Здесь все взрослые

Меган медленно, круглыми буковками, записала.

– «Чем дальше в лес…» – сказал Джеймс. – Или просто какая-то сказка.

– Элизабет Тейлор, – подал голос Август. Сесилия с удивлением посмотрела на него, и он добавил: – А что? Раз уж я тут сижу, могу внести свой вклад.

Через пятнадцать минут список был готов: «Закусочная Боба», «Чем дальше в лес…», Элизабет Тейлор, «Тысяча и одна ночь», рок-н-ролл, восьмидесятые, Шекспир, Эмпайр стейт билдинг, да здравствует Клэпхэм! Август поднялся, чтобы сходить в туалет, и едва он вышел, девочка, сидевшая перед Сесилией, обернулась.

– Привет. – Она была во всем черном, включая ногти и тушь для ресниц. – Ты Сесилия, верно?

Сомнительное начало.

– Да? – сказала Сесилия, будто сомневалась в ответе.

– Я Мелоди, – представилась девочка. – Седьмой класс.

– Привет.

– Вопрос можно? Вернее, два. – Мелоди выждала.

– Валяй, – разрешила Сесилия.

Мелоди склонилась к ней через пространство между их столами, и Сесилия, после секундного колебания, склонилась ей навстречу, они почти коснулись друг друга головами.

– Ты же дружишь с Августом, да? Он гей? Он же гей, да? – Глаза Сесилии оказались вровень с виском Мелоди – тонкая кожа двигалась с каждым вдохом и выдохом.

– Не знаю, – покачала головой Сесилия.

Ей это как-то не приходило в голову, и она сразу почувствовала себя дурочкой, хотя, конечно, не знала, правда это или нет. Ее поколение, по крайней мере в Нью-Йорке, было открытым, так всегда с восхищением говорил отец: «Вы, молодежь, такие открытые». Хотя какая альтернатива? Воплотиться в мир предыдущих поколений, когда люди восхищались паровым двигателем и носили цилиндры? А здесь – попробуй докопайся до истины. Ведь слухи так и расползаются – правда или нет, впрочем, если хоть как-то похоже на правду, а ты не мог себе такого даже представить, выходит, это втройне возможно. Кто знает, дает Меган Джеймсу, или чем там они занимаются в туалете? Все говорят, что дает, и что с этим будешь делать? Вот и Сесилия таким путем загремела в Клэпхэм. Да что она, если честно, знает о своем поколении?

– Ладно, не важно, – махнула рукой Мелоди. – Второй вопрос: правда, что тебя выгнали из школы за то, что ты переспала с каким-то случайным знакомым из интернета? А как они узнали? В смысле, твоя школа? Потому что… – Мелоди замолчала, набрала в легкие воздуха, – я тут говорила с одним взрослым парнем, он новенький, дружит с моим старшим братом, пока ничего не было, но он говорит, что через два года, когда я буду в старших классах, а у него будет выпускной, он меня пригласит, это, конечно, очень мило, но он же не мой парень, вдруг меня за это выгонят из школы? Как ты думаешь?

Сесилия отодвинулась, покачала головой.

– Нет, неправда.

Мелоди не сменила позу, явно ожидая ответа.

– Не знаю, – продолжила Сесилия. – Вряд ли за это выгонят из школы. Может, сказать родителям?

– Они знают. – Мелоди яростно закивала. – Ну ладно, ладно. Хорошо. Спасибо!

Госпожа Школьник оттолкнулась от стола. Взяла чашку, проверила, нет ли в ней чего, и заявила:

– Все, друзья! Голосуем! Берете листок бумаги, выбираете из списка, потом бросаете сюда.

От этой перебивки Сесилии полегчало. Она оторвала от листка из тетради уголок, склонилась над ним. Август скользнул на свое место.

– Голосуем? Давай за мое предложение.

Он тоже склонился над тетрадкой, будто они писали контрольную, и он не хотел, чтобы она у него списывала. Может, это и была контрольная.

Госпожа Школьник ходила по проходам, держа чашку, точно нищая, и когда все отдали свой голос, бросив в емкость сложенные бумажки, она вернулась к своему столу.

– Кто будет считать?

Меган снова выплыла к доске, будто телеведущая из «Колеса фортуны».

Оказалось, что победа с перевесом в один голос досталась теме «Да здравствует Клэпхэм!»

– Что ж, прекрасно. – В голосе госпожи Школьник звучало легкое удивление. – Не знаю точно, что вы имеете в виду, но как-нибудь разберемся.

– Что, если сделать круг с бельведером в середине? – услышала Сесилия собственный голос. – Типа, как символ города. Не знаю. Может, это глупо. – Больше всего Сесилия злилась на родителей и на Катрин за то, что ни в одном своем решении она не была уверена.

Август крякнул.

– А что? Очень хорошая идея.

Госпожа Школьник кивнула, и весь Парадный расчет, как по команде, оглянулся на Сесилию, темную лошадку.






Глава 27

Венди просит помощи




Венди позвонила Портер и предложила встретиться в «Спиро», что было на нее совсем не похоже. Портер вообще не помнила, видела ли она Венди за едой в ресторане Клэпхэма, хотя та замужем за ее братом уже не меньше десяти лет. Разве что холодный кофе, когда Венди разрезала пополам виноградины для мальчишек или спрашивала, полезно ли мясо в гамбургерах, но чтобы сидеть и вместе что-то есть – такого не было. Портер распирало любопытство, да и поесть можно. Она вышла из дома минут на двадцать раньше, чем требовалось, и села за руль.

После того как она побывала в доме Джереми, запарковаться перед домом не стоило труда. Она затормозила, однако выключать двигатель на всякий случай не стала. Утром в будний день Джереми скорее всего уже на работе, а вот жена могла быть дома. Или в магазине, в волонтерской организации, в банке, у маникюрши, в школе с детьми, где готовит в бесплатной столовой. Портер часто представляла себе, как Кристен всем этим занимается, добродетели так и наслаиваются друг на друга, иногда ей даже казалось, что она жертвует почкой в пользу незнакомого человека и одновременно читает вслух для слепых. Кристен и хороша, и плоха. И красива, и уродлива. И стройная, и полная. Кристен всегда делала правильный выбор, с той минуты, когда начала формироваться ее личность, в том числе и далеко не ограничиваясь тем, какое белье надевать под какую одежду, какую делать прическу, каким сексом заниматься в какой день недели, что сказать в ответ на признание в любви, что ответить на предложение вступить в брак. Она всегда все делала правильно, а Портер тащилась по жизни, прихрамывая, совершая глупые и дурацкие ошибки, в надежде, что выправить курс она всегда успеет. Сейчас она беременна и сидит в машине со включенным двигателем, как водитель разбойничьей шайки, и не отрывает глаз от входной двери.

Что-то мелькнуло, какое-то движение в доме. Может, кошка? Не дожидаясь чьего-то появления, Портер дала по газам и уехала. Проезжая мимо клиники, чуть сбавила ход – стоит ли на парковке машина Джереми? Вспомнились матерчатые сиденья его «Хонды», в пятнах после многих лет надругательства… интересно, а как Кристен рожала? Как протекали ее беременности? Ее тошнило, она много спала? Рожала естественно, без лекарств, эта мадонна в центре матери и ребенка? Или обводила кружочком дату в календаре, делала эпиляцию под бикини, готовясь к операции, чтобы выглядеть на столе безупречно? К горлу вдруг подкатила тошнота, пришлось даже опустить окно на водительской дверце. Да, она поступает плохо. Плохо, но и сейчас у нее покалывает под ложечкой так же, как в школе и колледже, когда в поле зрения оказывался предмет ее вожделения. Каждый человек имеет право на что-то личное, разве нет? Она хочет того, чего хочет. У каждого своя придурь, так же?

Когда Портер подрулила к «Спиро» и вошла внутрь, Венди уже заняла стратегическую позицию в одной из больших кабинок. По радио вещал Уэсли Дрюс: певучим голосом разговаривал со слушателями о предстоящем празднике урожая в Клэпхэме, о толпах туристов, любителей полюбоваться красками осени, которые вскоре атакуют Гудзонову долину, займут все парковки и столики в ресторанах, заполонят все гостиницы и кемпинги. Год за годом, в середине октября город два дня гуляет напропалую, а ее сыр «Счастливый Клэпхэм» идет на ура. Если каждый, кто приезжает на эти два дня в Клэпхэм, купит хотя бы один из ее сыров, в сорок лет можно уходить на пенсию. Однако самое главное для Портер – парад, когда молодежь строит платформы и вообще рулит. В год, когда королевой урожая на такой платформе восседала она, все пошло наперекосяк, но посмотреть на шествие со стороны она всегда любила.

Портер протиснулась в кабинку и села напротив Венди, перед которой лежал разрезанный напополам грейпфрут и тост с козьим сыром.

– Привет, – сказала Портер. – Как дела? Как все? Шикарный сегодня денек, да?

Венди покачала головой.

– Можно без прелюдий.

Мимо проплыла Олимпия, в каждой руке – поднос с грязными тарелками.

– Блины? – спросила она.

Портер кивнула.

– Как скажешь. – Портер даже полегчало. – Так что? Зачем ты хотела меня видеть? – Она провела рукой по животу. Эту привычку она замечала у других беременных женщин, неуемное желание прикоснуться к себе, как бы напомнить себе о своем двойном существовании, как-то связаться с человеком по другую сторону себя – так в тюрьмах заключенные прикасаются к стеклу в комнате для посетителей. – Советы будущей роженице? Напутствие опытной мамы?

Венди покачала головой.

– В общем, нет, хотя, если хочешь, можно поговорить и об этом. Я знаю, ты смотришь на вещи проще, чем я, но из списка советов роженице многое совсем не нужно: эфирные масла, маска для глаз, диск с песнями для новорожденных, помощница по уходу. Что-то, конечно, надо взять с собой в больницу: носки, пижаму, подушечку для грудного кормления, смену одежды для… Хотя это тебе ни к чему.

– Для моего воображаемого мужа? Ему дополнительная одежда точно не требуется. – В Портер вдруг проснулось раздражение. – Ладно. О чем ты хотела поговорить?

Она вполне могла сейчас завтракать со своими козами или сидеть в машине перед ветеринарной клиникой, зачем ей эта встреча? Если понадобится чье-то мнение, она позвонит маме или Рэчел. И вообще, полно женщин с детьми, которые, если что, скажут ей, на что обращать внимание, а на что лучше просто забить.

– Хорошо. Вопроса два. Первый: есть одна штука, которую мы с Эллиотом откладываем до бесконечности, – завещание. Но сейчас я решила, что нужно его написать. Ну и замечательно. Всего лишь листок бумаги, верно? Я адвокат, как это делается, всем известно. Только нужно выбрать опекуна для детей, если ты умрешь. – Венди замолчала, вдруг икнула. Она что, плачет? Портер в жизни не видела, чтобы Венди или Эллиот плакали, ни на своей свадьбе, ни при рождении детей. Эллиот не плакал даже по крайней мере в ее присутствии, когда умер отец. – И мы выбрали тебя. Если не возражаешь. Я знаю, ты ждешь ребенка, ты одна, так что можешь отказаться. Астрид уже в возрасте, мои родители – тоже, да и живут на другом краю Америки. Братьев или сестер у меня нет. Твой братец Ники – раздолбай. Остаешься ты. Ты здешняя, и им не придется всю жизнь кочевать с места на место. Ты их любишь, они тебя тоже. Может, не всегда это показывают, но любят. О том, чтобы у тебя на все хватило денег, мы позаботимся. Есть дом, если он тебе понадобится. Или деньги от его продажи. Ведь если мы умрем, нам он будет ни к чему.

– Вот это поворот, – проговорила Портер.

Ничего подобного ей никогда в голову не приходило. Когда умер отец, Астрид посадила детей перед собой и сказала, что они – единое целое, если она умрет, законными опекунами Ники станут Эллиот и Портер, а их финансами будет управлять господин Чанг из банка, любимый сослуживец Астрид. Портер иногда снилось, что мама умерла, и она вместе с братьями перебираются к господину Чангу, хотя они уже взрослые и в теории могут о себе позаботиться, и господин Чанг с женой учат их тому, чему их никогда не учили родители, например игре на фортепьяно, приготовлению пасты с нуля, и когда Портер просыпалась, ей было стыдно, что новая параллельная жизнь ей очень даже нравилась.

– Короче, если вы оба умрете, мальчики будут жить со мной.

Венди кивнула.

– И твой ребенок. То есть у тебя их будет трое. Много, конечно. Особенно, когда родитель один. Если тебе такое не по силам, прошу тебя, так и скажи. – Она все еще плакала, беззвучно, только иногда прорывалась икота.

Свою невестку Портер никогда не понимала, хотя, возможно, в не таком далеком будущем они и смогут подружиться, как в мире после апокалипсиса, разрушенного разной заразой и зомби, можно подружиться с человеком, которого ты в прежнем мире даже не встретил бы. Может быть, это и есть материнство, когда ты всем людям на свете желаешь добра?

Портер убрала руку с живота и протянула через стол.

– Конечно, – заверила она. – На случай, если тебя собьет школьный автобус. Любопытства ради – почему с этой просьбой ко мне обращаешься ты, а не мой брат?

Венди провела пальцем по щекам.

– Будем надеяться, обойдется без этого, но всяко бывает. А твой брат – он же мужчина. Думаешь, мужчин подобные вещи беспокоят? Я таких не встречала. Мы как-то говорили с ним, много лет назад, он пообещал спросить у тебя, в итоге с тобой говорю я.

– Ясно. Но ты мне доверяешь? Своих детей? – уточнила Портер. – Извини, это не то, что ты хочешь услышать. Мой ответ – «да», как я могу сказать «нет»? Для меня это очень важно. Что ты мне доверяешь, считаешь, что мне такое по плечу.

– Конечно, по плечу. – Венди уже вернулась в свое привычное состояние, такая шустрая морковка. – Женщинам все по плечу. Вот что могут мужчины, подумай? Тяжести таскать? Выносить мусор? Жарить мясо? Я тебя умоляю. Эллиот в жизни не зажарил куска мяса. А про мусор ему напоминаю я. А если надо передвинуть диван, я зову грузчиков.

– Пожалуй, ты права, – согласилась Портер. – Вообще, ты мне нравишься, Венди.

– Спасибо. Бумаги я подготовлю. – Венди сделала затяжной глоток из бокала. – Если понадобится помощь, еще одна пара рук, можешь на меня рассчитывать. Я не строю из себя твою маму, но дел у тебя будет по горло. Моя подруга из юридической школы тоже родила ребенка без отца и на первые три месяца наняла сиделку. Эта милейшая женщина приезжала к ней каждый вечер, давая ей поспать в паузах между кормлением. Короче, облегчить жизнь можно.

Как это несправедливо: столько думаешь о том, чтобы забеременеть, как именно забеременеть и как жить в этом состоянии, и тут сталкиваешься с реальностью – скоро ребенок окажется по ту сторону твоего тела. Понятно, что за одним следует другое, как работает человеческая репродукция, Портер была в курсе, однако сводить физическое и психическое состояние беременности к некому перевалочному пункту, будто ждешь на остановке автобус, – чистое женоненавистничество, и Портер испытала чувство личной обиды. Ни на кого. На людей. На мужчин.

– Ладно, а вопрос номер два? – спросила она.

Внутри младенец сделал сальто. Снаружи Клэпхэм наслаждался хорошим днем. Бельведер в заросшем мелкой травой центре развязки превратили в детскую площадку, на которой резвились двое мальчишек с загорелыми руками и ногами.