Заводная девушка

Слезы жгли глаза Мадлен. Она молча произнесла слова прощания: «Ты заслуживала гораздо большего, чем эта жизнь тебе дала. Ты заслуживала куда более внимательного отношения с моей стороны».





Глава 18





Жанна


– Маман, ему здесь плохо? – спросила Александрина.

Подавляя кашель, Жанна смотрела сквозь прутья решетки на горного льва. Тот расхаживал взад-вперед по клетке. Лев находился в зверинце всего месяц, но его золотистая шкура успела потерять блеск.

– Думаю, он привыкнет, mon tresor[26].

– А я так и не привыкну к монастырю.

– Обязательно привыкнешь. Там сделают все, чтобы тебе было уютно. Это лишь вопрос времени.

«И умения приспосабливаться, подавляя свои истинные чувства», – мысленно добавила Жанна. Жаль, что Александрине придется учиться этому в столь раннем возрасте, но другого выхода нет. Людовик и слышать не желал о других вариантах, а время сейчас было неподходящим для споров с ним. Нужно выбрать более благоприятный момент.

– Маман, я не хочу туда возвращаться. Там всегда холодно. И их еда мне не нравится. Она dégueulasse.

– Ничего, я с ними поговорю. Я добьюсь, чтобы тебе присылали лакомства. Миндаль в сахаре, желе и фрукты из версальских садов. Ты хочешь все это получать?

По щеке дочери скатилась слезинка, которую Жанна стерла. Она редко сомневалась в правильности своего выбора. Похоже, сейчас был как раз такой момент.

– Пойдем посмотрим на зебр.

Взяв худенькую ручку Александрины, Жанна повела ее по дорожке к центральному павильону. Напрасно она привела дочь сюда. Зимой о зверинце забывали, и сейчас он имел плачевный вид. Страусы рылись в земле, в клетках сидели тоскливые, оголодавшие волки. Экзотические птицы выглядели совсем жалко. Их великолепное оперение опало. Чувствовалось, им совсем не до песен. А старики рассказывали, что во времена Людовика XIV зверинец был гордостью Версаля, не зная отбоя от посетителей, съезжавшихся со всей Франции. Но ее Людовик мало интересовался животными, за исключением умерших. Зверинец он сохранял лишь потому, что у него рука не поднималась извести созданное его легендарным прадедом. То же касалось строгого и нелепого распорядка жизни, установленного «королем-солнцем». Ее Людовик не откажется от всех этих ритуалов, хотя они изрядно портили ему жизнь. Глядя на птиц в клетках, Жанна сознавала всю жестокость и бессмысленность дальнейшего существования зверинца. То же самое и с придворным этикетом. Надо будет убедить Людовика закрыть зверинец.

Подходя к павильону, Жанна увидела, как по другой дорожке туда идут еще двое. У нее перехватило дыхание, когда она узнала в мужчине Ришелье. Его движения были по-волчьи плавными. Под руку он держал какую-то расфуфыренную герцогиню.

– Добрый день, маркиза. – Ришелье кивнул ей, хотя по этикету был обязан поклониться. – Привели дочурку посмотреть на зверей?

Его спутница учтиво улыбнулась. Улыбка была заученной и фальшивой.

– Это ваша дочь? Какая прелесть! И как похожа на вас.

Жанна притянула Александрину к себе, не желая, чтобы эта парочка даже смотрела на ее ребенка. Шея женщины раскраснелась, щеки тоже. Это было видно даже сквозь слой белил. Похоже, они с Ришелье резвились, будто звери во время гона, выбрав укромный уголок дворцового сада.

– Так оно и есть, – поддакнул спутнице Ришелье. – Должен сказать, маркиза, вы с каждым днем молодеете. Как вам это удается?

Он. У Жанны отпали все сомнения. Это он отправлял ей «рыболовные» стишки. Он же лил яд в уши Людовика, подслащивая отраву витиеватыми речами.

– Вы слишком добры, монсеньор. Увы, мы вынуждены вас покинуть. Нас ждут в другом месте, и мы безбожно опаздываем.

– Как жаль, – вздохнул Ришелье. – А мне хотелось о многом поговорить с вами. У часовщика страшное несчастье. – (Жанна застыла на месте.) – Так вы ничего не слышали? У него умерла дочь. Я и сам узнал лишь потому, что Людовик попросил Анри соорудить фонтан в ее честь. Он вам ничего не говорил? – Ришелье помолчал. – Удивляюсь, что король вам не сообщил. Наверное, потому, что в последнее время вы его редко видите.

– Вы прекрасно знаете, месье, что король при его абсолютной власти не властен над своим временем. А сейчас, с вашего позволения, мы удалимся.

Развернувшись, Жанна повела дочь в обратную сторону, сознавая, что Ришелье и герцогиня следят за ними. Ее рука еще крепче сжала ручонку Александрины. Где-то вдалеке кричал павлин.





* * *


Когда к ней явился Берье, Жанна находилась на крыше Версаля, где кормила королевских кур. Удивительно, но куры ее успокаивали. Они вели себя на редкость предсказуемо, чего не скажешь о самом дворце. Тут же в клетках ворковали голуби.

– Здравствуйте, маркиза, – произнес Берье, отвешивая обычный поклон. – Вы посылали за мной.

– Ришелье сообщил мне о смерти дочери часовщика. Расскажите все, что знаете и о чем говорят.

– Да. Как ни прискорбно, но это так. Еще одно происшествие, виновницей которого оказалась карета. Это происходит все чаще. – Берье пожал плечами. – Сказываются последствия перенаселенности. Избыток людей, избыток карет.


– Известно, чья карета?

– Увы, нет. Кучер даже не остановился. Тоже ничего удивительного. Если бы остановился, его господину пришлось бы платить. Мои люди расспрашивали жителей окрестных домов, но было темно, и лица кучера никто не видел.

Жанна кивнула:

– Трагично.

«И очень кстати», – подумала она.

– Согласен.

– Должно быть, ее отец убит горем, – сказала Жанна, глядя на кур, клевавших зерно.

– Думаю, так оно и есть, маркиза. Еще бы! Но ведь каждый день кто-то умирает.

– Расскажите, что известно о пропавших детях. Я слышала, Париж чуть ли не бунтует.

Хотя Берье продолжал улыбаться, лицо генерал-лейтенанта напряглось.

– Маркиза, я бы не назвал это бунтом. Отдельные волнения – да. Где-то витрины побили, в других местах что-то подожгли. И не более того. Ничего такого, с чем бы мы не справились.

– Тем не менее меня это беспокоит. Сколько всего детей пропало?

– Кто говорит, пять, кто – больше. Думаю, почти все они или даже все – обыкновенные беглецы.

– Так люди говорят?

Улыбка и сейчас не покинула лица Берье.

– Люди городят всевозможную чепуху. Слухи становятся все нелепее.

– Какие слухи?

– Честное слово, маркиза, они настолько смехотворны, что и повторять не хочется, – засмеялся он.

– А мне хочется услышать.

Берье перестал улыбаться:

– Некоторые утверждают, будто детей убивают, а их кровь употребляют в качестве лекарства.

У Жанны сдавило горло.

– Лекарства от чего?

– От проказы, – поморщился Берье. – Вот такая чепуха.

– Какие еще слухи?

– Кое-где утверждают, что детей похищают и увозят в Версаль. Будто бы здешней знати нужна детская кровь.

Жанна сглотнула. В одном из «рыболовных» пасквилей утверждалось, что она покупает у ведьм молодильное зелье. Она вспомнила, как обвиняли Монтеспан, заявляя, что та пользовалась чужой кровью для сохранения молодости.

– Людовик знает об этом?

– Разумеется, нет.

– Правильно. Мы ему и не скажем. Это лишь сильнее его расстроит. Но все слухи, Николя, нужно давить, как мух. Нужно показать, что они не более чем глупые сказки. Иначе эти слухи заполнят собой каждую щель.

– Согласен, маркиза. Но я не вижу способа остановить подобные…

– Николя, вы можете извести эти нелепые истории, подкинув народу другую версию.

Берье поднял на нее глаза:

– Не думаю, что…

– Насколько понимаю, есть и другие слухи. В похищении детей винят полицейских. Для нас они бесполезны.

– Весьма бесполезны, маркиза. И лживы.

– В таком случае вы должны найти тех, на кого можно свалить вину, и примерно их наказать. Разгневанная толпа, которая не знает, кого винить, крайне опасна. Из них не сделаешь счастливых подданных.

– Мы же не знаем, кто похищает детей, если похитители вообще существуют.