Злая река

— Мне только что сообщили с нашей станции в Южном Китае. Специалист Куорлз мертв.

Несколько мгновений Пендергаст совершенно не двигался. Потом потянулся к бокалу:

— Сообщите мне подробности.

— Он выпал из окна своего номера в «Софитель Фошан» в провинции Гуандун. Китайская полиция и медики забрали тело и начали расследование, прежде чем в Лэнгли было обнаружено, что полномочия и назначение Куорлза активны. К тому времени, когда мы связались с китайскими властями и исполнили необходимый дипломатический танец, вскрытие уже было завершено. Нам повезло: мы успели отправить туда одного нашего криминалиста для осмотра тела, прежде чем его кремируют и вернут в Штаты.

— И каковы результаты вскрытия?

— Официальное китайское заключение: смерть в результате удара как следствие падения с двадцатого этажа. Я посылаю вам несколько зашифрованных изображений. — И после короткой паузы: — Предполагалось, что это самоубийство. Вскрытие было довольно тщательным, и наш эксперт с трудом нашел доказательства обратного. Да, Куорлз выпал из своего номера. Но…

— Да?

— Наш эксперт заметил кое-что необычное: натертости на пищеводе.

— Натертости?

— Именно это слово использовал наш медицинский эксперт в отчете.

— Не могли бы вы прислать этот отчет мне?

— Минутку. — Еще одна пауза. — Китайский эксперт отмел это соображение, утверждая, что прободение пищевода является следствием существовавшей прежде… погодите-ка… плоскоклеточной карциномы.

— Что-нибудь еще?

— У нашего эксперта не было времени. Он сделал все, что мог, прежде чем китайцы кремировали останки — это их обычная отвратительная практика, скрывающая любой намек на грязную игру, которая может ждать иностранцев в Китае.

— У вас есть какие-либо изображения пищевода?

— Сейчас отправляю.

Во время этого разговора Констанс поднялась с шезлонга, подошла к ограде с бокалом в руке и стала смотреть на запад. Солнце теперь превратилось в оранжевый огненный шар, целующийся с морем на горизонте. Пендергаст расшифровал послание на своем телефоне и быстро прокрутил фотографии. В Куорлзе трудно было узнать человеческое существо, не говоря уже о том невысоком суетливом человеке с итонской стрижкой, с которым он познакомился в офисе коронера в Форт-Майерсе всего несколько дней назад. Здание отеля было высоким. Пендергаст прокрутил послание вперед, к отчету доктора.

— Здесь сказано, что затронуты как слизистая, так и подслизистая и что нет никаких признаков ни рубцов, ни санации.

— Агент Пендергаст, для меня эта медицинская терминология — чистая абракадабра.

Пендергаст прокрутил отчет до последней фотографии — единственной фотографии пищевода Куорлза, сделанной экспертом ФБР.

— Травматическое повреждение или нет, но это определенно не плоскоклеточная карцинома, — сказал он.

Пикетт громко вздохнул:

— Говорит доктор Пендергаст…

— Эксперт группы обуви и покрышек, которого я отправил в Китай менее чем неделю назад, не страдал последней стадией рака пищевода. Это я могу вам точно сказать.

— Тогда что же это?

— Я говорю именно то, что, вероятно, подразумевает наш медицинский эксперт, хотя он в данных обстоятельствах максимально дипломатичен. Повреждение пищевода вызвано не раком или падением. Его причина — глубокие ожоги.

— Ожоги?

— Третьей степени, при которой ткани уничтожаются вплоть до соседних органов.

Следующая пауза оказалась более длительной.

— Что именно вы хотите этим сказать?

— Специалиста Куорлза пытали. Ему в горло ввели специально приспособленный для этого гастроскоп.

— Специально… приспособленный?

— Да. Их можно купить, если знаешь где. Медицинские инструменты, предназначенные не для лечения, а для того, чтобы делать кое-что обратное. Гастроскопы обычно оснащаются подсветкой, камерами, крохотными скальпелями для взятия проб на биопсию. Но они могут оснащаться и электрическими зондами, прижигателями. Метод пытки, не оставляющий видимых внешних следов, только внутренние.

— Господи боже…

— Куорлз звонил мне три дня назад. Он сказал, что, скорее всего, нашел производителя ботинок. Это маленькая компания, работающая на ограниченный круг клиентов, включая и маклера, который сравнительно недавно заказал триста пар именно таких ботинок.

— Что-нибудь еще?

— Да. Он сказал, что заказ сопровождался некоторыми необычными требованиями. Еще он сказал, что, по его мнению, это был деликатный заказ и, если он будет копать глубже, это может обернуться проблемой для него.

— И?


— Сэр, для Куорлза не было особой разницы, заниматься делом в Китае или исследовать обувь и галстуки в Хантсвилле. Но он не был агентом, и его базовая подготовка не включала работу под прикрытием. Он считал, что нашел производителя и посредника. Мы, конечно, хотели бы узнать, кто покупатель, но я сказал ему, чтобы он действовал по своему усмотрению, а если почувствует какую-нибудь опасность, то должен оставить все попытки и немедленно покинуть Китай.

— Он назвал имя производителя или посредника?

— Нет. В тот момент у него не было причин рассказывать мне больше — по соображениям безопасности или чего-то другого.

— Безопасности? Мне кажется, что, когда у вас состоялся этот разговор, уже было слишком поздно.

— Мне это тоже пришло в голову.

— А вам не приходило в голову, что если они, кто бы они там ни были, зашли так далеко, то Куорлз, вероятно, сказал им все, что они хотели знать?

— Приходило.

— Он сообщил им о нашем интересе к тому, кто заказал эти ботинки, и назвал имя агента, который ведет это дело. То есть ваше имя.

— Настоящий вопрос состоит вот в чем: как они узнали, насколько близко он подошел? Мы с Куорлзом использовали меры предосторожности первого уровня.

— Это важный вопрос. Как вы собираетесь продолжать? — спросил Пикетт секунду спустя.

— Я бы хотел поразмыслить об этом до утра.

— Хорошо. Думаю, можно быть уверенным, что это трагическое развитие событий говорит нам по крайней мере об одном: люди, с которыми мы имеем дело, весьма искушенные и у них удивительно длинные руки. Я официально предупреждаю вас: будьте начеку. И передайте то же самое Колдмуну.

— Когда смогу с ним связаться — непременно.

Телефон замолчал, и Пендергаст убрал его в карман. Солнце ушло за горизонт, оставив после себя сияние чистейшего коричного света. Констанс вернулась на свое место. Пендергаст не пытался скрыть от нее конец разговора.

Она допила аперитив и поставила бокал на стеклянный столик.

— Ты кого-то потерял, — сказала она.

— Боюсь, это слишком мягко сказано. Один человек, действуя по моим инструкциям, подвергся пытке и был убит.

Констанс не ответила на это. Она просто взяла его за руку, и они молча сидели, пока медленно гас дневной свет.

— Каким он был? — спросила она наконец.

— Он был смелым человеком и умер, исполняя свой долг. — На лице Пендергаста мелькнуло мрачное выражение. — Более высокой цены никто не может предложить.

Немного помолчав, он сказал:

— Хочу тебя предупредить: эта новость не просто трагическая. Оно может означать, что нам тоже грозит серьезная опасность.

— Да? — Выражение лица Констанс не изменилось. — В таком случае нам лучше поторопиться.

— С чем?

— С обедом. Я умираю с голода.

Они встали — Пендергаст легонько обнял Констанс за талию, отчасти ласково, отчасти покровительственно, — спустились по ступенькам крыльца и направились к ресторанам на Каптива-драйв.





39




— Это здесь, — сказал Смитбек.

Флако свернул с федерального шоссе № 41 на Келлог-стрит. Посмотрев вдоль улицы, Смитбек немного расслабился. Все было так, как он и помнил: Келлог принадлежала к тем улицам, дома на которых, прежде большие частные резиденции, были переделаны под юридические фирмы, врачебные кабинеты, симпатичные офисные здания со стильными деревянными табличками, сообщающими названия компаний и фирм.

Он мрачно отметил, что они находятся всего в нескольких шагах от мемориальной больницы имени Ли.

Смитбек вложил все, что у него было — тело и душу, — в то, чтобы этот момент настал, тщательно продумав свои действия. Он предложил переделать несколько страниц рукописи, чтобы внешний вид был получше. Попросил расческу, чтобы хоть немного привести в порядок волосы. Делал все, что приходило ему в голову, чтобы Флако — который по возвращении Карлоса явно начал сомневаться — продолжал мечтать о богатствах Голливуда, а не думал о ярости Бахвала. Пришла ночь, медленно ползли часы, волнение Смитбека все нарастало. А что, если Флако струсит? Что, если Карлос никуда не уйдет? Каждый час приближал обещанное возвращение Бахвала. «Я вернусь и сломаю тебя».

Когда Флако молча принес ему завтрак, Смитбек прибег даже к такому ходу: стал требовать часть воображаемых прибылей.

— Слушай, — сказал он, — если Эль-Асеро и в самом деле станет хитом, — ну, франшиза там, понимаешь? — я думаю, нам надо теперь же договориться о том, какой у меня будет процент. Я ведь знакомлю тебя с Биллом, верно? Обычно агент получает пятнадцать процентов. Но я не хочу жадничать, я возьму десять, может, двенадцать, — мы поговорим об этом потом, когда вернемся сюда.

Флако бросил на матрас тарелку с тортильей и бобами, развернулся и вышел, не сказав ни слова. Смитбек не знал, зацепили ли молодого бандита разговоры о богатстве и о его собственной готовности вернуться в пленение на стокгольмский манер. Он даже не был уверен, понял ли его Флако.