Заводная девушка

– И это все? Какой-то мертвый кролик?

Ей хотелось объяснить, что это далеко не все и что в натуре Рейнхарта есть какая-то неестественность. Взять хотя бы сойку. Та умерла не раньше и не позже, а в тот момент, когда ее механический двойник пробудился к жизни. Мадлен хотела передать им слова хозяина о человеческих телах и поделиться с Берье своими страхами насчет того, что Рейнхарт хочет заполучить тело ребенка. Но какие доказательства есть у нее в подкрепление этих страхов? Никаких. Ничего, кроме смутных ощущений. Можно ли рассказывать генерал-лейтенанту полиции о смутных ощущениях? Он сочтет ее глупой и невежественной, как та старуха с рынка.

– Назвать что-либо определенное я не смогу, но в его нормальности, монсеньор, я не уверена. Что-то у него не так с головой.

Берье недовольно посмотрел на нее:

– Мы говорим о человеке, который зарабатывает на жизнь, делая заводных летучих мышей и часы с мопсами. Конечно, у него не все так с головой. Вопрос в другом: опасен ли он? Видела ли ты что-то еще, помимо кролика с содранной шкурой и незаконно добытого трупа, что говорило бы об опасности Рейнхарта?

Мадлен тянула с ответом. Под пронзительным взглядом Берье она чувствовала себя зайцем, попавшим в силок.

– Нет, – наконец сказала она.

Едва произнеся это слово, Мадлен поняла, что допустила ошибку. Она могла ошибаться, но этот ответ ей припомнят. Раньше чем она успела заговорить снова, Берье повернулся к Камилю:

– Ну что ж…

– Дело продвигается? – спросил Камиль.

– Окончательное решение не за мной, но, думаю, мы собрали достаточно свидетельств, чтобы отмести утверждения той девки.

Услышав эти слова, Мадлен похолодела. Должно быть, ее лицо стало совсем бледным, поскольку Камиль, взглянув на нее, усмехнулся:

– Не смотри на меня так. Расскажи я тебе о доносе, ты бы наотрез отказалась идти к Рейнхарту. Но, как теперь видно, все это оказалось наветом.

– О каком доносе вы говорите, месье? – отважилась спросить она.

Камиль и Берье переглянулись. Генерал-лейтенант полиции пожал плечами:

– Думаю, теперь можно ей рассказать.

Камиль заговорил легко и непринужденно, словно рассказывал забавную историю:

– Некоторое время назад в услужение к Рейнхарту поступила некая девица. Ее взяли в помощь тамошней поварихе. Прослужила она недолго и сообщила полиции, что Рейнхарт пытался ставить над ней опыты. – Сказав это, Камиль улыбнулся.

– Какие опыты?

Мадлен казалось, что ее жилы заполнились льдом.

– Да разная чепуха вроде кровопускания. Полиция посчитала ее слова недостоверными, поскольку другие слуги ничего такого не видели, но мы все-таки решили проверить.

Мадлен молчала. Она будто приросла к месту. Ей вспомнилось, как в самый первый день Агата вскользь упомянула о растяпистой помощнице Эдме, сказав: «За что ни бралась, все падало из рук». Словом, от такой помощницы были сплошные беды. А беды действительно были, и немалые. Почему же ей никто не сказал?

– Когда это случилось? – едва ворочая языком, спросила Мадлен.

– За несколько месяцев до возвращения дочки Рейнхарта. Может, девка и смолчала бы, да только ее схватили, когда она пыталась продать золотую шкатулку, украденную у хозяина. Тогда-то она и выдала нам историю про опыты.

– И где она теперь?

Камиль изогнул бровь, поражаясь ее недогадливости:

– Мадлен, она украла у хозяина золотую шкатулку. Ты знаешь, какое наказание за это полагается.

Мадлен представила петлю, затянувшуюся на шее осужденной, и судороги тела. Она стояла, не в силах произнести ни слова, пока Берье не вернул ее к действительности.

– Можешь ступать… Или ты намерена еще что-то нам сообщить?

Она молчала, подбирая слова. История повешенной воровки напомнила ей о другом. Пусть это и не имело прямого отношения к Рейнхарту, но…

– Ходили слухи, что на площади Дофина исчез мальчик-подмастерье. Помощник пекаря. А потом и второй – ученик свечного мастера с улицы Каландр.

– И что?

– Оба этих места – они находятся на острове Сите.

Берье нахмурил накрашенную бровь:

– Не понимаю, какое отношение это имеет к твоему заданию. Подмастерья сплошь и рядом сбегают от своих хозяев.

– Да… – И вновь Мадлен колебалась, говорить ли дальше. – Но, учитывая слова той служанки… – Она выдохнула, заставив себя продолжить: – Вот и другие дети пропадают, неподалеку от этих мест. Может, слышали? Дочка швеи…

– Досужие женские сплетни, – вздохнул Берье. – Лучше сосредоточься на задании, которое мы тебе дали, а не слушай праздную болтовню слуг и неотесанных шлюх.


Их глаза встретились. У Мадлен не оставалось сомнений, что Берье точно знает, кто она и чем занималась прежде.

– Вы хотели рассказать мне о фальшивомонетчике, – произнес Берье, снова поворачиваясь к Камилю.

– Да… Мадлен, возвращайся в дом часовщика, – сказал Камиль, мельком взглянув на нее. – Мы услышали от тебя все, что надо.



Мадлен вернулась на грязную улицу. Ее отчаянно трясло, и потому она не сразу узнала женщину, шедшую навстречу. Гладкие волосы женщины разметались по плечам. Из-под платья выпирал беременный живот. Да это же Агата, прежняя служанка доктора Рейнхарта.

– Мне нужно туда попасть, – сказала она, даже не поздоровавшись с Мадлен.

Та смотрела на ее напряженное бледное лицо и бегающие, налитые кровью глаза.

– Агата, что привело тебя сюда?

– Мне нужно видеть одного полицейского. Камиль его зовут. Я должна с ним поговорить.

Мадлен могла лишь смотреть. Ее грудь буравил страх.

– Пожалуйста! – взмолилась Агата. – Вернись туда. Скажи, что мне нужно его видеть.

– Не могу. – Мадлен попятилась. – Меня вызывали по делу. А сейчас я должна возвращаться домой. Я и так опаздываю. Почему ты не хочешь зайти сама?

– Меня дальше порога не пустят, не дадут с ним поговорить, а тебя, может, и послушают. – Пальцы Агаты, словно тиски, впились в руку Мадлен. – Я должна его видеть. Пожалуйста! Я уже который час здесь торчу.

– Но зачем… – начала Мадлен и осеклась; теперь понятно, зачем Агате понадобился Камиль, выпирающий живот все объяснял. – Так вот почему ты ушла от Рейнхарта, – пробормотала она, обращаясь больше к себе. – Это и есть настоящая причина.

– Он не желает отвечать на мои письма. Я совсем одна. Семья не принимает меня обратно.

Кожа на лице Агаты была желтовато-белой, глаза – покрасневшими от отчаяния. Мадлен поняла замысел Камиля: он обрюхатил Агату, чтобы удалить ее из дома доктора Рейнхарта и освободить место для Мадлен, которую сделал шпионкой. Отказалась Агата стать «мухой» или ее сочли негодной для такого задания? Может, слишком преданной хозяину и не шибко грамотной. И тогда Камиль с Берье попросту сломали Агате жизнь.

– Меня они тоже не послушают, – тихо сказала Мадлен; ей было стыдно перед Агатой. – Даже если я снова туда войду, мои слова сочтут пустым звуком.

И еще неизвестно, как сказалась бы на ней самой попытка вступиться за Агату.

– Он говорил, что любит меня, – прошептала Агата. – Обещал поселить на квартире.

Мадлен смотрела на распухшее лицо Агаты. Как эта взрослая женщина могла попасться на столь отъявленную ложь? Сочувствие к Агате перемешивалось в ней с отвращением. Сама она никогда бы не совершила подобную глупость. Но у нее за плечами была богатая школа недоверия.

– Если он не желает тебя видеть, поставь на нем крест.

Агата разжала пальцы, отпустив рукав плаща Мадлен:

– Хорошо тебе говорить. Тебе-то ничто не грозит. Заняла мое место и живешь припеваючи.

Ничто не грозит? Так ли это? Мадлен очень сомневалась.

– Агата, что случилось с девушкой, которую брали в помощь Эдме? Почему ты не рассказала мне о ней?

– Ты про Клотильду? – скривилась Агата. – Чего про нее говорить? Воровка она была и врунья. Прослужила у нас всего месяц. И вспоминать ее не желаю.

– Ее повесили?

– Разумеется. Многих вешают и за меньшие преступления. Я думала, Эдме тебе расскажет. Значит, и ей противно вспоминать об этом. А девка знала, что ей грозит.

Мадлен обдумывала услышанное. Может, рискнуть?

– Агата, как по-твоему, доктор Рейнхарт – хороший человек?

– Хороший? – переспросила Агата и нахмурилась еще сильнее. – А куда ты эту хорошесть приставишь? Все эти добродетели – они хоть кому-то в Париже помогли? Одно скажу: он со мной обращался честнее, чем полиция.

– И ты никогда не видела в его доме ничего странного? Ничего подозрительного?

– Кроме движущихся металлических жуков и змей в банках? – Агата пристально, оценивающе посмотрела на Мадлен и, наверное, уловила ее страх. – Я много чего видела, но раз ты не хочешь мне помочь, и я тебе помогать не стану.

Эти слова заставили Мадлен похолодеть. Действительно ли в доме Рейнхарта творились странности, которых она так и не распознала? Или Агата нарочно играла у нее на нервах, пытаясь внушить ей тот же страх, что испытывала сама?

– Агата, пожалуйста, поясни свои слова. Я бы тебе помогла, если бы могла.

– Можешь, да только не хочешь. Запачкаться боишься. Ничего, сама попробую. – У Агаты дрожал голос. – Я заставлю его выслушать меня. Немедленно.

Агата направилась к крыльцу особняка. Мадлен побрела за ней, снедаемая чувством вины.

– Ты ведь можешь обратиться в Отель-Дьё. Тебя примут, – сказала она, сознавая всю бесполезность своих слов.