Здесь все взрослые

– Как раз про это. – Венди указала пальцем.

– Бельведер?

Портер смотрела, как дети бесятся в бельведере ровно так же, как и она с братьями в этом возрасте спрыгивали с перил прямо в центр, гоняли игрушечные автомобильчики по деревянным сиденьям. Мысленно она представила Айдана, Захари и свою пока безымянную дочь через несколько лет, по сути, их сестру, – и вдруг узнала резвых детей.

– Эллиот его купил. Не бельведер, а вон то здание. Пустое.

– Фогельманы! – воскликнула она, пропустив слова Венди мимо ушей.

– Что-что? – спросила Венди, следуя за взглядом Портер.

– Эти ребята, – объяснила Портер. – Я знаю их отца.

Девочка, дочка Джереми, была старшей из двух, блондинка – в маму. Длинные волосы ритмично покачивались, она цеплялась руками за перекладины бельведера. Портер никогда не видела их так близко – они старше, чем ей казалось, возможно, ровесники Сесилии. Почему не в школе? Тут же возник Джереми, с камерой в руке – настоящей, с какими ездят на сафари, не просто мобильник, которым вертишь из стороны в сторону. Он присел на корточки и щелкнул дочь.

– Что с тобой? – Венди подняла бровь.

– Все в порядке. Погоди, что ты сказала? Эллиот купил это здание? Но зачем оно ему? Астрид будет рвать и метать, что он прекрасно знает. Ты бы слышала ее, когда прошел слух, что «Вылазка за город» собирается прибрать к рукам Boutique Etc? Примерно так сумасшедшие мамаши в восьмидесятые клеймили группу Judas Priest – те, мол, хотят сделать из их детей сатанистов.

Олимпия вернулась – с высокой стопкой оладий. Маме полагается уметь печь оладьи, искусство, в котором Портер заметно уступает Астрид. Может, она соды не докладывает? Портер никогда всерьез не задумывалась.

– Знаю. Его самого это беспокоит. – Ложечкой Венди зачерпнула крошечную порцию творога и отправила в рот.

– Пусть построит что-то свое. Или переведет сюда свою контору, не знаю.

Портер иногда думала о брате как об инопланетянине, который невесть откуда свалился на Большой дом во время полового созревания. Выглядел он как всегда, а вот вести себя стал совершенно иначе. Жизнь в полной семье пошла бы на пользу всем знакомым Портер, в любом возрасте, но ведь такого не бывает. Отношения между братьями и сестрами ничуть не проще супружеских, только тут нет возможности развестись. Возникает отчуждение. Родители умерли, и братья и сестры сидят друг напротив друга и разбирают старые фотографии и вилки с ложками из разных наборов.

– Я предложила ему спросить у мамы, что она об этом думает, – сказала Венди и отвернулась к окну. – Так он просто взбесился. Не знаю, наверное, из-за Берди, всей этой новой истории с твоей мамой, но он среагировал неадекватно. А ведь она может быть ему полезной, кто-кто, а она печется о Клэпхэме больше других. Представляешь, она всех курьеров из службы доставки знает по имени!

– А ты своего курьера по имени не знаешь? – поинтересовалась Портер. – Эллиот – взрослый человек. Имеет право строить что хочет. В чем вопрос?

– Я знаю, как зовут только нашего курьера. Астрид знает, как зовут всех до единого. – Венди покачала головой. – Подозреваю, Эллиот сам не понимает, чего хочет.

Портер взглянула на невестку и хмыкнула.

– Что? – спросила Венди.

– Забавно. Ты его знаешь. То есть понятно, что знаешь, но забавно, что знаешь его с той стороны, с какой и я. Вот это и странно. Понимаешь? – Ребенок в ней опять кувыркнулся, будто на долю секунды тебя оставила сила притяжения на американских горках перед окончательным полетом вниз.

– Да, – согласилась Венди. – Поговоришь с ним об этом? Он меня не просил, чтобы я тебя просила, но, мне кажется, Эллиот любит, когда ему советуют, как считаешь? Любит, когда разрешают.

– Слушай, на мое мнение брату просто накласть, – пожала плечами Портер. – Ведь семейная растяпа – это я. Эл и Ники по крайней мере дали маме свадьбы и внуков. А я даю ей беременность в преклонном возрасте, да еще в одиночку. Едва ли ему нужен мой совет. – Она запихнула в рот огромную порцию сложенных блинов, и кленовый сироп капнул на стол, потом на ее салфетку, а потом, да-да, и на футболку.

Венди уперлась локтями в стол.

– Надеюсь, ты знаешь, что все не так. Не хочу настаивать, Портер, но скажу тебе прямо – все совсем не так.

Что ответить на эту вспышку искренности? Портер продолжала жевать. Проглотив блин, она запила его водой.

– Ну хорошо, могу попробовать.

– Спасибо. – Венди выбралась из кабинки, оставив на столе банкноту в двадцать долларов. – Угощаю.



Когда Портер вышла из «Спиро», Джереми все еще фотографировал детей в бельведере. Она бы не стала здороваться специально, однако сейчас все они находились снаружи, и к машине придется идти мимо них – не отворачиваться же? Джереми сидел на корточках посреди травы, объектив смотрел в небо.

Дочка Джереми была в свитере клэпхэмской средней школы, а выражение лица означало «сгинь, рассыпься», и Портер тотчас зауважала Сесилию еще больше, чем раньше.

– Привет. – Портер хлопнула Джереми по плечу.

– О-о! – воскликнул он. Неловко обернулся, даже упал на колени, тут же оттолкнулся от земли и встал на ноги. Приобнял ее и чмокнул в щеку – обычная встреча старых знакомых. – Дорогая, иди поздоровайся. – Его дочь закатила глаза так, что они едва не вывалились из орбит, но все-таки поплелась к ним, будто ее тащили на невидимой цепочке.

Портер спокойно ждала с приклеенной улыбкой на лице.

– Сидни, это моя знакомая, Портер, она делает сыр, который ты так любишь.

– Приятно познакомиться. – Портер протянула руку, Сидни скрестила руки на груди. – Ты в клэпхэмской средней? Туда недавно перешла моя племянница, Сесилия, восьмой класс. Сесилия Раскин-Стрик, знаешь такую?

– Угу, – буркнула Сидни. – У нас общие уроки по английскому и математике.

– Да что ты! Вы подруги? Как здорово!

– Вообще-то, нет. – И Сидни убежала в бельведер, где ее ждал младший брат.


Интересно, подумала Портер, что они за брат с сестрой? Держат ли друг дружку за руки, когда страшно? Кричит ли на них Джереми, щипают ли они друг друга, когда родителей нет поблизости?

– Извини, – сказал Джереми негромко. – Она сейчас в чистом виде жопа с ручкой.

– Ерунда, – откликнулась Портер.

А вдруг и у нее вырастет такая жопа с ручкой? До этой фазы материнства ее фантазии не доходили, пока рано думать, что твое чадо когда-нибудь превратится в дурынду. Ведь есть и промежуточные уровни, как в компьютерной игре про братьев Марио, которые скачут по облакам все выше и выше.

– Подростковый бунт, перебесится, – заметил Джереми. – Вполне могу с тобой поделиться этим родительским советом. Все проходит. Хорошее, плохое – все. Ничто не вечно. – Он пожал плечами.

Сидни скакала вверх-вниз в центре бельведера.

– Папа! – крикнула она. – Дава-ааай!

– Что вы тут делаете? – спросила Портер.

Она легонько коснулась его руки, такой жест возможен, когда спрашиваешь у незнакомого человека, как пройти туда-то и туда-то. Она и Джереми играют в эту игру уже давно, и пока никто не пострадал. Они дарят друг другу счастье, а видеть своих родителей счастливыми охота каждому. Так всегда говорят дети из распавшихся семей – даже если развод был болезненный и тяжелый, это лучше, чем жить внутри несчастливого брака. Или хуже. Впрочем, Джереми пока ни с кем не развелся.

– Будет участвовать в конкурсе на королеву урожая, – пояснил он. – Ты же была когда-то королевой урожая?

За нее тогда проголосовали из-за популярности ее братьев, но все-таки Портер выиграла, и в награду ей полагалась короткая поездка в грузовике, полном сена, с лентой через плечо и скипетром из кукурузных початков. Ей было шестнадцать, почти взрослая, родители так и сияли от гордости, будто она действительно совершила что-то значительное, и она совсем очумела от счастья, едва не сорвалась с катушек. Знай она, что через три года отца не станет, она бы радовалась еще больше. Некоторые жалуются, что нужно что-то сделать вместе с семейством – пойти на День благодарения или день рождения к родственникам супруга или супруги, показать ребенка друзьям тещи или свекрови. Портер всегда такое злило. Неужели эти люди не понимают, что смерть неумолимо приближается к каждому, каждый божий день? Портер даже хотела сделать поздравительные карточки с надписью: «Внимание! Вас ждет смерть, как и всех остальных! Будьте людьми!» А что, подходит для любого случая.

– Надо идти, – засобирался Джереми. – Рад тебя видеть. Встретимся? Снова? – Он поднял бровь, будто полностью донося смысл слов.

– С удовольствием, – ответила Портер. – Позвони. Или просто заезжай. – Она постаралась скрыть энтузиазм. – Если хочешь.

Джереми подмигнул и затрусил к бельведеру, где Сидни в шлепках топала по деревянному настилу и пялилась в экранчик своего мобильника. Когда подошел отец с камерой, она приклеила широкую улыбку и откинула волосы на плечо. В меру красивая, как модель в каталоге, все у нее на месте, однако ничего такого, что заставит тебя разинуть рот и отвлечься от шортов, которые она продает. Джереми сел на корточки в поисках плана получше, а Сидни каждую секунду принимала новую позу. Младший Фогельман, белокурый парнишка с наушниками и айфоном, сгорбился у противоположной стены бельведера, уткнув голову в куст пионов. Портер величаво, как королева красоты, помахала им на прощание.





Глава 28

Август говорит правду

Часть вторая




Пока красишь в белое миллион коротких деревяшек, есть время о многом подумать. Парадный расчет обернулся множеством разных творческих кусочков, которые надо объединить вместе, – так в детском саду ты делаешь что-то свое, а рядом другие дети делают свое. Госпожа Школьник ставила хорошую музыку, было весело. На руках Сесилии, на джинсах, даже в волосах – белые пятнышки. Ничего страшного. Сидеть на легком сквозняке в мастерской и что-то творить собственными руками ей нравилось.

– Наверное, поэтому взрослые любят делать книжки с цветными картинками, – предположил Август. – У меня мозги будто плавают в кувшине на столе.

– Да, есть такое, – согласилась Сесилия.

Похоже, она понимает, что Август имеет в виду. И что чувствует она сама, молча работая руками, вдыхая тонны кислорода, каким богата Гудзонова долина. Она хочет всем угодить, вот ее главная проблема. Хорошая девочка, независимо от обстоятельств. Умеет вести себя с родителями, умеет вести себя с друзьями. Не задает вопросов, если знает, что ответы приведут к разговору, который ей ни к чему. Будто цель жизни – жить без конфликтов, ладить со всеми. Ее отец годами постигал сию науку с помощью медитации. А мама, Джульетта, и думать не думала о том, чтобы всем угодить, да ей и незачем – эту работу взял на себя Ники. Сесилия прекрасно знала – никого изменить нельзя, значит, к чужим чудачествам надо относиться с пониманием.

Поэтому, когда Катрин впервые сказала Сесилии, что общается с парнем через интернет, Сесилия никак не отреагировала. Конечно, в интернете полно темных и страшных закоулков, но там полно нормальных детей, как она, и Сесилия предпочла поверить Катрин, вернее, поверить в то, во что верила сама Катрин. Парня звали Джесси, @dogg99 в Инстаграме, он постил только всякие граффити, закаты солнца и собачек. Сесилия намекнула, что если Джесси родился в 1999 году, значит, ему восемнадцать – не так чтобы очень много, однако и не самый лучший вариант. Восемнадцатилетнего интересует треп с восьмиклассницей – как-то странно. У нее есть знакомые девятиклассники, например старший брат Катрин, Люкас, и его дружки, так они их называют малышками и на улице держатся от них на приличном расстоянии. Катрин же настаивала – Джесси клевый. И Сесилия заткнулась.

В какой-то момент Джесси и Катрин стали просто засыпать друг друга эсэмэсками. В ее телефоне он значился как Джессика, если вдруг телефон попадется маме. Перед уроками, после уроков, каждый вечер. Сесилия привыкла сидеть за столиком в «Старбаксе» и смотреть, как Катрин улыбается и хихикает, а пальцы летают по кнопочкам со скоростью света. Иногда Катрин опускала телефон и говорила: тебе надо это услышать – и зачитывала их переписку. Мобильник она не выпускала из рук, точно боялась, что контакт будет потерян навечно. Сесилия знала: добром это не кончится, нутром чуяла. Он часто спрашивал Катрин, сколько ей лет, велел об их переписке никому не говорить. Разве восемнадцатилетнему есть до этого дело? Может, и есть. И все же в глубине душе Сесилия знала – тут дело нечисто. Однако расстраивать Катрин не хотелось. И она просто смотрела, как разворачивается вся эта история, будто при замедленной съемке.

– Все нормально? – спросил Август.

Сесилия подняла голову.

– Да, а что?

– Просто ты эту палочку от мороженого красишь уже в десятый раз. И так хорошо. – Он указал своей кисточкой.

И правда, палочка, которую красила Сесилия, уже намертво приклеилась к лежавшей под ней газете.

Когда Джесси и Катрин договорились о первой встрече, Сесилия пошла тоже. Катрин, проявив некоторую слабость либо насмотревшись телевизора, попросила Сесилию пойти с ней, но постоять где-то в сторонке, пусть Джесси думает, что она пришла одна, как и договорились. Встречу назначили на Гранд-Арми-Плаза, у входа в Проспект-парк, там по субботам с утра фермерская ярмарка. К вечеру она закрывается, остаются разве что растоптанные помидоры. Людей полно. Такой был план.

Катрин простояла почти час, потом плюнула и уныло приплелась к скамейке, где сидела Сесилия. Надо было тогда сказать родителям. Наверное, он пришел и понял, что их двое. Да и полицейские там ошивались около патрульной машины. Будь Джесси подростком, он бы к ним подрулил, как это сделал бы старший брат Катрин, с идиотским выражением на лице и испугом в глазах. Вот когда Сесилии надо было сказать. Если что-то подобное повторится теперь, она сразу закричит в полный голос. Чтобы никаких недомолвок, чтобы всем все сразу стало ясно. И только так.



Август и Сесилия шли к автобусной остановке. В школе они задержались, помогали госпоже Школьник убрать поделки после сушки, подготовить для покраски новые детали – пришлось вырезать для платформы крошечные двери и окна. Августа пригласили к Стрикам на обед. Солнце висело над деревьями, заливая небо пурпурно-розовым светом, и приходилось козырьком прикладывать руки к глазам, чтобы защититься от слепящего сияния.

– Вопрос можно? – обратилась Сесилия к Августу, тот перекладывал вещи в рюкзаке.

– Угу, – промычал Август, не поднимая головы.