Жаркий август
Часть 24 из 49 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– А поточнее?
– Двенадцатого после обеда я только взялся за работу, и тут приходит Дипаскуале и говорит не разбирать мостки.
– Почему же?
– Сказал, лучше подождать еще денек и посмотреть, не будет ли протечек. И еще добавил, что после обеда хочет заехать хозяин и лично убедиться.
– А вы что?
– А что я? Уехал.
– Продолжайте.
– Вечером, где-то после девяти, позвонил Дипаскуале и сказал, что с утра можно все разбирать. Я поехал, заделал окно досками, затянул пленкой и разобрал мостки. Как только начал ровнять грунт, подъехали еще трое из бригады.
– Из какой бригады?
– Которая забор вокруг стройки убирает. Потом прошелся пару раз вокруг дома трамбовкой…
– Что за трамбовка? – спросил Фацио.
– Машина такая, с ней еще дороги строят.
– Каток?
– Типа того, только поменьше. Когда закончил, поехал домой.
– Вместе с катком?
– Нет, его ребята из бригады должны были на грузовике вывезти.
– Вы не помните, не случалось ли вам утром тринадцатого заходить на нижний этаж?
– Спиталери то же самое спросил. Нет, не заходил, нужды не было.
Если бы он вошел, то как минимум лужу крови в гостиной должен был бы заметить. Но, похоже, Миччике не врал.
– Вы видели там сундук?
– Да. Его туда велел поставить…
– Да-да, синьор Спечале. Вы его открывали?
– Сундук? Нет. Я и так знал, что он пустой. Чего его открывать?
Вместо ответа Монтальбано взял со стола листок, перевернул и протянул Миччике.
Тот взглянул на фотографию убитой девушки, прочел сообщение о пропаже и с явным недоумением вернул листок комиссару.
– А это тут при чем?
Ответил Фацио:
– Если бы вы открыли сундук утром тринадцатого, то увидели бы ее внутри. Зарезанную и упакованную.
Реакция Миччике была неожиданной. Он вскочил, весь побагровев: кулаки стиснуты, зубы оскалены – дикий зверь, да и только. Монтальбано даже испугался, что сейчас он вспрыгнет на стол.
– Вот гаденыш, сукин сын!
– Кто?
– Спиталери! Знал ведь и ничего мне не сказал! Уже по тону его мог бы догадаться, что он решил меня подставить!
– Сядьте и успокойтесь. Зачем, по-вашему, Спиталери вас подставлять?
– Чтобы вы решили, что это я девчонку убил! Когда я уехал, в Пиццо Дипаскуале остался! И про все эти дела я ни сном ни духом!
– Вы когда-нибудь видели эту девушку поблизости от стройки?
– Никогда!
– Когда двенадцатого после обеда вы закончили работать, не помните, что вы делали?
– Откуда я помню? Шесть лет прошло!
– Уж постарайтесь, синьор Миччике, – сказал Фацио. – Это в ваших же интересах.
Миччике снова рассвирепел. Прежде чем Фацио успел его остановить, он вскочил, разбежался и со всего маху грохнул головой в закрытую дверь кабинета.
Пока Фацио силком усаживал его на место, дверь распахнулась и на пороге возник слегка обалдевший Катарелла:
– Синьор комиссар, что ли, вы меня звали?
10
Чтобы утихомирить разбушевавшегося зверя, пришлось Фацио с Монтальбано наперебой заговаривать ему зубы, улещивать и щелкать наручниками.
Наконец Миччике, который уже минут пять сидел смирно, обхватив голову руками, в отчаянной попытке вспомнить, принялся бормотать:
– Погодите… погодите…
– Не иначе от удара в голове прояснилось, – прошептал комиссар.
– Погодите… кажись, в этот самый день… Да… Да…
Он опять вскочил, но Монтальбано с Фацио были уже наготове и быстренько его скрутили. Можно сказать, уже наловчились.
– Но я просто жене хотел позвонить!
– Ну тогда ладно… – разрешил комиссар.
Фацио протянул ему аппарат с выходом на городскую линию. Миччике набрал номер, но второпях ошибся и попал в колбасную лавку. Набрал снова и опять ошибся.
– Давайте я, – предложил Фацио.
Миччике, не выпуская из рук трубку, продиктовал ему номер.
– Кармелина? Это я. Помнишь, шесть лет назад наш сын Микилино ногу сломал? Неважно, зачем я спрашиваю, скажи просто «да» или «нет». Помнишь? А не помнишь, это шесть лет назад было? Подумай хорошенько. Шесть лет назад? Да? А случайно не двенадцатого октября? Да?
Положил трубку.
– Теперь припоминаю. Отстрелялся я в тот день рано, поэтому прилег и задремал. И будит меня Кармелина, вся в слезах. Микилино упал с велосипеда и сломал ногу. Я повез его в больницу в Монтелузу. Жена со мной поехала. И проторчали мы в этой больнице до вечера. Можете проверить.
– Обязательно, – сказал Фацио.
Они с Монтальбано переглянулись.
– Можете пока идти, – разрешил комиссар.
– Спасибо. Пойду набью морду Спиталери, пускай хоть увольняет! – И вышел из кабинета, скрежеща зубами.
– Как будто из зоопарка сбежал, – прокомментировал Фацио.
– Как ты думаешь, почему Спиталери не сказал ему ничего про убийство? – спросил комиссар.
– Потому что Спиталери, будучи в отъезде, никак не мог знать, что сын Миччике сломал ногу. Поэтому был убежден, что у него нет алиби.
– Так что Миччике верно заметил: Спиталери хотел его подставить. Вопрос в том, зачем.
– Может, он считает, что в этом деле замешан Дипаскуале? А для Спиталери куда ценнее Дипаскуале, который кучу всего про него знает, чем простой работяга вроде Миччике.
– Пожалуй.
– Ну что, вызываю опять Дипаскуале?
– Что за вопрос?
Так в игре появился новый игрок – прораб.
Отправившись, по обыкновению, пообедать у Энцо, комиссар задержался у будки Катареллы, который тут же вытянулся в струнку.
– Двенадцатого после обеда я только взялся за работу, и тут приходит Дипаскуале и говорит не разбирать мостки.
– Почему же?
– Сказал, лучше подождать еще денек и посмотреть, не будет ли протечек. И еще добавил, что после обеда хочет заехать хозяин и лично убедиться.
– А вы что?
– А что я? Уехал.
– Продолжайте.
– Вечером, где-то после девяти, позвонил Дипаскуале и сказал, что с утра можно все разбирать. Я поехал, заделал окно досками, затянул пленкой и разобрал мостки. Как только начал ровнять грунт, подъехали еще трое из бригады.
– Из какой бригады?
– Которая забор вокруг стройки убирает. Потом прошелся пару раз вокруг дома трамбовкой…
– Что за трамбовка? – спросил Фацио.
– Машина такая, с ней еще дороги строят.
– Каток?
– Типа того, только поменьше. Когда закончил, поехал домой.
– Вместе с катком?
– Нет, его ребята из бригады должны были на грузовике вывезти.
– Вы не помните, не случалось ли вам утром тринадцатого заходить на нижний этаж?
– Спиталери то же самое спросил. Нет, не заходил, нужды не было.
Если бы он вошел, то как минимум лужу крови в гостиной должен был бы заметить. Но, похоже, Миччике не врал.
– Вы видели там сундук?
– Да. Его туда велел поставить…
– Да-да, синьор Спечале. Вы его открывали?
– Сундук? Нет. Я и так знал, что он пустой. Чего его открывать?
Вместо ответа Монтальбано взял со стола листок, перевернул и протянул Миччике.
Тот взглянул на фотографию убитой девушки, прочел сообщение о пропаже и с явным недоумением вернул листок комиссару.
– А это тут при чем?
Ответил Фацио:
– Если бы вы открыли сундук утром тринадцатого, то увидели бы ее внутри. Зарезанную и упакованную.
Реакция Миччике была неожиданной. Он вскочил, весь побагровев: кулаки стиснуты, зубы оскалены – дикий зверь, да и только. Монтальбано даже испугался, что сейчас он вспрыгнет на стол.
– Вот гаденыш, сукин сын!
– Кто?
– Спиталери! Знал ведь и ничего мне не сказал! Уже по тону его мог бы догадаться, что он решил меня подставить!
– Сядьте и успокойтесь. Зачем, по-вашему, Спиталери вас подставлять?
– Чтобы вы решили, что это я девчонку убил! Когда я уехал, в Пиццо Дипаскуале остался! И про все эти дела я ни сном ни духом!
– Вы когда-нибудь видели эту девушку поблизости от стройки?
– Никогда!
– Когда двенадцатого после обеда вы закончили работать, не помните, что вы делали?
– Откуда я помню? Шесть лет прошло!
– Уж постарайтесь, синьор Миччике, – сказал Фацио. – Это в ваших же интересах.
Миччике снова рассвирепел. Прежде чем Фацио успел его остановить, он вскочил, разбежался и со всего маху грохнул головой в закрытую дверь кабинета.
Пока Фацио силком усаживал его на место, дверь распахнулась и на пороге возник слегка обалдевший Катарелла:
– Синьор комиссар, что ли, вы меня звали?
10
Чтобы утихомирить разбушевавшегося зверя, пришлось Фацио с Монтальбано наперебой заговаривать ему зубы, улещивать и щелкать наручниками.
Наконец Миччике, который уже минут пять сидел смирно, обхватив голову руками, в отчаянной попытке вспомнить, принялся бормотать:
– Погодите… погодите…
– Не иначе от удара в голове прояснилось, – прошептал комиссар.
– Погодите… кажись, в этот самый день… Да… Да…
Он опять вскочил, но Монтальбано с Фацио были уже наготове и быстренько его скрутили. Можно сказать, уже наловчились.
– Но я просто жене хотел позвонить!
– Ну тогда ладно… – разрешил комиссар.
Фацио протянул ему аппарат с выходом на городскую линию. Миччике набрал номер, но второпях ошибся и попал в колбасную лавку. Набрал снова и опять ошибся.
– Давайте я, – предложил Фацио.
Миччике, не выпуская из рук трубку, продиктовал ему номер.
– Кармелина? Это я. Помнишь, шесть лет назад наш сын Микилино ногу сломал? Неважно, зачем я спрашиваю, скажи просто «да» или «нет». Помнишь? А не помнишь, это шесть лет назад было? Подумай хорошенько. Шесть лет назад? Да? А случайно не двенадцатого октября? Да?
Положил трубку.
– Теперь припоминаю. Отстрелялся я в тот день рано, поэтому прилег и задремал. И будит меня Кармелина, вся в слезах. Микилино упал с велосипеда и сломал ногу. Я повез его в больницу в Монтелузу. Жена со мной поехала. И проторчали мы в этой больнице до вечера. Можете проверить.
– Обязательно, – сказал Фацио.
Они с Монтальбано переглянулись.
– Можете пока идти, – разрешил комиссар.
– Спасибо. Пойду набью морду Спиталери, пускай хоть увольняет! – И вышел из кабинета, скрежеща зубами.
– Как будто из зоопарка сбежал, – прокомментировал Фацио.
– Как ты думаешь, почему Спиталери не сказал ему ничего про убийство? – спросил комиссар.
– Потому что Спиталери, будучи в отъезде, никак не мог знать, что сын Миччике сломал ногу. Поэтому был убежден, что у него нет алиби.
– Так что Миччике верно заметил: Спиталери хотел его подставить. Вопрос в том, зачем.
– Может, он считает, что в этом деле замешан Дипаскуале? А для Спиталери куда ценнее Дипаскуале, который кучу всего про него знает, чем простой работяга вроде Миччике.
– Пожалуй.
– Ну что, вызываю опять Дипаскуале?
– Что за вопрос?
Так в игре появился новый игрок – прораб.
Отправившись, по обыкновению, пообедать у Энцо, комиссар задержался у будки Катареллы, который тут же вытянулся в струнку.