Золото Хравна

— Что странно, друг мой?

— Мы с тобой — жених и невеста. И ничего не изменилось, хотя я сказала это вслух. Это тоже странно.

— А что должно было измениться? — спросил Торлейв, с любовью глядя в ее глаза.

— Например, небеса разверзлись бы. Или заплясало северное сияние от горизонта до горизонта. Или как весной — загремел бы гром, засверкали молнии. По-моему, вот так должно было быть. А мы идем с тобой как ни в чем не бывало. И ветер в лицо, и снег.

— Нет, все же что-то изменилось. Теперь ты не испугаешься и не оттолкнешь меня, если я тебя поцелую.

И он так и поступил.

— Что сказал бы Стурла? Он ведь еще не дал согласия.

— Не всё же мы будем рассказывать Стурле, — улыбнулся Торлейв.

— Вчера ночью, в бурю, мне казался домом предбанник Рябого Гицура просто потому, что ты там спишь и тихо похрапываешь. Сегодня мне кажется, что я дома — здесь, среди этих валунов, — потому что ты обнимаешь меня. Вот здесь мой дом, между твоих рук! Ничего другого мне не надо. Так уж и быть, не скажу об этом Стурле. Он и сам всё поймет, он у меня умный.



Дорога все углублялась в скопище островерхих черных скал. Нагроможденья камней были причудливы, некоторые из них напоминали загадочные фигуры, огромные вытесанные ветром лица, лошадиные морды.

— Вон одна из этих башен, я ее видел, когда был здесь с монахами.

Вильгельмина обернулась туда, куда указывал Торлейв концом палки. Сквозь снежную пелену вдалеке проступали очертания серой громады.

— Не думаю, чтобы отца держали здесь, — с сомнением проговорила она.

— Нет, конечно, — сказал Торлейв. — Помнишь, что говорили Халле с Андресом? Стурла — в одной из лесных башен. Но можно заглянуть в эту. Просто так. Если в ней не живут больше те бродяги.

— В ней жили бродяги?

— Надо же куда-то деваться людям, у которых нет дома, — пожал плечами Торлейв.

— Таким как мы?

— Да, вроде нас.

— Безлюдное место этот Воронов мыс, — вздохнула Вильгельмина. — Сколько мы уже идем по дороге — и не встретили ни одного человека.

— Интересно, скоро ли мы наткнемся на Стюрмира, — хмыкнул Торлейв.

— Надеюсь, что никогда!

— Да нет, это произойдет, раньше или позже. Мы же идем к нему в гости.

— Никулас Грейфи говорил, что придет помочь тебе. Хорошо бы он сдержал свое обещание! И привел бы с собою с десяток слуг и издольщиков.

Торлейв покачал головой.

— Не стоит на это надеяться. Никулас был слегка пьян, когда говорил со мной. Думаю, Сольвейг ни за что его не отпустит. Кажется, она крепко держит мужа в руках.

— Он не похож на человека, который раздает пустые обещания, — возразила Вильгельмина.

— Мы должны рассчитывать только на себя, — упрямо произнес Торлейв. — Если он захочет нам помочь — хорошо. Но если мы станем уповать на чью-то помощь — пиши пропало.

— А как это — держать мужа в руках? — поинтересовалась Вильгельмина.

— Не могу ничего сказать тебе на этот счет, — серьезно отвечал Торлейв. — Посоветуйся лучше с Сольвейг, она тебя научит.

— Полагаю, это делается так! — Вильгельмина крепко обняла Торлейва. — Вот я и держу тебя в руках! — Она рассмеялась.



Было уже далеко за полдень, когда они приблизились к башне. Ветер не стихал, и снег сыпал все гуще. Лыжи тонули в пушистой борозде, и лыжня за спиной быстро исчезала, заравнивалась новым слоем.

— Торве, — сказала Вильгельмина. — Там впереди, на дороге, кто-то идет нам навстречу.

Торлейв, сощурившись, вгляделся в туманную путаницу леса, скал и снега.

— Я никого не вижу.

— И я не вижу. Но слышу.


— Как это?

— Я чувствую, что он там. Слышу, как он дышит. Он еще далеко, но у меня мурашки бегут по коже. И я снова слышу, как поет Йорейд. Как только становится опасно, до меня доносится ее пение — далекое и тихое. Так было позавчера на дороге. И еще Айли. Она сказала: «Лес говорит. Разве ты не слышишь?» И я стала смутно различать, что говорит лес.

— За последние две недели я научился верить и более странным вещам. Давай укроемся в башне.

Торлейв и Вильгельмина обогнули ельник и поднялись по широкой каменистой гряде. Море шумело прямо под ними. Волны накатывали на оледенелый берег, омывали черные острые скалы, носили и перекатывали обломки берегового льда.

«Сорваться с тропы — и смерть! — подумала Вильгельмина. — Как страшно было бы умереть теперь!»

Башня стояла прямо перед ними. Часть крыши была цела, но караульная изба — деревянная пристройка внизу — совсем сгнила и обвалилась. Вход в башню зиял черным проломом. Вильгельмина поежилась, но вошла следом за Торлейвом.

Внутри было полутемно, свет проникал лишь через дыру в крыше. Бродяг здесь не было, но на полу осталось старое кострище. Узкая винтовая лестница вела наверх, на смотровую площадку. Та сохранилась лишь частично.

— Сверху отлично видно будет тех, кто идет по дороге, — сказал Торлейв.

Они поднялись наверх.



Человек появился внезапно. Вышел из-за груды валунов. Темная фигура его в длинной одежде, точно изогнутая черная руна, выделялась на белом снегу. Ветер развевал полы длинного плаща. Путник ковылял на лыжах, подволакивая ногу. В правой руке его был длинный посох.





Человек появился внезапно. Вышел из-за груды валунов. Темная фигура его в длинной одежде, точно изогнутая черная руна, выделялась на белом снегу.



— Это Финн! — тихо произнес Торлейв.

При этих его словах Финн повернул голову в островерхом капюшоне и посмотрел в сторону башни. Сердце Вильгельмины едва не оборвалось. Она отлично понимала, что с такого расстояния никто не может услышать шепот Торлейва. Но она же слышала шелест Финновых лыж и даже его дыхание.

Колдун остановился. Некоторое время он продолжал смотреть в сторону башни и прислушиваться, потом поковылял дальше.

— Что он тут делает, и почему он один? — тихо спросил Торлейв. — И почему возвращается?

— Наверное, они нас обогнали и, догадавшись об этом, теперь ищут нас повсюду.

— Пойдем, — позвал Торлейв. — Мы должны к вечеру быть на постоялом дворе. А то ведь места здесь дикие, скалы да лес, ни одной усадьбы.

Они спустились вниз.

— Ты не устала? — спросил Торлейв.

— Немного, и ужасно хочется есть.

— Перекусим на ходу, — предложил Торлейв. — Времени на привал у нас нет.

Он достал лепешку и кусок сыра. Они разломили их и съели, не замедляя шага, а после запили водою из Торлейвовой фляги — больше у них не оставалось ничего.



Они шли и шли, упрямо пробиваясь сквозь снег и ветер, и метель летела им в лицо, обжигала глаза и щеки. Заблудиться было невозможно — другой дороги здесь не было.

Однажды их путь пересекло ущелье: оно казалось трещиной, расколовшей надвое Воронов мыс. Через ущелье был перекинут деревянный мост, на дне бурлила быстрая река, темные ее воды стремительно, точно змеиное тело, проворачивались среди белых берегов. Волны слизывали лед с прибрежных валунов, но он намерзал вновь, образуя на краях камней причудливые фигуры. На веревочных перилах моста висели огромные бороды сосулек. Вильгельмина задержалась на какое-то мгновение, заглядевшись вниз, в бурлящую страшную воду.

— Все-таки странное это место — Воронов мыс, — сказала она, когда они миновали мост. — Суровое и недоброе.

Торлейв пожал плечами.

— Когда я был здесь первый раз, мне так не показалось. На дворе стояла осень. В лесу темные ели перемежались с желтыми березами. И море было солнечным и тихим.

— Скорее бы все это кончилось, Торве. Я так устала… Иногда мне хочется уснуть и проснуться дома, на хуторе. Чтобы вдруг оказалось, что все это просто сон и не было никакого Нилуса из Гиске. Никакого Стюрмира. Отец вернулся, завтра Рождество, и Оддню на кухне готовит ячменные лепешки.

Торлейв невесело усмехнулся.

— Хорошо бы. Но знаешь, несмотря ни на что, я не отдал бы и мига из всего, что было с нами… кроме, конечно, твоей боли, милая моя. Теперь я уверен, что ты любишь меня!

— Ты бы узнал об этом все равно. Может, чуть позже. Но нам удалось бы избежать стольких бед.

— Нет смысла думать об этом, друг мой. Все равно ничего не изменишь.

— Но я не могу не думать. Они же хотят убить Стурлу, тебя и меня. И они давно бы это сделали, если бы узнали все, что им нужно, про это дурацкое золото! Не знаю, как объяснить тебе… Эта темная бездна, которая засасывает их, превращает в нелюдей, — теперь, когда они где-то рядом, я тоже ее чувствую. Чем ближе мы к ним подходим, тем шире она разрастается. А стоит задуматься о ней, как она проникает мне в сердце, и часть меня точно проваливается в нее. Впервые я почувствовала это в тот день, как увидела Стюрмира. Эта та самая опасность, о которой говорила Йорейд. Но ты не представляешь себе, сколь она велика! Сделаешь один неверный шаг — и полетишь в бездну.