Золото Хравна

Торлейв почувствовал, что Вильгельмины нет рядом, и резко развернулся, вспенив свежий снег. Она стояла на пустынной дороге — маленькая, легкая в своем мальчишеском кафтанчике — и, широко раскинув руки, что-то выговаривала смотревшему на нее зверю. Торлейв бросился к ней и схватил ее за руку.

— Мина, что с тобою?

Она помотала головой и выдернула руку, оставив в его пальцах свою красную рукавичку.

— Уходите! Убирайтесь отсюда! — повторила она.

Торлейв встал меж Вильгельминой и волком и выставил Задиру перед собой.

Зверь глухо зарычал.

— Прочь! — закричал Торлейв, шагнув к нему. — Пошел прочь!

Волк отпрыгнул назад. Те, что бежали следом, остановились, неуверенно пятясь и поджимая хвосты.

Гамли резко вскинул самострел к плечу — и вдруг вся стая бросилась наутек, оглядываясь на ходу, рыча и поскуливая, будто свора перепуганных собак.

— Пресвятая Дева! — воскликнул Торлейв.

Гамли хотел выстрелить вслед волкам, но пожалел стрелу.

— Такого я еще не видывал, — изумленно проговорил он. — Девочка, с тобой все в порядке? Торлейв, скажи, чего они испугались больше: нашего хёвдинга, твоего меча, девяностого псалма или моего самострела? Сдается мне, надо возблагодарить Небо и двигать отсюда, покуда они не вернулись!

— Они не вернутся. — Торлейв указал рукой прямо перед собою.

Марево наступающей ночи растворило и перемешало белизну снега и синюю тьму меж еловых стволов. Сквозь скрещенья ветвей то ли померещились Вильгельмине, то ли вправду стояли в глубине леса еще два зверя: один — белый как туман, другой — темнее ночного сумрака.

— Что это? — изумился Гамли. — Еще двое? Или мне кажется?

Торлейв поднял красную рукавичку Вильгельмины и отряхнул о колено.

— Нет, посмотри! — настаивал Гамли. — Или мне уже повсюду метятся волки? Наверное, так и есть — потому что эти уж слишком большие, прямо как телята. И не шевелятся! Это просто коряги и корни, занесенные снегом. У страха глаза велики. Идемте отсюда! Кто знает, не оживут ли они внезапно в лунном свете и не бросятся ли на нас.

— Кто знает, — усмехнулся Торлейв.

Они снова двинулись в путь. Гамли молчал некоторое время, глубоко задумавшись, затем сказал:

— Башня уже рядом, и хорошо бы мне пойти посмотреть, что там да как, прежде чем вламываться к черту в зубы.

— Будь осторожен, — кивнул Торлейв.

— Ждите меня. Я сейчас вернусь.

— Торве, что это было? — спросила Вильгельмина, когда Гамли скрылся.

— Может, просто снег, корни и туман?

— А кто же тогда прогнал волков?

— Они испугались гнева моего грозного хёвдинга.

— Обними меня, Торве! Неизвестно, что еще принесет нам эта ночь!

— Надеюсь, она принесет нам Стурлу, — сказал Торлейв.

Он снял с ее головы шапочку, поцеловал влажный лоб. Она тяжело вздохнула в край его куколя. Грубое сукно кололо ей щеку и нос. Что бы там ни было, но Торлейв, настоящий, живой, — рядом с нею, и она любит его, как никого на свете.

Так и стояли они обнявшись, покуда не вернулся Гамли.

— Вот так так! — рассмеялся он. — Вас и на миг нельзя оставить одних. Идемте, там никого нет. Башня стоит на скале, но туда можно подняться по деревянной лестнице. Она хоть и подгнила, а меня выдержала. Значит, выдержит и вас.



Ближе к вершине холма лес расступился, дав место нагромождению валунов. Казалось, башня выросла здесь сама, скала же служила ей основанием. Ко входу в караульную избу вела лестница о двадцати ступеньках, сколоченная из старых просмоленных досок.

— Осторожно, — предупредил Гамли, — ступени обледенели.

Торлейв полез первым. Он толкнул ногой тяжелую дверь, та распахнулась с пронзительным скрипом. Пустая изба дохнула в лицо затхлым запахом плесени, холода, заброшенного жилья.

— Здесь всё есть, чтобы не замерзнуть и не умереть от голода, — сказал Гамли, входя следом за Вильгельминой. — Охотники и смолокуры заботятся об этой избушке: они пользуются ею иногда.

Он достал огниво и запалил свечу. Маленький огонек осветил черные бревенчатые стены, низкий потолок с раскрытой дымовой отдушиной — заслонка валялась на полу: очевидно, во время бури ее снесло ветром. Открытый очаг посреди комнаты был вычищен от золы и углей — его никто не топил с самой осени. В дальнем углу стояли короба с берестой и лучиной, и штабель дров сложен был у стены чьей-то заботливой рукой.


— Я сам как-то ночевал здесь прошлой зимою. Мы со Скаффти охотились на лисиц и несколько увлеклись. Ночь и метель застигли нас неподалеку отсюда, — рассказал Гамли. — Дорогу замело — ничего не видать в трех шагах, но мы вспомнили про эту избу и отыскали ее. Наверняка здесь есть и припасы — вон в том дубовом ларе. Прошлый раз мы со Скаффти нашли там мешок бобов, сухари и немного ржаной муки. Не сказать, что разносолы, но с голоду умереть не дадут.

Огонь заплясал в очаге, Вильгельмина села на корточки, протянула к нему замерзшие руки. Только теперь она поняла, как устала и какого напряжения и скольких сил стоила ей встреча с волками. Голова ее кружилась, во рту пересохло. Ноги и руки были холодны как лед, казалось, даже огонь не может их согреть, не может унять ту дрожь, что пробегала по всему ее телу.

— Не желает ли хёвдинг отведать лепешек, копченой селедки и пива? — спросил Гамли, развязывая свою сумку.

— Спасибо, немного пива, — кивнула Вильгельмина.

Торлейв укрыл одеялом ее плечи, разломил большую ячменную лепешку и подал ей.

— Поешь, Мина. Тебе надо подкрепиться. Ты так бледна, что я даже при свете очага могу пересчитать все веснушки у тебя на носу.

Он развязал смерзшиеся кожаные шнурки ее лохматых остроносых пьексов, снял полосатые чулки и долго грел холодные пальцы ее маленьких ног меж своими ладонями. Гамли тем временем принес горячее пиво с медом в деревянной кружке.

— Пей, вождь! — сказал он, участливо заглянув ей в лицо. — Пей, тебе надо согреться.

Вильгельмина отломила кусочек лепешки.

— Вы так печетесь обо мне, что мне, право, стыдно. Вы и сами устали и замерзли не меньше меня.

— Ты наш хёвдинг, — отвечал Гамли. — Пей, не противься!



От жаркого пламени промерзшие насквозь бревенчатые стены отсырели. Стоило отойти от очага, как холод пробирал до костей.

— Тут надо сутки топить, чтобы все просохло, — ворчал Гамли.

— Я бы хотел понять, где вторая башня, — сказал Торлейв. — Стурла должен быть там. Если только они его не перетащили в какое-то другое место.

— Она недалеко отсюда — там, где лес и скалы смыкаются с морем. Если подняться наверх, можно ее разглядеть. Когда наблюдатели с береговой вышки видели на море вражеский корабль, они разжигали огонь на верхней площадке. Тогда на этой башне тоже зажигали огонь, и он был виден отовсюду. Бонды, предупрежденные о нападении, брались за оружие. Однажды трёнды-биркебейнеры только благодаря этому сумели вовремя отбить с моря атаку баглеров. Башни на берегу служили также сигналами для кораблей: в бурю на верхней площадке разжигали большой огонь. Собственно, так и теперь делают, только вместо башен используют построенные позже маяки.

— Давай поднимемся на верхнюю площадку, — предложил Торлейв. — Покажешь мне ту башню.

Вильгельмина поспешно натянула на ноги подсохшие носки и пьексы и тоже направилась к невысокой двери, которая вела из караульной избы в башню. Лестница в башне оказалась исправна — видно, ее не раз чинили.

Снегопад закончился. Ветер разогнал облака, ночное небо было бледно, редкие звезды рассыпались по его зеленому своду. Месяц стоял высоко, серебрился над белыми гребнями гор. Лес внизу был голубым от инея и снега. Вильгельмине казалось, что она парит над этим зачарованным миром, полным легких теней и прозрачного света.

Она обернулась и за макушками леса, совсем близко, увидела море. Поверхность его сияла, повторяя небесный свет, и месяц проложил к горизонту зыбкую полоску. Над лесом, ясен и отчетлив, полыхал и плясал на ветру яркий огонь. Он будто горел среди самих еловых верхушек.

— Да, они там, — кивнул Гамли. — Развели огонь на верхней площадке, умники.

— Это же близко, — Торлейв прищурился. — Не больше трех полетов стрелы.

— Так примерно и есть.

— Схожу-ка я посмотрю, что там происходит.

— Торве! Не ходи один! — испугалась Вильгельмина.

— В одиночку проще остаться незамеченным, — возразил Гамли.

— Я скоро вернусь. Только узнаю, там ли Стурла и Кольбейн. Если да, то завтра мы с Гамли попытаемся их отбить. Коли у Гамли нет возражений.

— Когда это Гамли, сын Торда с Зеленого Склона, отказывался от своих слов? — обиженно проворчал Гамли. — Я болтун, не спорю, и люблю порассказать всякие небылицы. Но чтобы я нарушил данное обещанье? И чтобы пытался увильнуть от драки, когда есть возможность подраться? Не бывать такому!

— Прости, — рассмеялся Торлейв. — Я, видишь ли, не перестаю укорять себя за то, что втянул тебя в свои дела.

— Я вроде сам втянулся, — хмыкнул Гамли. — Но так и быть, не стану держать на тебя обиду! Как спустишься с холма, иди так, чтобы вон тот молодой ельник оставался справа. Как дойдешь до кривой ели у скалы, так дальше ступай не дыша, там уже до башни рукой подать.

— Понятно, — кивнул Торлейв. Он пристально вглядывался в синий безмолвный лес.

— Башня каменная, высокая, а внизу караульная изба вроде этой. Если пленники там, то, скорее всего, их держат в караулке. И не лезь на рожон в одиночку, парень, слышишь? Помни о ней, — Гамли указал на притихшую Вильгельмину.

Они спустились вниз. Торлейв поцеловал Вильгельмину, взял меч и ушел.

— Тебе надо бы поспать хоть немного, — сказал Гамли Вильгельмине. — Не бойся за него. Он парень разумный. Скоро вернется.

— Не могу не бояться.

— Он мужчина. Ты не можешь быть все время рядом с ним. Бывают такие моменты, когда страх за любимого человека делает нас слабыми и уязвимыми. А пошла бы с ним — ему пришлось бы отвечать и за себя, и за тебя.

— Я понимаю, — сказала она. — Так уже было однажды. Мне хватит разума терпеть и ждать.

— Воистину храбрые речи! Будь ты мальчишкой — из тебя вышел бы лучший хёвдинг во всей Норвегии. Главная воинская доблесть — не в том, чтобы идти в атаку с обнаженным мечом, как думают многие, а как раз в умении терпеть и ждать. А теперь поешь немного, тебе надо набраться сил.