Золотой жук мисс Бенсон

* * *


В ту ночь Марджери очень долго не могла уснуть. Она с волнением ожидала грядущего дня, да и эта темная комната пока что казалась ей совершенно чужой; к тому же пришлось передвинуть кровать в другое место, потому что кто-то явно грыз крышу прямо у нее над головой и сверху сыпалась какая-то труха. Но, конечно, не это было основной причиной ее беспокойства. Похоже, ей не давал покоя вопрос: а почему, собственно, она так тревожится? И все же под конец она все-таки забылась сном и не сразу сумела проснуться и понять, зачем Инид ее будит, громко спрашивая, не спит ли она.

– Мне приснился кошмарный сон, Мардж.

Марджери, с трудом соображая, долго шарила в поисках фонарика, потом включила его, и в комнату сразу во множестве налетели ночные бабочки с пестренькими, как пейслийская шаль, крылышками и принялись бессмысленно биться о стены. Ночь была тиха. В окно лился голубой лунный свет, и в этом свете Инид была удивительно похожа на призрак.

– Что же такое кошмарное вам приснилось, Инид?

– Что мне осталось жить всего лишь год! Это было просто ужасно!

– Но это всего лишь сон, Инид. Это не на самом деле!

– А что, если на самом? Что, если это… ну, как это называется?

– Предчувствие?

– Вот именно! Что, если моя голова уже знает нечто такое, чего сама я еще не знаю? – Инид села на краешек постели рядом с Марджери и подтянула ноги к подбородку, обняв их руками, однако ступни ее все не могли успокоиться, словно выплясывая нервную джигу. Да и вся она, несмотря на вроде бы спокойную позу, была полна движения.

– Не понимаю, зачем воспринимать какой-то мимолетный сон как предчувствие? И откуда вашей голове, Инид, могут быть заранее известны подобные вещи?

– И все равно меня этот сон взбаламутил. Как я могу успеть родить ребенка, если мне и жить-то всего год осталось? А, Мардж?

– Да почему всего год-то, Инид! Вы же совсем молодая! – И не просто молодая. Я никогда не встречала более живого существа, подумала Марджери. Такое ощущение, словно эта женщина постоянно подзаряжается от электрической сети.

– Мне уже двадцать шесть, Мардж.

– Вот именно, Инид.

– Мое время уходит. Вот вы, например, чем занимались, когда вам было двадцать шесть?

– Ничем, в общем. Исследованиями.

– Вот именно, Мардж! Вы воплощали в жизнь свое призвание.

– И все равно, Инид, ваш сон – это никакое не предчувствие. Вы просто немного нервничаете, потому что завтра мы начинаем поиски. Я тоже нервничаю. И это, по-моему, естественно.

– А что бы вы сделали, если б вам осталось жить всего год? Продолжали бы искать своего жука?

– Конечно. А вы разве перестали бы хотеть стать матерью?

– Но как же я смогу о ней заботиться, если у меня впереди всего один год? Кто будет ее любить, когда меня не станет? – Инид нервно разминала пальцы на ногах, глядя на них так, словно никогда раньше их не видела. – А если бы вам остался всего месяц, Мардж? Вы бы по-прежнему его искали?

– Да.

– А один день?

– Что – один день?

– Ну, если бы у вас оставался всего один день, неужели вы не захотели бы сдаться?

Марджери, не задумываясь, покачала головой. А Инид вздохнула и сказала:

– А вот если бы мне осталось жить всего лишь день, я бы отказалась от всех своих мечтаний. И просто хотела бы до самого конца держать в руке чью-то руку. Все равно чью. Просто человеческую руку.

Марджери быстро на нее глянула, понимая, что все это Инид говорит от чистого сердца. По-прежнему залитая лунным светом, она сидела совершенно неподвижно, лишь пальцы ее ног слегка шевелились. В этом странном свете ее волосы казались почти белыми; обнаженные руки блестели от пота. Где-то вдали прогремел гром; резкая вспышка молнии осветила комнату. И у Марджери, несмотря на духоту, по спине вдруг прошел озноб, и она покрылась крупными мурашками, ибо поняла, что Инид знает себя намного лучше, чем она, Марджери, знает себя. Ведь она, если честно, и понятия не имела, что стала бы делать, узнав, что это ее последний день на земле. Возможно, выкопала бы себе нору и стала ждать в ней конца, надеясь, что будет не слишком больно. Если честно, то и слова Инид о том, что Марджери уже в свои двадцать шесть «воплощала в жизнь свое предназначение», правдой не были.

– Нам обеим нужно поспать, – мягко сказала она. – Завтра у нас великий день.

– А можно мне с вами остаться? – Инид умоляюще посмотрела на нее. – Я ненавижу спать одна.

– Оставайтесь, если хотите.

– А вы расскажите мне, пожалуйста, еще немного о ваших жуках. Помните, как вы на корабле мне рассказывали?

И Марджери стала рассказывать ей об африканском жуке-голиафе размером с ладонь, и о не способном летать жуке-пассалиде, и о синем Lеpicerus inaequalis, таком маленьком, что он способен пройти сквозь ушко иглы. Уже через несколько минут Инид крепко спала и вовсю храпела.

Но теперь сама Марджери никак не могла уснуть. Она так и сидела, понурившись, в постели, и единственное, о чем она была способна думать, это профессор Смит.






26. Когда убиваешь то, что любишь




Все свои знания она получила от этого человека, который по возрасту годился ей в отцы. В основном темой их разговоров были, разумеется, жуки, жуки, жуки. А началось все с того, что он улыбнулся ей с противоположного конца Галереи насекомых. Потом он пригласил ее выпить с ним чаю с пирожными. До этого она никогда таких приглашений от мужчин не получала. И никогда ни один мужчина не задавал ей столько вопросов. Где она живет? Живы ли ее родители? Когда она впервые заинтересовалась энтомологией? Марджери судорожно глотала, то и дело всплескивая руками, потому что не знала, как ухитриться держать рот закрытым, жуя пирожное, но при этом еще и на его вопросы отвечать. Через неделю они снова встретились, потом еще и еще, и в итоге эти встречи стали для обоих привычными. Когда они были вместе, Марджери казалось, что жизнь летит вперед со скоростью тридцать миль в час и переливается такими яркими красками, что дух захватывает. Все в нем казалось ей прекрасным; ее умиление вызывал даже тот крючок, на который он вешал свое пальто. Ему было, вероятно, где-то под пятьдесят, более уверенно она сказать не могла. Ей казалось, что он живет только своей работой, и мысль о его одиночестве заставляла ее сердце сладко сжиматься, словно его стискивала некая невидимая рука.

Профессор Смит объяснил ей, что открытие новых биологических видов в настоящее время весьма ускорилось, но одновременно ускорилось и исчезновение других видов – как известных, так и неизвестных. Причем последние успевают исчезнуть раньше, чем будут найдены и описаны. Если ученые хотят понять, что они теряют и почему, им необходимо в первую очередь постараться отыскать то, что еще можно найти. То есть вступить в самые настоящие гонки со временем. Профессор показывал Марджери таких жуков, о которых она до этого только читала, и учил ее находить сотни тысяч мельчайших признаков, благодаря которым, собственно, один вид и отличается от другого. А когда она наконец осмелилась заговорить с ним о неоткрытом золотом жуке из Новой Каледонии, он не засмеялся и не сказал, что такого жука не существует, а обещал «порыться и поспрашивать». Ее жизнь словно наполнилась воздухом, и будущее показалось вполне возможным – даже слава первооткрывателя, о которой она мечтала с тех пор, как отец впервые показал ей свою книгу о невероятных существах, больше уже не казалась несбыточной мечтой, а пребывала в пределах досягаемого. И Марджери тогда лишь с трудом удержалась, чтобы не броситься своему наставнику на шею.

Профессор Смит написал своему коллеге в Белиз. И коллега из Белиза ему ответил. Так что в следующий раз, когда они с Марджери встретились, профессор был настолько возбужден, что забыл снять шляпу.

– Мы знаем, что есть золотые скарабеи, – быстро рассказывал он. – Знаем, что есть золотые листоеды и золотые долгоносики. Есть, разумеется, также золотые щитоноски. Но, насколько нам известно, никто и никогда не находил золотого мягкокрылого жука-цветоеда. Если бы его удалось обнаружить, это стало бы настоящей сенсацией. И, кстати, весьма важным научным открытием. А уж как это было бы важно для нашего музея!

Марджери даже засмеялась от счастья, и профессор тоже засмеялся. Было просто потрясающе – видеть его таким счастливым и знать, что это хоть чуточку благодаря ей, Марджери. Ей казалось, что внутри у нее распускается какой-то дивный цветок.

– Так что теперь ищите свидетельства того, что этот жук существует, – сказал профессор Смит.

И Марджери принялась искать. И нашла! А все потому, что жизнь ее вдруг обрела конкретную цель. Профессор сделал ей постоянный пропуск в музей, и теперь она целые дни проводила в Британской библиотеке. Она откопала частное письмо Дарвина Уоллесу, миссионерский дневник и записки коллекционера редких видов орхидей. Она узнала и о других энтомологах, работавших в Новой Каледонии. Французский священник Ксавье Монтрузье прожил там с 1853 года до самой смерти, наступившей в 1897 году; а Эмиль Депланш совершил туда два путешествия, в 1858-м и в 1860 годах, вместе с судовым врачом и фармакологом месье Баве. Побывали в Новой Каледонии также коллекционеры Алексис Сейвз, месье Годар и мистер Аткинсон, а также – относительно недавно – жуками заинтересовались некоторые военные, получившие туда назначение. Марджери внимательно изучила записные книжки, дневники и письма этих людей. Некоторые писали, что слышали о каком-то золотом жуке, но никто никогда не связывал его существование с белой орхидеей.

– Теперь постарайтесь выяснить, почему этого жука нужно искать именно в Новой Каледонии, а не где-то в другом месте, – сказал профессор Смит.

И Марджери снова принялась за работу. Это было все равно что по кусочкам собирать из мозаики некую загадочную картинку. Она проверяла каждую догадку и не сдавалась, уткнувшись носом в тупик, а возобновляла расследования, лишь немного сменив направление. Если тот коллекционер орхидей был прав, то самец золотого жука, возможно, питается нектаром редкой белой орхидеи, а самка откладывает яйца во влажной листве растений, эту орхидею окружающих. А значит, можно предположить, что личинки жука питаются некими беспозвоночными, способными поедать семена этой белой орхидеи.

В итоге Марджери представила профессору Смиту целую стопку блокнотов со своими заметками и, слегка задыхаясь от волнения, сообщила:

– Это просто удивительно, но оказывается, белая орхидея столь же сильно нуждается в золотом жуке, сколь и он в ней!

– Отличная работа! Просто отличная! – Профессор был в восторге и даже погладил Марджери по руке – как бы случайно. Она, разумеется, тут же вся вспыхнула. – А теперь разыщите побольше сведений об этой орхидее.

И Марджери на несколько месяцев погрузилась в изучение различных видов орхидей. И выяснила, что одна из них, маленькая белая орхидея, встречается исключительно в Новой Каледонии, причем на вершине одной-единственной горы.

– Прекрасно! И где же находится эта гора?

Марджери отыскала эту безымянную вершину в самой северной части острова. Гора была удивительно похожа на тупой зуб мудрости. В такую даль еще никто из европейских коллекционеров не забирался. А те, что пытались это сделать, были, скорее всего, съедены местными каннибалами.

– К счастью, в наше время каннибалы уже не представляют столь серьезной проблемы, – пошутил профессор Смит, и Марджери засмеялась. Она так долго смеялась, что в итоге даже начала икать. Профессор предложил ей свой носовой платок. От платка исходил его запах. Запах был, как ни странно, совершенно женский. Этот платок Марджери ему так и не вернула.

– Вам нужно непременно поехать в Новую Каледонию, – сказал профессор. – Вы должны найти этого жука.

«С вами поехать?» – хотела она спросить, но так и не спросила. Хотя мысленно уже рисовала себе картинку: он прокладывает путь верхом на муле, а она следует за ним, но только не на муле, а вполне успешно на собственных ногах, да еще и тащит на себе котелок, сковородку, палатку и вообще все, что ему может понадобиться.

– Но если вы его найдете, то вам, разумеется, придется его убить. Я понимаю, Марджери, вам этого страшно не хочется, но сделать это все же придется.

В дополнительных доводах она вовсе не нуждалась, но он их все-таки привел. Если золотой жук Новой Каледонии действительно существует, ее задача состоит в том, чтобы узнать о нем как можно больше. А это совершенно невозможно сделать, всего лишь наблюдая, как он жует лист. Жука необходимо изучить под микроскопом. И по возможности постараться выяснить, что у него внутри. Так что домой ей нужно будет привезти минимум три пары жуков. Трех пар вполне достаточно. И потом, жуки очень быстро размножаются. Так что для популяции три пары – это ничто.

Она кивнула: он столько раз говорил ей об этом, что все его доводы она знала слово в слово. Но она позволила ему повторить все снова. Ведь даже если он говорил, а она молчала, это все равно можно было считать неким разговором, не правда ли?

– Энтомолог – не убийца жуков, – продолжал профессор. – Это тот самый случай, когда убиваешь то, что любишь, дабы сохранить весь вид.

Любовь. Это слово заставило ее щеки порозоветь. Теперь сам музей она посещала уже не раз в неделю, а по крайней мере в два или в три раза чаще. Тетки иногда делали ей замечание, когда она опаздывала к обеду или чересчур быстро взбегала по лестнице, но никогда не расспрашивали ее о том, чем она весь день занималась. Возможно, они попросту не хотели этого знать. А Марджери сопровождала профессора Смита в частные архивы отдела энтомологии, она делала для него необходимые выписки, она накалывала новые образцы, а затем описывала их – в точности так, как учил он. И хотя это и не стало ее официальным местом работы, она была уверена, что ей очень повезло. Большинство женщин, обретавшихся как бы за кулисами музея, играли роль либо посудомоек, либо уборщиц.

И никто не знал, что она влюблена в этого немолодого мужчину, который предан исключительно своей работе. Никто – ни ее тетки, ни, разумеется, сам профессор Смит. Если Барбара и догадывалась, то никогда прямо об этом не говорила. Хотя однажды Марджери обнаружила на своей кровати некий учебник в бумажной обложке, который назывался «Главным образом для жен», и там подробно рассказывалось, как приготовить мужу вкусный обед и как выглядеть привлекательной, когда он возвращается с работы домой. Марджери прочитала учебник от корки до корки и выяснила, что ей необходимо сделать свою внешность более интересной и почаще надевать красное. Но, если честно, она даже надежд не питала на то, чтобы стать женой профессора Смита: слишком он был умен, чтобы на ком-то жениться. И она решила по-прежнему держать свои чувства в тайне – что бы ни случилось, он ничего не должен об этих чувствах узнать, не должен догадаться, что она давно уже по уши в него влюблена. И Марджери молчала, всем своим существом продолжая его любить; ей нравилось в нем все – и невнятность речи, и блеск ума, и даже привычка зачесывать волосы набок, чтобы скрыть грядущую лысину. А когда однажды его рука под чайным столиком коснулась ее колена, она застыла в полной неподвижности, уверенная, что это чистая случайность и с ее стороны было бы невежливо указать на это. Он смутился, а она готова была отрубить себе ногу, лишь бы избавить его от смущения.

Однако подобная «случайность» стала регулярно повторяться. Теперь все чаще его рука тянулась под столом к ее коленям. Иногда он даже поглаживал их и ласково пожимал.

Но Марджери по-прежнему молчала. Она бы с радостью так и просидела до конца своей жизни, чувствуя на своем колене его руку, лишь бы ей было позволено и дальше оставаться с ним рядом и помогать ему в работе.





27. Был туман, и нет его




Марджери разбудило нечто тяжелое и белое, навалившееся на окна. Не было видно ни деревьев, ни неба, ни даже горы. Видимо, за ночь весь мир попросту исчез. Марджери бросилась к двери.

Со всех сторон бунгало было облеплено белым и плотным, как фетр, туманом. Туман словно всасывал в себя любые звуки, даже стрекот насекомых. В воздухе пахло сыростью и почему-то тиной, и было довольно прохладно. Лесенка, ведущая с веранды на землю, уже на второй ступеньке тонула в этой густой белой субстанции. На какое-то ужасное мгновение Марджери показалось, что бунгало оторвалось от земли, поднялось и уплыло куда-то за облака. Они пересекли земной шар, надеясь отыскать золотого жука, а теперь вдруг им стало трудно даже собственные ступни разглядеть.

Мир оставался белым и каким-то инопланетным еще целых три дня. Начинать поиск было абсолютно невозможно. Инид, правда, попыталась съездить в Пум, но почти сразу налетела на дерево и решила идти пешком. А Марджери, закутавшись в одеяло, так и сидела в своем кабинете. Она попыталась возобновить ведение дневника, но писать, собственно, было практически не о чем, если только не о том, что они застряли. У нее даже часы ходить перестали. Инид вернулась из Пума с новой батарейкой для приемника и в сопровождении еще большей толпы местных мальчишек, которые, воспользовавшись преимуществами тумана, принялись взбираться на крышу бунгало и заглядывать в окна. Марджери даже испугалась, когда заметила, что в окно на нее смотрят сразу шесть пар глаз, и пронзительно вскрикнула. Инид некоторое время пыталась поймать радиосигнал, но потерпела неудачу. От скуки она принялась складывать на кухне пирамиды из банок с консервами – по пять в каждой. Затем Марджери стала объяснять ей, каковы признаки нужной им белой орхидеи и как выглядит жук. Она даже изобразила его: жук получился овальной формы и с очень длинными усами. После чего Инид решила попрактиковаться во всасывании всяких мелких предметов через трубочку «путера». И все-таки вынужденное ожидание в данном случае оказалось для обеих крайне неприятным. Обе чувствовали себя потерянными; их планы не оправдались, и они так и не смогли никуда пойти.