Жена Тони

Как давно уже заметила Чичи, Барбаре непременно нужно было покритиковать любое ее решение, от важных до самых незначительных.

– Я хочу, чтобы у нас была традиционная свадьба на берегу, – сказала Чичи. – Футбольная свадьба, с оркестром, сэндвичами, танцами до рассвета и горой печенья на подносах. Настоящая итальянская festa[74].

– А Тони чего хочет?

– Он согласен на все, что выберу я.

– Все они так говорят поначалу. И все в ажуре до того самого момента, когда ты перестаешь с ним соглашаться. – Барбара перекусила нитку и проверила шов на занавеске, которую шила. – Но как только выходишь за него замуж, решения начинает принимать он один.

– Браки бывают разные.

– Ага. – Барбара выровняла край занавески и протолкнула его под лапку швейной машины. – Каждая порция макарон тоже разная, но в итоге это все равно макароны.

– Мне надо бы написать его родителям и предложить им остановиться у нас, когда они приедут на свадьбу, – сказала Изотта.

– А где их размещать? Тут и так яблоку негде упасть, – возразила Барбара. – Вот у Джузи есть место. Правда, тогда придется пригласить всю эту шайку Фьерабраччо.

– Действительно, – задумалась Изотта.

– Лучше пусть живут у Джузи, – сказала Чичи. – Савви не очень-то ладит с отцом.

– Но ведь ко времени свадьбы они уже разберутся между собой? – сказала Изотта.

– Тони наотрез отказывается это обсуждать.

– Он, видимо, из такой итальянской семьи, где принято враждовать до самой смерти, – предположила Барбара.

– Как эти Фьерабраччо?

– Ага, вот именно. – Барбара выключила швейную машинку. – Как поссорятся, перестают разговаривать друг с другом навсегда. До могилы.

– Его мать очень милая. Неужели отец так ужасен? Она ведь с ним уживается, – сказала Чичи.

– Скоро все узнаешь сама, – вздохнула Изотта, поднимая на руки внучку. – Мне бы хотелось, чтобы ты как можно скорее поговорила со священником.

– Если тебе надо, чтобы именно он тебя венчал, то договаривайся о торжественной утренней мессе, – посоветовала Барбара. – К обеду отец Розалия уже в дрова.

– А дрова красные или белые? – пошутила Чичи.

– Солодовые.

Зазвонил телефон. Чичи подняла трубку, ответила, затем замолчала, слушая собеседника.

– Да, я Кьяра Донателли, – сказала она наконец.

– Должно быть, выиграла окорок, – сказала Барбара. – Я написала ее крестильное имя на билете для церковной лотереи.

Чичи положила трубку и оперлась о спинку стула, чтобы не упасть.

– Кто звонил? – спросила Барбара.

– В субмарину Тони попала торпеда. Он пропал без вести.

Чичи схватила пальто и направилась к двери.

Барбара поднялась было, чтобы пойти за ней, но Изотта остановила дочь:

– Оставь ее.



Чичи била дрожь. Она поплотнее завернулась в пальто и посмотрела на свою руку. Помолвочное кольцо выглядело тусклым – день выдался очень пасмурным. Девушка постаралась не принять это за знак свыше. Да нет, наверняка это ничего не значило, просто солнце прочно спряталось за густыми ноябрьскими тучами. Она натянула перчатки и направилась к пляжу.

С утесов свисали спутанные лозы с повисшими на них водорослями. А дальше на побережье было пусто, сколько видел глаз. Чичи пошла вдоль кромки прибоя, там, где серая поверхность океана отражала мрачное небо.

Атлантические волны тихо накатывали белыми фалдами. Она представила себе бурный тихоокеанский прибой, каким его показывали в выпусках новостей, и ощутила всю даль расстояния между собой и Тони. Она ничего не могла для него сделать и чувствовала себя совершенно бесполезной.

Чичи попыталась вообразить себе мир без него. А ведь следовало быть готовой к подобному. Подруги, у которых парни тоже воевали, советовали ей трезво глядеть фактам в лицо, но к самому худшему она не подготовилась. С отчаянием, знакомым только тем, кто вынужден торговаться со Всевышним, Чичи устроила себе настоящее испытание совести.

Я откажусь от всего, только бы он вернулся ко мне.

Этим всем было ее честолюбие, и оно же было ее грехом. Она подпитывала свои творческие планы при помощи хитрости, уловок и упорства, отодвигая на задний план и любовь, и дружбу, и брак. И что это, как не эгоизм? Она носила кольцо Тони Армы, но знала, что кольцо это было залогом их будущего сотрудничества не меньше, чем шаг по направлению к церковному таинству. То, в чем Чичи сейчас себя обвиняла, прежде было осознанно принятым решением. В биг-бэндах выживали лишь женщины, связанные с главным мужчиной оркестра, и женщины, взвалившие на себя роль матери и секретарши. Чичи же хотела выстроить свою жизнь по собственному сценарию. Но вот настал час испытания.

Я никогда не хотела замуж, и вот теперь у меня отняли будущее замужество, потому что я не ценила его и недостаточно любила Тони. Работа всегда была важнее, именно она всегда была для меня главным. Не стань Тони частью моей мечты, я не была бы с ним помолвлена.


Я думала, что мы станем путешествовать по всему свету, писать песни, исполнять их и записывать одну пластинку за другой. Пластинки будут складываться стопками, как pizzelle[75], столбик за столбиком, сотни пластинок. Шлягеры, шлягеры, шлягеры. Песни будут рождаться ночью, репетироваться днем, а на следующий вечер уже исполняться с полным оркестром. Мы только и будем делать, что создавать новую музыку и наслаждаться процессом. Это станет нашим вариантом фабричной жизни, но вместо того, чтобы шить блузки и собирать автомобили, мы будем писать о желаниях и мечтах людей, которые работали на тех конвейерах, а я буду класть эти слова на музыку. Мы проследили нити этих историй в наших семьях, у стола, вокруг которого мы собирались, и в любви, которая соединила нас, как обложка – книгу.

Но я пожадничала.

Женщин, которые хотят слишком многого, наказывают за честолюбие одиночеством на всю жизнь, в то время как мужчина, стремящийся к успеху, вознаграждается. Лишь война может потребовать от него отдать свою жизнь взамен жизней других. А от женщины ожидается, что она откажется от всего за привилегию любить одного-единственного мужчину.

Она сложила руки, склонила голову и закрыла глаза.

Я отдаю все – мою карьеру, устремления, будущее – в обмен на его жизнь.

Чичи услышала, как с утесов ее зовет Барбара. Сестра махала ей скрещенными над головой руками – этому сигналу SOS их научили родители для использования на пляже. Значит, есть новости. Барбара заскользила вниз по склону, Чичи побежала навстречу.

– Он у них! Тони нашелся! – крикнула Барбара.

– Он у япошек?

– Нет, нет, в больнице. В Морском госпитале Сан-Диего.

– Как он? Что они сказали? Расскажи мне все! – Чичи схватила сестру за лацканы пальто.

– Я попыталась выудить из медсестры всю информацию, какую смогла. Мы знаем, что он жив и был прооперирован.

– Он спасся! Он спасся! – Чичи начала по-настоящему осознавать новости. – Мне надо к нему. – Чичи взяла Барбару под руку, и они зашагали домой. – Я должна все исправить.



Для поездки в экспрессе «Супер-Чиф» из Чикаго в Лос-Анджелес Ли Боумэн надела свой лучший клюквенного цвета шерстяной костюм. Она укладывалась в спешке и взяла лишь небольшой багаж, но по опыту сопровождения гастролирующих оркестров знала, что брать стоит побольше блузок, чулок и белья, а не таскать за собой тяжелые юбки, жакеты и платья. Шляпу она не стала паковать, а просто надела, ей очень шла эта тирольская шляпка сочно-розового цвета с клюквенно-алой лентой.

Напротив Ли сидела Чичи в своем лучшем наряде – сером костюме из шелка букле с длинным жакетом и прямой юбкой. Шляпка, итальянская федора черного фетра, лежала у нее на коленях, темные волосы волнами струились по плечам.

– Сообщи Викки Флеминг, что я не вернусь в оркестр, – сказала Чичи.

– А тебе не кажется, что рановато принимать такое решение? – удивилась Ли.

– Нет у меня сейчас настроения для гастролей.

– Ты волнуешься о том, в каком состоянии мы найдем Тони?

– Чем ближе подъезжаем, тем больше волнуюсь.

– Я тоже, – призналась Ли.

– Мой кузен с Лонг-Айленда потерял во Франции ногу, – сказала Чичи. – Теперь он заново учится ходить.

– Гони от себя такие мысли.

– Знаешь, о чем я думаю?

– О чем же?

– О том, что я могу сказать ему или сделать для него, чтобы хоть как-то помочь.

– Ты тут помочь не можешь, – вздохнула Ли. – И никто не может.

– Но в этом и состоит моя роль в его жизни.

– Тогда быстренько найди себе новую роль, потому что быть ангелом невозможно. Даже я не позволила бы тебе подписать договор на такой ангажемент, несмотря на десятипроцентную комиссию.

– В каком бы он ни был состоянии, как бы ужасно все ни оказалось и что бы это ни значило для будущего, я все приму. Я о нем позабочусь. Мы поженимся, и я заберу его домой.

– Ты сделана из доброго теста, Чичи. Ему повезло – а уж я-то насмотрелась в шоу-бизнесе на самых разных жен. Мало кто подпишется на такую жизнь с закрытыми глазами.

– Я подписываюсь.

– А что если с ним все в порядке?

– Я в долгу перед Господом Богом.

– Как и все мы.

– Я с Ним кое о чем договорилась.

– А, знакомо. – Ли посмотрела в окно.