Жало белого города

– Пойдем в его магазин; может, нам повезет, – сказала Эстибалис.

Мы вошли в помещение оптики. Продавец в белом халате, с головой, напоминающей формой и сияющей лысиной лампочку, услужливо направился к нам.

– Мы хотели бы поговорить с хозяином, – начал я, осматриваясь.

Признаков хозяина нигде не было. Только трое продавцов, обслуживающие клиентов. Мужчины шестидесяти лет, соответствующего описанию Антонио Фернандеса де Бетоньо, мы не обнаружили.

– У нас приказ не разговаривать с прессой. Поймите, сегодня у нашего шефа очень тяжелый день, – сказал лысый продавец, понизив голос.

– Мы не из прессы, – отозвался я. – Мы из полиции. Не могли бы вы назвать его настоящее местопребывание?

– Из полиции? – продавец сглотнул. – Да, разумеется. Тогда конечно. Он все утро метался между магазином и своей квартирой и все время таскал какие-то коробки.

– Коробки? – перебила Эстибалис.

– Да, большие пустые коробки; в таких поставляют товар «Люксоптика» и «Сафило», производители оправ. Магазин переполнен, вечно не хватает места.

Такое часто случается: как только мы представляемся как полицейские, люди нервничают и выдают больше информации, чем мы просили. Иногда это были никому не нужные сведения, белый шум, пустое сотрясение воздуха, но случалось и так, что мы получали неожиданный подарок в виде целого пакета информации, собрать которую в другое время стоило бы немалых усилий.

– Вы можете позвонить ему снизу, он живет на втором этаже. Возможно, он не откроет или не ответит, но вы можете попасть на лестницу через дверь на складе. Проходите, если вам угодно. – Он услужливо нас проводил под испуганным взглядом остальных продавцов.

Мы с Эсти молча направились вслед за ним.

Вскоре мы оказались в сумерках склада, узкого вытянутого помещения, заставленного стеллажами, на которых виднелись коробочки с оправами всех расцветок и форм. Продавец достал из кармана халата связку ключей и открыл дверь, отделанную белым алюминием, которая в самом деле выходила на пожарную лестницу.

– Если вам еще что-нибудь понадобится… – Он протянул мне визитную карточку.

– Отлично, Луис, – отозвался я, пожав ему руку. Его рукопожатие было слишком крепким, притворно надежным; так учат пожимать руки на тренингах по продажам. – Мы обязательно к тебе обратимся, если нам понадобятся какие-то сведения.

– Вот балда, – прошептала Эстибалис, когда продавец удалился.

– Лучше враги, чем такие друзья, как этот. – Я подмигнул Эсти, поднимаясь следом за ней по лестнице. – Значит, оптик дома, но никому не хочет открывать.

– Поручи это мне. Мне уже самой любопытно познакомиться с этим типом.

– Главное – не торопись, Эсти. Договорились?

– Гм, – сказала она вместо ответа.

Когда мы были на лестничной площадке второго этажа, Эстибалис нажала на звонок и достала значок.

– Отдел криминального расследования. Мы знаем, что вы в квартире. Хотим задать вам несколько несложных вопросов. – Она повысила голос, стоя перед массивной дверью орехового дерева.

Я приблизил ухо: послышались какие-то удары. Затем, к нашему удивлению, дверь открыл полноватый мужчина приблизительно шестидесяти лет, с седыми усами. Лицо его казалось безмятежным, чего мы никак не ожидали.

– Проходите. Не думал, что вы появитесь так скоро.

– Простите, что беспокоим вас в такое время. Это займет не более нескольких минут. – Я протянул ему руку. – Инспектор Айяла, а это инспектор Гауна. Прежде всего мы хотели бы выразить соболезнования по поводу гибели вашей дочери.

– Если не возражаете, поговорим в моем кабинете, – спокойно ответил он, указывая нам следовать за собой по бесконечному коридору с девятнадцатью иллюстрациями анатомических рисунков, связанных с устройством глаза.

Кабинет был увешан дипломами различных курсов и мастерских по офтальмологии, контактологии и визуальной тренировке, и смахивал на обычный врачебный кабинет. На полках – старинные инструменты и жутковатая коллекция стеклянных банок с заформалиненными глазными яблоками.

– Коллекция глаз позвоночных, – с удовольствием сообщил оптик, не обратив внимания на мою ошарашенную физиономию. – На этой полке черви, насекомые, моллюски… Это самая полная коллекция эволюции глаза во всей Европе.

– Вы любите хронологию? – спросила Эстибалис, рассматривая глаз кальмара.

– Мне нравится порядок в вещах, – ответил он, усаживаясь в кресло, стоявшее посреди кабинета, и жестом приглашая нас также занять свои места.

– А пчелиные глаза у вас есть?

– Не выношу антофилов, они всегда меня кусают.

– Что, простите?

– Антофилы – «любители цветов», – пояснил он. – Настоящее название этих неприятных насекомых. Обычно вы называете их «пчелы».

– Спасибо за уточнение, – ответила Эстибалис, хотя я был уверен, что она когда-либо раньше об этом знала. – Нам рассказывали также про вашу коллекцию хирургических инструментов.

– Разумеется: скальпели, ланцеты, металлические шприцы… У меня есть экземпляры из Помпеи, времен Средневековья, Первой и Второй мировых войн, копия гравюры египетских инструментов из храма в Ком-Омбо…

Он открыл правый ящик солидного орехового стола и надел синие хирургические перчатки. Затем достал маленький скальпель с перламутровой ручкой и продемонстрировал нам его с таким видом, словно у него в руках был слиток золота.


– Некоторые инструменты все еще хранят следы крови, что очень повышает их стоимость на антикварном рынке. Вообразите только: кровь человека XIX века! Меня такие вещи завораживают.

Эстибалис бросила на меня усталый взгляд. Я ее неплохо знал: видимо, она устала от зловещих речей оптика.

– Поговорим о вашей дочери, – перебил я.

– Да, – безразлично ответил он. – Я об этом уже позаботился.

– О чем позаботились?

– Привел все в порядок. Пойдемте к ней в комнату. Ведь именно так поступает полиция, собирая информацию о жертве, верно?

Мы вновь молча проследовали за ним по длинному коридору. Антонио так и не снял синие латексные перчатки, словно привык носить их в течение длительного времени. Я заметил, что дверь в ванную приоткрыта. Затем он остановился перед парой одинаковых дверей. Эстибалис сделала попытку открыть одну из них, но Антонио удержал ее рукой в перчатке.

– Нет, сюда не надо! – Он повысил голос. Впервые с момента, как мы зашли в его квартиру, он выразил хоть какие-то чувства. – Дочь жила в соседней комнате.

«Как быстро он смирился с этим жила, – отметил я в своем мысленном списке. – Обычно родителям требуется не один день, чтобы поправить время и начать говорить в прошедшем, рассуждая о своих погибших детях».

Антонио распахнул дверь. Мы увидели матрас без простынь и одеял, пустые стеллажи вдоль стен, распахнутые дверцы платяного шкафа с пустыми вешалками. Образ запустения. Не знаю почему, но волосы у меня на затылке встали дыбом, а по спине пробежал холодок, будто старуха с косой только что прошла у меня за спиной, убедившись, что завершила свою работу.

– А личные вещи? – выдавил я из себя профессиональным тоном.

– Они ей больше не нужны. Это же очевидно, – ответил папаша, пожав плечами. – В будущем я собираюсь эту комнату отремонтировать, убрать полки и заказать витрины, чтобы перенести сюда коллекцию глаз.

– Ладно, – сказала Эстибалис сквозь зубы. – Перейдем к вопросам. Вы не в курсе, знала ли ваша дочь некоего Алехандро Переса де Аррилусеа? Это имя парня, чье тело лежало с ней рядом, когда мы обнаружили преступление.

Прежде чем покинуть участок и направиться в оптику, моя напарница внимательно изучила краткий отчет заместителя комиссара Сальватьерры.

– Понятия не имею. У вас есть дети?

Мы оба отрицательно покачали головой впрочем, мой жест был не очень уверенным.

– И не заводите, – категорично ответил он.

– Ваше мнение чересчур радикально, однако оставим это при себе, – не удержался я, стараясь по возможности сохранять спокойствие.

– Совет доброжелателя. – Он снял перчатки и сунул их в задний карман брюк. – Видите ли, если у вас появятся дети, ваш центр тяжести сместится, ваши приоритеты вывернутся наизнанку, как носок; годы уйдут на то, чтобы отдавать им все лучшее, на что вы способны. Затем это существо вырастет, вы посмотрите друг другу в глаза и обнаружите, что вы – двое незнакомцев, которые даже не догадываются, что происходит в голове друг у друга, и не подозревают, какой вред они способны друг другу нанести. Тут никакие ланцеты не нужны: нескольких слов достаточно, чтобы разнести вдребезги двадцать лет доверия.

– Вы имеете в виду решение вашей дочери перейти к матери и ее новому партнеру? Вы сомневаетесь в отцовстве и по этой причине так болезненно воспринимаете отношения с дочерью?

– К чему эти вопросы, если вы и так все знаете?

– Нам бы хотелось услышать вашу версию, – примирительно сказал я.

– У меня нет никакой версии. У меня есть только пустая комната, которую мне не терпится переделать как можно скорее, если вы будете так любезны и оставите меня в покое.

– Поймите, мы всего лишь выполняем свою работу. Вы же не станете возражать, если мы задержим того, кто сделал это с вашей дочерью?

– Честно сказать, мои приоритеты меняются прямо сейчас. Настаиваю: не могли бы вы меня оставить? Сегодня непростой день, а я только начал заниматься делами. Как глава семьи, я должен организовать все практические вопросы, которые повлекла за собой кончина моей дочери.

– Разумеется, мы уже уходим. Можно я зайду в туалет? – поспешил я.

– А у вас нет другого места, чтобы?..

– Это минута, – перебил его я. – Дверь напротив, не так ли?

Я покинул разоренную комнату, не дожидаясь, пока он выпроводит меня пинками.

Закрыл за собой защелку и осмотрел пол. Проходя по коридору, мне показалось, что я заметил что-то среди теней, которые окутывали ванную.

Я присел на корточки, достал из внутреннего кармана пиджака мою собственную резиновую перчатку и поднял с пола моток изоленты.

– А ты что здесь делаешь? – пробормотал я про себя, осматривая возможную улику.

У меня был шанс захватить ее с собой и сообщить о находке оптику, но я подумал, что, несмотря на нежелание беседовать о своей дочери, он еще может дать нам какую-то информацию. Не стоило сообщать о находке раньше времени. Я мог бы забрать моток с собой, ничего не сказав, но если Антонио использовал его в тот миг, когда мы позвонили в дверь, и поспешно закинул в ванную, он бросится его искать, как только Эстибалис и я покинем его дом, а мне бы хотелось, чтобы он продолжил свое занятие и довел его до конца.

Я осторожно отрезал пять сантиметров ленты, положил кусочек в пластиковый пакет для улик, нажал на слив, открыл и закрыл кран умывальника, и как можно скорее покинул ванную.

Оптик и Эсти поджидали меня на пороге квартиры перед открытой дверью. Лица у обоих были напряжены.

– Большое спасибо, Антонио. Если найдется что-то, о чем вы хотели бы мне сообщить, смело обращайтесь. Где нас найти, вы знаете, – сказал я, вновь протягивая ему руку.

– Знаю, знаю. А сейчас с вашего позволения… – Он пригладил обильные седые усы с видом плохо скрываемого нетерпения.

Мы молча вошли в лифт, в зеркале наши взгляды встретились.