Жало белого города

– Это он, – уверенно шепнула Эсти.

– Этого мы не знаем.

– Но это ненормальное поведение, – настаивала она, складывая на груди руки.

– Всего-навсего стадия отрицания. Первая фаза переживания боли, какой бы странной она ни казалась. Ты это тысячу раз видела на занятиях; к тому же есть целая гора литературы с описанием случаев, похожих на тот, который мы только что наблюдали.

– Но не так же грубо. Это ненормально, Кракен. Он уничтожил все следы жизни своей дочери всего через несколько часов после того, как узнал о ее смерти. Кто так себя ведет?

– Отец, привыкший все контролировать, чья жена недавно ушла к бывшему марианисту, а дочка вначале требовала доказательств отцовства, а затем ее обнаружили голую и мертвую в Старом соборе.

– Не понимаю тебя. – Эсти распустила волосы и снова стянула их резинкой. – Неужели ты и правда не считаешь, что он подозрителен? Достаточно организован, маниакален, дотошен, его волнует темная сторона смерти, умеет пользоваться хирургическими инструментами… Это соответствует характеристикам психопата, которые ты набросал с самого начала. И у него есть повод, Унаи. У него есть повод: он мог убить свою дочь из ненависти или потому, что неспособен по-прежнему контролировать свою семью, а может, чтобы сделать больно бывшей жене. Мы ведь это уже проходили: типичные рассуждения убийцы. Атрибутика ритуальных убийств – всего лишь способ привлечь к себе внимание, сделать свою дочь еще одной жертвой двойных преступлений в Старом соборе и Доме веревки.

Но мысли мои были уже заняты другими, более насущными вопросами. Все эти аргументы… В отсутствие более веских доказательств у нас не было способа доказать их правильность.

– Посидим в машине. Дождемся, пока оптик выйдет из дома. Если он все утро провозился с коробками, а затем спрятал их так тщательно, что мы ничего не заметили, держу пари: он вывозит их в своей машине, спускаясь прямо в гараж. Позвони в Лакуа и узнай обо всех машинах, зарегистрированных на его имя.

– Думаешь, он немедлено займется коробками? – спросила Эсти, пока мы выходили из подъезда на улицу Сан-Антонио.

– Потом ему надо будет заниматься похоронами, придут родственники… Сейчас как раз хороший момент, чтобы от всего отделаться.

Чуть позже, пока мы наблюдали за входом в гараж, Эстибалис получила номера двух машин, принадлежащих оптику: серебристый «Ауди А-4» и белый микроавтобус «Мерседес-Вито».

Через два часа напряженного ожидания она не выдержала.

– Унаи, я выйду. Уже час, а я сегодня еще ничего не ела. Зайду в «Перречико», куплю еды. Принести тебе бутерброд или еще чего-нибудь перекусить? У нас сегодня еще полно дел. Если он не выходит, я сомневаюсь, что он вообще…

– Тсс… – остановил ее я. – Прикрой дверь.

Из гаража показался белый микроавтобус с тонированными задними стеклами и номерами, совпадающими с теми, которые нам сообщили. Эстибалис подождала, чтобы он отъехал подальше, и последовала за ним на некотором расстоянии.

Микроавтобус устремился на юг Витории, наша машина ехала за ним около километра. Эстибалис сосредоточенно рулила, а мне было о чем поразмыслить и порассуждать.

– Эсти, мы ведь с тобой по-прежнему заодно? – наконец прямо спросил я.

– Почему ты спрашиваешь?

– Меня не волнует, что ты мне наврала насчет выходных. Я тоже не все тебе рассказываю, но… Ты уверена, что рассказала мне все об этом деле?

– Я не успеваю за тобой, Кракен. Давай напрямую. Ходить кругами я не люблю, да и ты тоже.

– Отлично, это избавит меня от условностей. Эсти, почему ты не сказала, что твоего брата называют Эгускилором?

Я внимательно наблюдал за ее лицом, но она умела напускать безразличный вид.

– Может, лучше отложим этот разговор? Я сейчас взорвусь от ярости. Получается, ты не доверяешь моей семье. Похоже, для тебя это не простое совпадение: под подозрением мой брат.

– Нет, я не хочу ничего откладывать. Я хочу поговорить прямо сейчас, чтобы ты ответила на все мои вопросы.

– На какие вопросы, Унаи? – Она повысила голос.

– У твоего брата башка забита языческими штучками. У него травяная лавка, и весьма вероятно, что он знает, как готовить ядовитый настой из тиса. К тому же с детства обожает серийных убийц вроде Потрошителя. И всю жизнь имел дело с пасекой и знает, как обращаться с пчелами…

– Что я могу на это ответить? Да, все верно, как верно и то, что его судили за хранение. Ты ведь на это намекаешь?

– За хранение и продажу, Эстибалис. За продажу его тоже судили.

– О’кей, и за продажу. Но сейчас он реабилитирован. Разве это его делает более подозрительным, чем любого другого виторианца?

– Статистически не делает, но не это делает его подозрительным в этом деле. Я не могу игнорировать столько совпадений. Не говоря уже о рогипноле. Разве он не может получить доступ к этому наркотику и знать особенности его действия?

– Унаи, я признаю, что Энеко не подарок, но неужели ты и вправду думаешь, что сидишь рядом с сестрой серийного убийцы?

– Пока я ничего не скажу заместителю комиссара. Но с Энеко я поговорю. Ты не будешь предупреждать своего брата, иначе помешаешь расследованию и тебя отстранят от дела.

– Только если ты все ей разболтаешь. С чего вообще начался этот разговор?.. Ах да, ты спросил, по-прежнему ли мы заодно.

– И я готов повторить, Эсти. Поверь, я это сделаю. Я знаю, что у тебя сейчас тяжелый период из-за болезни отца. Думаю, что и Трав… что Энеко хоть и не святой, но тоже переживает. Однако я должен кое-что проверить. Так бы поступила и ты, если бы мой брат Герман оказался под подозрением. Я всего лишь хочу убедиться, что всё в порядке, и выбросить твоего брата из головы, понимаешь?

– Неужели ты не видишь, что этот мужик в сто раз более подозрителен? – сказала она, кивнув на белый микроавтобус в ста метрах от нас. Он сбавил скорость, Эстибалис тоже притормозила.

– Конечно, Эсти. Вот бы он и вправду оказался убийцей, и кровопролитие прекратилось бы. Но пока я вижу только отца, отрицающего очевидное. Да, наверняка в семейной жизни этот человек невыносим. И все же мне кажется маловероятным, что он способен убить еще трех человек, чтобы скрыть единственную цель – убийство дочери, и за несколько недель так успешно подготовить и скопировать убийства, совершенные Тасио много лет назад.


– В любом случае наши сомнения вот-вот рассеются, – откликнулась Эстибалис.

Микроавтобус свернул с дороги Пеньясеррада и направился к свалке Гарделеги, где находили последнее пристанище все городские отбросы. Птицы-падальщики кружили над горами мусора, муниципальные мусоровозы вываливали грязные потроха города.

– Куда это он? – прошептала Эстибалис, сворачивая на дорожку, идущую между огороженными участками – земли.

– Видимо, пытается проникнуть в самую старую часть свалки, ту, что сейчас заброшена.

В нескольких сотнях метров от нас микроавтобус наконец остановился. Наш автомобиль оставался почти невидимым: от него нас отделял поворот дороги.

Антонио Фернандес де Бетоньо вылез из микроавтобуса, открыл задние двери и принялся выгружать большие квадратные коробки из коричневого картона. Подхватив одну из них, он толкнул спиной маленькую аварийную калитку в ограде. К нашему удивлению, та послушно открылась.

Я достал из бардачка маленький бинокль «Конус», который мы обычно использовали для слежки, и заглянул в окуляры, чтобы последить за его перемещениями внутри свалки.

– Ну, что видишь? – разочарованно спросила Эстибалис. – Я отсюда ничего не могу рассмотреть.

– Открывает коробку, которую держал в руках, вытряхивает в мусор ее содержимое: одежда, туфли на каблуках…

– Он избавляется от улик, Кракен. Мы должны немедленно его задержать, – воскликнула Эсти, увидев, что я открыл дверцу, собираясь выйти из машины.

– Нет, погоди! – затормозил ее я.

Все коробки были отмечены логотипом оптики: несомненно, это были те самые, которые, по словам продавца, хозяин магазина вынес этим утром со склада. Затем подозреваемый вернулся к микроавтобусу и принялся разгружать другие коробки, меньшего размера. Черные, разнокалиберные. В таких вряд ли могли поместиться личные вещи. Мне не терпелось узнать, что внутри.

– Унаи, если его не задержишь ты, это сделаю я, – торопила меня Эстибалис. – Даю тебе две минуты.

– Я не согласен, инспектор. Было бы разумнее дождаться и посмотреть, от чего он на этот раз собирается избавиться. Мы не имеем права задерживать человека за то, что он выбрасывает мусор.

– Инспектор Айяла! – в ярости прошипела Эсти. – Минута сорок секунд.

Я всмотрелся в коробки поменьше, которые оптик – поспешно разбирал, полностью поглощенный своим – делом.

– Это не коробки! – воскликнул я. – Это архивы. Он снова вошел внутрь свалки и направляется к груде мусора.

– Так-так, посмотрим…

– Подожди! Господи, он вытряхивает содержимое…

– Что?

– Кажется, это вырезки из старых газет.

Эстибалис нажала на газ и подъехала к тому месту, где стоял микроавтобус. Мы больше не прятались.

Увидев, что наша машина свернула к микроавтобусу и остановилась, оптик испуганно бросился в кабину, но Эстибалис уже припарковалась и выскочила из машины.

– Стой, полиция!

Моя напарница вытащила свою 9-миллиметровую полуавтоматическую пушку и прицелилась ему в голову. Я хорошо знал Эсти и понимал, что стрелять она не собирается, но оптик поднял руки. И правильно сделал. В ежеквартальных тренировках по стрельбе Эсти не было равных. У нее был глаз-алмаз, она не промахивалась.

Потный от ужаса Антонио Фернандес де Бетоньо замер. Все его тело дрожало, даже усы.

– Не стреляйте, прошу вас! Это всего лишь экологическое преступление, за такое не расстреливают.

– Стойте неподвижно, руки вверх, остальное решит суд, – крикнула Эстибалис, продолжая целиться.

Я вошел за ограду свалки, надел перчатку и поднял газетные вырезки цвета сепии, которые оптик выронил, пытаясь бежать.

Все вырезки были посвящены двойному убийству в дольмене, в селении Ла-Ойя, в соляной долине… Большая часть относилась к давним преступлениям, но были среди них и свежие заметки о скором выходе на свободу Тасио Ортиса де Сарате.

Я подошел к оптику и показал ему вырезки. Он кивнул и в отчаянии схватился за голову.

– Антонио Фернандес де Бетоньо, нам придется забрать с собой весь этот материал, а также попросить вас проследовать с нами в отделение полиции. Вы задержаны как подозреваемый в смерти вашей дочери, а также Алехандро Переса де Аррилусеа.





12. Зеленое кольцо




Ты пересекаешь порог и попадаешь в волшебный мир – иначе говоря, в мозг убийцы с его правилами и законами, #Кракен.