весьма разнообразные и странные звуки. Но не было даже намека на какую-нибудь тропинку. А между деревьями висела мрачная влажная пелена испарений.

– Удачи, Мардж.

– Спасибо, Инид.

– Мы, возможно, уже сегодня его найдем.

– Не найдем.

– А можем и найти! Особенно если у нас будут позитивные мысли. Нет, это же просто потрясающе! Вам не кажется? А я так в восторге!

– Инид, сегодня мы никакого жука не найдем, даже если у нас будут самые позитивные мысли. В лучшем случае мы найдем его, только когда доберемся до вершины.

– Знаете, в чем ваша главная проблема, Мардж?

– Нет, Инид. Не знаю.

– Вы слишком пессимистично настроены. Вам постоянно кажется, что стакан наполовину пуст, тогда как на самом деле он на три четверти полон.

– Наполовину полон.

– Что, простите?

– Согласно высказыванию, он наполовину полон. Впрочем, наука в любом случае не имеет ничего общего с позитивными мыслями. Ей полагается иметь дело с надежными доказательствами. Ну что, вперед?

– Да, Мардж!

– Но мне нужно, чтобы с этого момента вы вели себя тихо.

– Тут вы правы, Мардж.

– Мне нужно сосредоточиться на подъеме. А для этого мне нужно, чтобы вы перестали болтать. Сможете?

– Могу попробовать.

И Марджери напомнила, что сперва им придется прорубить тропу и постепенно подниматься по склону до той высоты, где деревьев станет значительно меньше и где уже можно будет начинать поиски белой орхидеи. Но по пути они, разумеется, будут останавливаться – собирать всякие образцы для своей коллекции; ставить ловушки для насекомых; копаться в стволах упавших и сгнивших деревьев. И Марджери предупредила Инид: как только та заметит хоть что-то похожее на золотого жука, ей следует немедленно замереть на месте с поднятой рукой. Но не кричать, не хлопать в ладоши, не делать ничего такого, что обычно ей свойственно. Она просто должна подождать, пока Марджери подойдет к ней, вооруженная сачком и ботанизиркой. И самое главное – она ни в коем случае не должна бросаться вперед.

Инид кивнула и спросила:


– А через неделю мы опять вернемся в бунгало?

– Да. И возможно, если нам хоть чуточку повезет, даже с добычей в виде нескольких интересных жуков. А к Рождеству мы, наверное, и до вершины доберемся.

При слове «повезет» рука Инид сама собой метнулась к воротнику. Это было еще одно из ее суеверий. Она бы так и стояла, держась за воротник, если бы Марджери трижды не сказала ей заветные слова.

– Белый слон, белый слон, белый слон.

– Спасибо, Мардж.

И они снова двинулись в путь – впереди Марджери, за ней Инид, за Инид собака. Почти сразу пришлось опустить на землю тяжеленные рюкзаки и вытащить мачете. Они прорубали в зарослях небольшой проход, возвращались за вещами, передыхали и снова начинали рубить. Деревья все тесней обступали их со всех сторон, стволы словно растворялись вдали, окутанные зеленым болотным полумраком. Лианы, переплетаясь, свисали с ветвей мощным занавесом; взобравшись вверх по стволам, гордо реяли в воздухе какие-то огромные красные цветы. Корни под ногами расползались во все стороны, точно спутанные кáбели; на ветвях высоких, как телеграфные столбы, деревьев цвели какие-то бледные цветы, спускаясь по стволу до самого подлеска.

В целом все это было просто ужасно. Куда хуже, чем Марджери себе представляла. Через десять минут она уже начала задыхаться и хватать ртом воздух; одежда на ней насквозь промокла от пота, а пальцы на руках страшно распухли. Разбухла даже кожа ремня в ее шортах, а шустрые муравьи с легкостью проскальзывали за воротник рубашки, несмотря на шейный платок, и расползались по всему телу. Когда Марджери слишком резко оттолкнула какую-то лиану, та с такой силой вернулась обратно, что чуть не сбила ее с ног. Остановившись, чтобы проверить, не тащится ли следом за ними какой-нибудь мальчишка, Марджери поскользнулась, упала и покатилась обратно вниз.

Ножи затупились почти моментально. С тем же успехом можно было взять с собой деревянные ложки. Со всех сторон высились чудовищные стволы, и с чудовищных ветвей свешивались петли и щупальца чудовищных лиан, среди которых порой виднелись огромные плоды бромелиады, чем-то похожие на ананасы, но размером с большую кастрюлю. Воздушные корни баньянов, подобно человеческим локтям и коленям, торчали из густой путаницы трав и подлеска, и все это было так прихотливо связано и переплетено, что можно было глаза сломать, пытаясь найти конец и начало чего-либо. И всюду, всюду были лианы самой разнообразной толщины – от нескольких футов до волоска. Иногда продолжать движение можно было, лишь по очереди их распутав или обрубив.

В горячем воздухе над Марджери и Инид вились тучи насекомых. Какая-то ветка, вдруг мигнув синим глазом, превратилась в геккона. Если налетал ветерок, измученные женщины останавливались, широко раскинув руки и открыв рот, и пили ветер, как воду.

Какое-то время Инид даже ухитрялась молчать, как бы заменив свою непрерывную болтовню тяжкими вздохами. Возможно, у нее это было чисто нервное. Она довольно долго хранила молчание – целых полчаса; потом, видимо, решила сделать перерыв и спросила, был ли у Марджери когда-нибудь домашний любимец.

– Любимец? – Марджери рукой смахнула с шеи капли пота. Ее рубашка была мокра насквозь и противно липла к спине.

– Извините. Я просто задумалась и заговорила, должно быть, по ошибке. А все-таки был у вас какой-нибудь любимец?

– Что у меня было?

– Ну, какое-нибудь домашнее животное? Вы ведь можете просто ответить «да» или «нет», и тогда я не буду больше об этом думать.

– У меня никогда не было никаких домашних любимцев, Инид. Мне этого не разрешали.

– Вам не разрешали иметь домашних животных?

– Мои тетки были очень строгими.

– Как это грустно, Мардж!

– Да. Ну что ж, я и это пережила. А теперь мы уже можем двигаться дальше?

– А жуки?

– Что – жуки?

– У вас же были жуки. Разве они не были вашими любимцами?

– Нет. Это, скорее, были опытные образцы.

– То есть… Вы хотите сказать, что убивали их?

– Нет. Они умирали сами. Они ведь долго не живут.

– А как насчет золотого жука? Его вы тоже убьете?

– Да, Инид. Мне придется это сделать, чтобы можно было отвезти его домой и представить в музей. Мы с вами это уже обсуждали. Но вам совсем не обязательно на это смотреть. Я все сделаю сама.

Инид судорожно сглотнула. Потом согласно кивнула и сказала:

– Хорошо, я выбрасываю из головы все мысли об этом.

– Я вижу.

– Иначе они начинают мне мешать.

– И что, сейчас ваш мозг действительно совершенно пуст?

– Не совсем. У меня когда-то жили две мышки. Муж и жена. Потом она умерла, а он был так опечален, что у меня просто сердце кровью обливалось. Животные не приспособлены жить в полном одиночестве. А один раз у меня был кот…

– Инид, это уже полноценный разговор.

– Хорошо-хорошо, Мардж. Я больше не буду.

И они стали прорубаться дальше. Лес, смыкаясь у них над головой, казался абсолютно непроходимым. Это было какое-то бескрайнее зеленое море. А молчать рядом с Инид оказалось хуже, чем ждать пробуждения спящего вулкана. Она уже начала что-то напевать себе под нос. Правда, пока тихонько, словно желая напомнить Марджери, что она еще жива. Было ясно, что самое жестокое по отношению к Инид – это сделать вид, будто совсем ее не замечаешь.

Они продержались еще два часа, но обе чувствовали себя все хуже и хуже. Но все же продолжали рубить, расчищать проход, подтаскивать рюкзаки и после короткого отдыха все начинать сначала. Еще на один шаг продвинуться вверх. И еще на один. И еще. Почему же я так долго тянула, думала Марджери, почему так поздно решилась сделать то, чего хотела всю жизнь? Ей казалось, что все кусачие насекомые пролетают мимо Инид и набрасываются на нее. Даже самые маленькие. Хотя даже среди крошечных насекомых, которым вроде бы и далеко от матери отлетать не полагалось, были такие, которые своими укусами вполне способны были и руку парализовать. А когда Марджери присела, чтобы пописать, то совершенно замучилась, даже в отчаяние пришла, не успевая прикрыть голую задницу от полчищ москитов. А более серьезные отправления человеческого тела оказались связаны еще и с самым настоящим риском: рядом моментально появлялась дикая свинья – и не какая-нибудь маленькая свинка, а огромная волосатая туша, похожая на танк, – и терпеливо ждала результата. Марджери и кричала, и камнями в свинью кидалась, но это не помогало. Тропический лес, обступавший их со всех сторон, был настолько густым, что свет солнца туда почти не проникал; Марджери показалось, что даже яркая Инид приобрела тускло-зеленый оттенок, даже ее белый пес как-то позеленел. И тишина вокруг стояла просто невероятная; когда из подлеска с шумом вылетел вспугнутый попугай и понесся прочь, хлопая крыльями, его пронзительные крики эхом разнеслись по всему лесу.