Золото Хравна

Хозяин покачал головою:

— Что-то не припомню. В женской спальне у меня есть три девки, идут в паломничество в Нидарос, с ними три служанки. В горнице ночует толстая вдова бонда Торстейна Сивого со Свиного Подворья, что на Березовом взгорке, — это в Медалсдале. Муж ее был достойнейший человек. А умер по глупости, по пьяни — перебрал медовухи да и свалился ночью с моста в Гёулу[118]; слыхали небось?

— Не слыхали, — с раздражением сказал Стюрмир. — Нам нужен парень, молодой, темные волосы, серые глаза. Торлейв, сын Хольгера, он резчик. С ним девушка, он похитил ее. Она моя дочь!

— Сочувствую вам! — закивал хозяин. — Только нет у меня таких постояльцев. В общей спальне — дровосек, ловцы соколов с клетками, скоморох, грязный как свинья. У него еще две собаки, обученные всяким трюкам. Там же двое монахов-веревочников — тоже, скажу вам, чистотой не блещут, боюсь, придется мне после них морить вшей. В каморке за поварней двое парнишек, странствующие ремесленники. В верхней горнице гости поприличней — двое зажиточных бондов из Гюдбрансдалира[119] со слугами, в конюшне — их кони… Такие кони — загляденье! Мне бы таких.

Стюрмир обернулся к своим спутникам.

— В гостинице их нет, — сказал он. — Но так или иначе, они идут этой же дорогой и должны будут где-то остановиться. Заночуем здесь!

— Все лучше, чем к волку в пасть, — проворчал Дидрик.

— Ежели достойным мужам будет угодно, могу двоих из вас разместить в общей спальне со скоморохом, собаками и монахами, — предложил хозяин, прикрыв рукою новый зевок.

— Нет уж, благодарю, — поспешно сказал Стюрмир. — Сеновал так сеновал.

Тихо как тень прошел Торлейв вдоль конюшни и амбара и вернулся в каморку за поварней.

— Мина, вставай! — Он тихо коснулся ее плеча. — Просыпайся скорее.

— Что случилось? — спросила Вильгельмина, не отрывая головы от подушки.

— Стюрмир здесь. Он не знает о нас, но они все остановились на ночлег в этой гостинице.

Вильгельмина вскочила, поспешно натянула пьексы, кафтан, подобрала волосы и спрятала их под красный лапландский колпачок. Торлейв скрепил пояс пряжкою и раскрыл кошель — он собирался оставить на лавке деньги за ночлег.

— Кто-то идет! — в страхе прошептала Вильгельмина, глядя на дверь: снег снаружи поскрипывал под чьими-то осторожными шагами.

Подошедший потопал ногами на крыльце, чтобы отряхнуть башмаки, и в дверь коротко постучали.

Торлейв положил руку на рукоять меча и встал, прислонившись плечом к дверному косяку. Вильгельмина замерла.

— Откройте! — раздался снаружи тихий голос хозяина гостиницы.

Торлейв отодвинул засов.

— Ага! — сказал хозяин, окинув взглядом каморку. — Я вижу, вы уже собрались уходить!

— Я собирался оставить тебе деньги на лавке.

— Я и не мыслю, что ты решил ограбить меня, парень. Знаешь, сколько народу я повидал за то время, что держу этот двор? Всяких видал людей. Да я с первого взгляда могу сказать, заплатит он или навострится сбежать. Я другое хотел сказать. Тут пришли какие-то. Остановились у меня в конюшне. Ищут они тебя. И эту твою зазнобу, — он кивнул на Вильгельмину. — Их хёвдинг говорит, она дочка его.

— Я ему не дочка! — возмутилась Вильгельмина.

Хозяин помотал головой.

— Это дело не мое, дочка там или нет. Только я никаких разборок в своей гостинице не хочу. Мне же потом отчет давать. Так скажу: были двое парнишек, по виду ремесленники, да четверо охотников со слугами — и кто с меня спросит? А ежели до драки дойдет, — кивнул он на меч в руках Торлейва, — что тогда? Смертоубийство? Нет, я не охотник до таких развлечений. Коли вам позарез надобно драться, то рвите друг другу глотки в поле или в лесу. Подальше от наших мест.

— Как вас зовут? — спросила Вильгельмина, не в силах сдержать улыбку.

— Меня? Гаут Огузок. Представь, так и зовут. Еще Гаут Трактирщик и Гаут из «Пивного фьорда». Лепешек вот вам принес да мех пива, подкрепиться-то надо будет в дороге. Денег мне от вас не нужно, кроме того, что за постой. И вы еще это… девка на парня-то не больно похожа.

— Мы уже догадались, — сказал Торлейв. — Спасибо тебе, Гаут.

Дворовые постройки и крыша главного дома тонули в седой пелене — точно облако легло на землю своим мягким брюхом.

Тихо вышли за ворота. Туман, приплывший с фьорда, солью оседал на губах.

На опушке леса кричала не смолкая трескунья-сорока. Вильгельмина вдруг положила на плечо Торлейву свою маленькую руку.

— Смотри! — прошептала она.

Туман клубился над ручьем, но фигура зверя вырисовывалась отчетливо: длинные ноги, поджарое туловище, остроухая морда.

— Волк, — одними губами произнес Торлейв.

Приглядевшись, он заметил и второго. Благодаря светлой масти тот был почти невидим: отведешь глаза в сторону — и не вспомнишь, где он.

— Узнаёшь их? — прошептала Вильгельмина.

— Этого не может быть. Волки не покидают своих лесов, а мы далеко ушли от Эйстридалира.


— Может, это не совсем волки? — предположила она.

— Идем, — сказал Торлейв. — Я, по правде говоря, предпочитаю иметь дело с волками, чем со Стюрмиром и его людьми. Пусть даже эти волки не совсем волки.

— Похоже, они поджидали там кого-то, — тихо сказала Вильгельмина, когда они уже бежали сквозь лес. — Та светлая — волчица, а темно-серый — самец. Они оба очень красивы. Мне снился сон про то, как эта волчица шла вдоль дороги, шаг в шаг со мною. И стерегла меня от ётунов.

Вильгельмина на бегу глянула на верхушки елей. Те поскрипывали и шептались меж собою. Наяву это вовсе не казалось страшным.

— В тот вечер, когда все началось, — сказал Торлейв, — помнишь, мы возвращались на хутор? Один из волков шел за нами по лесу. Крупный темный самец. Я не хотел тебе говорить. Я всю дорогу держался за меч.

— А я и не заметила, — сказала Вильгельмина. — Но я тогда вообще ничего не видела перед собой. Так ты поэтому вернулся потом к ельнику? А не потому, что потерял рукавицу?

Торлейв кивнул:

— Я боялся, что он все еще идет за нами. Но он только проводил нас до берега, на лед не пошел, остался в лесу. А когда я вернулся, его уже не было.

— Как ты решился на такое? — поразилась Вильгельмина. — Я бы никогда не смогла! Я бы заперла двери и дрожала от страха, но не вышла бы одна, даже с мечом, особенно после всего, что было, и после того, что нам рассказала Йорейд. И еще та жуткая песня, которую она нам пела. От нее мороз по коже даже сейчас.

— Скорее всего, те, которых мы только что видели, — совсем другие волки. Они просто ждут, не выйдет ли к ним поутру какая-нибудь глупая коза или курица со двора Гаута Огузка.

— Может, и так, — кивнула Вильгельмина.

Какое-то время они бежали молча.

— Знаешь, что пришло мне в голову? — сказал вдруг Торлейв, обернувшись к Вильгельмине. — Сегодня ведь среда.

— И что?

— Тинг был назначен на среду, там должны разбирать иск Стюрмира. А сам Стюрмир здесь.

— И что это значит?

— Значит, его иск не будут разбирать на этом тинге, отложат на потом.

— Хорошо это или плохо для нас? — спросила Вильгельмина.

Торлейв усмехнулся.

— По крайней мере, мы с тобой немного попортили ему обедню.



Светало. День обещал быть пасмурным, с низкого неба падали редкие мокрые хлопья. Идти на лыжах становилось всё труднее, даже наезженные колеи проваливались под полозьями. Вильгельмина начала уставать: она не выспалась, после вчерашнего бега у нее ныли ноги и спина, болело ушибленное колено.

Навстречу Вильгельмине и Торлейву проехали несколько всадников, среди них — рыцарь в синем стеганом гамбезоне, в кожаном подшлемнике без шлема и грязном белом плаще. К седлу рыцаря были приторочены меч в роскошных украшенных золотой чеканкой ножнах и зачехленный щит. Его спутники тоже были вооружены, но не так богато. И одеты много проще — в суконные мокрые сюрко и куколи. Один из слуг вез длинное копье с синим значком[120], который намок и повис как тряпка. Копыта коней увязали в мокром снегу, и недовольные животные фыркали на летевшие им в морды хлопья.

Проводив рыцаря глазами, Торлейв и Вильгельмина двинулись дальше.

Позади в густом тумане возник вдруг тихий звук; постепенно он становился всё громче, и, когда Вильгельмина и Торлейв дошли до поворота, из тумана вынырнули большие розвальни. Две крепкие мохнатые лошадки, соловая и пегая, шли резво, и бубенцы вызванивали в такт их бегу бодрую дорожную песню.

— Друг! — сказал Торлейв, помахав вознице рукой. — Не подвезешь ли нас?

— Садитесь, — сказал возница, усмехнувшись в светлую пшеничную бороду. — Все веселее, чем одному. А вы куда путь-то держите?

Торлейв махнул рукою неопределенно вперед.

— В Оксбю, что на Снёсе.

— К блаженному?..

Торлейв пожал плечами.

— Точно, угадал я, — крестьянин заулыбался. — Тут все к нему идут, к блаженному. Говорят, многим помогает. Подвезу, отчего не подвезти. Дом мой в Стейнбрёкке, в четверти мили от Стейнхьяра.

— Оттуда до Оксбю рукой подать, — кивнул Торлейв.

— Хотите — полезайте назад. Там есть сено да рогожка, можете прикрыться.

— Спасибо, брат!

Они забрались в сани. Возница свистнул лошадям, те припустили вперед скорой рысью. Верхушки придорожных сосен и елей поплыли перед глазами Вильгельмины. Она спрятала лицо под рогожу, чтобы мокрые капли не падали на лоб и щеки. Торлейв обнял ее. Склонив голову к нему на плечо, она закрыла глаза и тут же уснула.

— Намаялся парнишка-то? — поинтересовался крестьянин.

Торлейв кивнул.