Жажда. Тёмная вода

ГЛАВА 10




Часы на Спасской башне показывали половину двенадцатого вечера, когда ворота внизу отворились, и внутрь вошла запоздавшая труппа артистов. Первым уверенной походкой вышагивал великий маг и чародей Грудини. На нем, как влитой сидел светло — желтый костюм, который под фонарем проходной отливал коричневым, на голове бордово — красная чалма, позаимствованная из задворок Большого театра, где Грудинин проживал последние годы. Вторым на сверку личности подошел Кобальт, одетый в пестрый радужный наряд и ботинки с длинными закругленными носками. Голову покрывал блондинистый парик, в котором актеры прошлого изображали лесных эльфов.

— Серов «Ловкий» Аркадий, ассистент Великого Грудини, — прочитал Гвардеец, покосившись на него недоверчиво.

Кобальт в ответ кивнул.

Замыкал труппу второй ассистент Грудинина Морошка, невысокий, коренастый паренек лет семнадцати, кативший за собой двухколесный прицеп, напоминавший повозку рикши. Сверху громоздился многочисленный реквизит: ящик с человеческий рост для волшебных исчезновений, костюмы, бутафорские шпаги, мечи для «прокалывания и разрезания» людей.

Жизнь вольнонаемного скомороха в кольце полна опасностей. Приходится добывать воду и еду самостоятельно, жилище не защищено от нападения тварей, в случае чего никто не придет на помощь. Грудинину предлагали в свое время гражданство Мида, но он предпочел ни от кого не зависеть, отправившись в нескончаемые гастроли по Садовому кольцу. Слава позволяла ему временно въезжать в любую общину. При этом великий Грудини, как настоящий фокусник, держал при себе ассистентов. Для допуска вместе с ним хватало рукописной бумажки, заверенной его подписью. Кто ж станет проверять, сколько рыцарю требуется оруженосцев?

— Тебя нет в списке, — сказал крупный усатый гвардеец, обращаясь к Грудинину.

— Не может быть?! — театрально удивился фокусник. — Ах, что же это я… Конечно, все понятно. У вас список старый. Видите ли, подагра у меня, жуть какие боли мучают, неделю с постели встать не мог. Когда пришло приглашение, выступить на этом замечательном празднике, то я с горестью в сердце отказался. Не подведу же я губернатора, пообещав и не выполнив? Если бы не Морошка и его золотые руки, так и лежал бы сейчас пластом. Показать, как он мне ноги промассировал? Как новенькие стали.

Грудинин изобразил несколько движение из чечетки и принялся стягивать сапог. Гвардеец, скривив лицо, остановил его жестом.

— Сегодня утром почувствовал себя намного лучше и первым делом отправил сообщение по дежурной частоте распределителю о том, что обязательно приеду, — продолжил Грудинин. — Разве можно такое пропустить? Я каждый год выступаю. Наверное, в суматохе ваш радист позабыл передать. Сами знаете, такое постоянно случается в праздники.

Гвардеец с холодным терпением выслушал поток лжи Грудинина, затем снял трубку с висевшего рядом на стене телефона и кому — то позвонил. Услышав имя фокусника, собеседник на том конце провода разразился проклятиями, но все же дал добро.

— Почему так поздно? — спросил гвардеец, когда они уже проходили под открытым шлагбаумом.

— Репетировал новый трюк для губернатора. Жаль, ты не увидишь, — Грудинин злобно хихикнул.

Гвардеец окатил его недовольным взглядом и фыркнул.

Когда труппа, покинув каменный мешок башни, попала прямиком в центр бушующей толпы, смех Грудинина перерос в нервный. Основные торжества проходили на территории бывшего Тайницкого сада, выкорчеванного под корень и закатанного в бетон много лет назад. Между фонарями растянули светящиеся гирлянды, вдоль стены расположились торговые лавки со всякой всячиной, в многочисленных шатрах желающим раздавали лучшие доступные в кольце угощения: свежие фрукты, шоколад, компоты и, конечно, воду — столько сколько пожелает желудок.

— Первый раз отказался выступать на этом чертовом водевиле и на тебе, — бурчал Грудинин. — Поверить не могу, что ты меня уговорил сюда прийти. Ненавижу этот Праздник воды.

— Как договорились: заберу должок у своего человека, и сразу вернемся, — сказал Кобальт.

— Уж поторопись. Публика здесь неблагодарная, лишнего пени не дождешься, а отожмут как нитку. В прошлом году я четыре часа показывал один и тот же трюк с исчезающей монетой. Пятьдесят фляг перевел.

Кобальт не стал посвящать фокусника в детали своего настоящего плана, иначе тот никогда бы не согласился помочь, даже в счет уплаты старого долга.

— Видишь, Морошка, то здание? Большой Кремлевский дворец. А какая там сцена была, какой зал, какая акустика. Ммм. Там прошли мои лучшие шоу. Лучшие годы жизни… Только представь: двести тонн реквизита, семьдесят ассистентов, осветители, камеры, фотовспышки. И я в центре всего.

— Угу. Круто, наверное.

Морошка послушно тянул за собой телегу.

— И где мы с тобой теперь…, — в голосе Грудинина звучала тоска.

На сцену водрузили макет первой водяной установки. Ровно в двенадцать часов по традиции выступит губернатор. После отчета о производственных успехах за прошедший год, которые окажутся, естественно, выше предыдущих, он даст старт следующему сезону, выкрутив задвижку — как дань тому самому дню, когда была получена первая капля чистой воды. Народ будет веселиться всю ночь, а завтра все вернется в привычный ритм — Кремль снова начнет производить жизнь.

— Делай свои дела, — сказал Грудинин Кобальту. — Встретимся за сценой. Надеюсь, распределитель сегодня в хорошем настроении.

Кобальт свернул направо в сторону сенатской площади. Клоунский вид не вызывал подозрений у прохожих, поэтому он надеялся все провернуть незаметно. Большинство гвардейцев находятся здесь и отдыхают вместе с остальными. Лучшего момента, чтобы обыскать подвалы Арсенала не найти.

А что если мальчика там нет? Оставалось надеяться, что догадка Кобальта сработает, иначе его ждут большие проблемы.

Он замедлил ход, услышав из толпы нервный голос Грудинина, который громко с кем — то спорил. Заинтересовал его не столько сам Грудинин, сколько его собеседник, а точнее его голос. Звонкий, певучий, или как описал Фонарь: «голосок как у бабы».

— И куда я тебя вставлю, а?! Ты почему не предупредил, ага? У меня сетка вся забита, бюджета не хватает, — причитал распределитель, когда подошел Кобальт.

Внешность, описанная Фонарем, совпадала: небольшой рост, жирный, плоская залысина на башке. Это тот самый человек, что приезжал в Мид, представился профессором Игнатовым и забрал Локуса.

— А это кто, а? — спросил распределитель у Грудинина, указав на Кобальта.

— Новый ассистент. Жонглирует сразу десятью бутылками, стоя на одном большом пальце ноги. Ты такого еще не видел, — с гордостью пояснил Грудинин.

— Еще один волшебник хренов, ага.

— Послушай, Арсений Саныч, — в дружелюбном тоне обратился Грудинин. — Я тебе, между прочим, услугу оказал, а ты со мной, как с молодняком, ставишь на подтанцовку к каким — то клоунам. Сколько мы с тобой знакомы, а? Вспомни кто я? Великий Грудини.


Распределитель смерил фокусника надменным взглядом.

— Великий Грудини, которого я знал, помер на сцене Олимпийского. То, что ты напялил его тряпки, и выглядишь как он, еще не значит, что ты — он.

Грудинин было открыл рот, чтобы возмутиться, но распределитель взмахнул перед его лицом планшетом, словно мечом, остудив его пыл, и сказал:

— А, знаешь, ты прав, ага. Нечего тебе делать с теми клоунами. Выступишь в толпе.

— Что? Ты шутишь?

— Сорок фляг. Ах да, забыл, что ты монеты не берешь. Пять литров и шесть пайков.

Грудинин закипал от злости.

— Это втрое меньше обычного! Да я… Да я знаешь сколько в Гуме зарабатываю за вечер!?

— Последнее предложение. Откажешься выступать, прямо сейчас попрошу гвардейцев выкинуть тебя за стену к чертовой матери вместе с твоим жонглером бутылками.

— Да пошел ты, Арсений Саныч! — Грудинин развернулся и обратился к Морошке. — Уходим. Что бы я еще раз сюда пришёл…

Расталкивая зевак, он направился к Спасской башне. Кобальт нагнал его и встал на пути.

— Стой. Пока нельзя уходить.

— Тебе надо, ты и оставайся, — рыкнул Грудинин, обойдя его и продолжив путь. — Морошка, шевелись!

Ассистент разогнался, телега гудела и подпрыгивала на неровностях.

Кобальт схватил Грудинина за запястье, потянул на себя.

— Да, послушай ты.

Грудинин дернулся, что было сил. Фокусника занесло, он не удержался, запнулся и завалился на проходившего мимо человека с ведром какой — то желтой жижи. Ведро перевернулось прямо на Грудинина, окатив его содержимым с головой. Судя по резкому запаху, прокисший суп из рыбных консервов.

Люди пялились и тыкали пальцем. Кто — то смеялся и аплодировал, решив, что это часть театрального представления. И даже когда Грудинин заплакал горькими слезами, зеваки продолжали над ним подшучивать и просить продолжения.

Кобальт и Морошка помогли фокуснику встать и отвели к Соборной площади, где было потише. Морошка достал из телеги чистую одежду и тряпки, вытер Грудинину лицо и волосы.

— Нет сил все это терпеть. Мне уже шестьдесят два, столько вообще уже не живут. А что у меня есть? Нихрена.

— Все образуется, — сказал Морошка, стягивая с начальника выпачканный сюртук. — Будут у нас еще грандиозные выступления. Только подкопим денег, наймем еще ассистентов.

— Что ты понимаешь?! — рявкнул Грудинин. — Какое у меня может быть будущее с этим барахлом? — он пнул ногой телегу. — Мне нужен новый впечатляющий трюк! Чтобы зрители моргать перестали, чтобы сердца у них колотились — дык — дык — дык! Чтобы было как раньше: овации, цветы, восхищение на лицах. Такое не купить ни за какие деньги.

Под одеждой у Грудинина виднелись плотно прилегающие к телу тонкие пластиковые накладки с водой. Все они соединялись системой трубочек, основная из которых выводилась в рукав.

«Все свое ношу с собой».

— Дай мне полчаса, — попросил Кобальт. — И мы вместе уйдем.

Грудинин окатил его отрешенным взглядом и сказал:

— Мы уходим сейчас. Идешь с нами, или без нас.

Фокусник встал и поплелся походкой уставшего старика. Морошка посмотрел на Кобальта, пожал плечами и пошел следом за начальником.

— Постой. Ты мне должен!

Грудинин остановился и обернулся. С него окончательно спала театральная маска, оголилось бледное, морщинистое лицо человека, чей жизненный путь оказался совсем не таким, каким он его себе представлял в мечтах.

— Обещал…, — повторил тот насмешливо. — А где ты был все эти годы, «дружище»? Когда меня урки обобрали, ты помог хоть каплей воды? А помнишь, я просил тебя замолвить обо мне словечко с Ленни, когда он мне месяц не платил? — он развел руки в стороны. — Ты приходишь, только когда тебе что — то нужно. Ты ничем не лучше остальных.

— Меня завтра казнят, — сказал Кобальт. — Трибунал отдал Гортрансу мою голову.

Грудинин сочувственно поджал губы.

— Тогда вообще не понимаю, чего ты здесь забыл.

— Полторы тысячи фляг.

Глаза Грудинина спешно округлились. Он указал Морошке взглядом, мол жди, пока взрослые дяди договорятся.

— У тебя столько нет.

— Есть в казне Мида, — ответил Кобальт.