Завет стали

– Подойдите.

Беседа оборвалась, и кадеты быстро расселись, скрестив ноги, полукругом вокруг древнего старца. Синдера продолжало донимать любопытство.

– Это мастер Шарн, искусный воин, обучавший меня, – произнес мастер Лирид, представляя пришельца и одновременно отвечая на незаданный вопрос Синдера.

Мастер Шарн открыл глаза. Некогда темные, сейчас они помутились из-за катаракт, но их, похоже, все еще наполняла искра жизни.

– Лирид прав. Я был одним из тех, кто тренировал его. Таким образом, я и ваш учитель тоже. – Он улыбнулся. – Простой вопрос. Время лишает нас боевых способностей, но по милости Девеша мы цепляемся за самый важный аспект нашего бытия. Это еще и наше величайшее оружие. Кто может мне сказать, что это?

Дорр, Боунс и Мирк, должно быть, в прошлом уже не раз слышали этот вопрос, потому что обменялись понимающими улыбками. Сэш и Горан, напротив, неуверенно нахмурились. Они наклонились близко друг к другу, приглушенно обсуждая варианты. Синдер же молча самостоятельно рассуждал над ответом.

Каким величайшим оружием может обладать человек?

Молчание тянулось, пока Сэш не заговорил.

– Наши руки. Благодаря им можем творить и биться.

– Наши ноги, благодаря им мы можем двигаться и вести полноценную жизнь, – сказал Горан.

Оба были неправы, и старшим даже не требовалось издавать смешки, чтобы Синдер это понял.

– Наш разум, – сказал Синдер, поразмышляв еще несколько секунд.

Смех старших кадетов оборвался, и Синдер обнаружил, что мастер Шарн обратил на него все свое внимание.

– Почему ты так считаешь? – спросил древний мастер.

– Физическая сила – это дар, но направляет его все же разум, – ответил Синдер. – Пока не сломлен разум, не сломлена воля человека. Как бы сильно ни было повреждено тело, любой, кто может мыслить, будет представлять угрозу.

Улыбка мастера Шарна стала шире, и он захлопал в ладоши.

– Молодец, – сказал он. – А теперь я расскажу вам, зачем сюда явился. Я сделал это не только затем, чтобы задавать вам вопросы. – После этой фразы остальные кадеты захихикали. – Как вам известно, следующим летом двое из вас представят эту школу на Турнире Создателя. Если нам повезет, оба они получат место в Третьем Директорате. Это академия, в которой куются и закаляются искуснейшие воины Семинала. Вы должны усердно тренироваться, изо всех сил концентрироваться на своем теле, но не забывать и о разуме. Воля и желание способны преодолеть многие препятствия. Они могут превратить малоодаренного человека в опасную личность, посредственного воина в славного, а поистине одаренного – в легенду.

Синдер смущенно заерзал. Он не был посредственным или одаренным. На самом деле по сравнению с остальными кадетами он был малоодаренным. Он и близко не был таким же быстрым, как Сэш, не владел техникой в совершенстве, как Горан. Ему не хватало бесконечной выносливости Мирка, цельности Дорра и всеобъемлющего таланта Боунса. Что вообще у него было?

– Все вы в чем-то талантливы, иначе Лирид не выбрал бы вас, – сказал мастер Шарн, избавляя Синдера от части страхов относительно его ценности. – Сосредоточьтесь на своем таланте, выпестуйте его, упрочьте его, но не теряйте из виду своих слабостей. Над ними вы должны работать не менее усердно, если не еще усерднее.

Сэш активно закивал, соглашаясь.

– Но есть одна проблема, одна слабость, которую не способен преодолеть ни один из вас, – сказал мастер Шарн. – Никто на это не способен.

– Мы не можем очищать прану, – сказал Дорр.

– Именно, – согласился мастер Шарн. – Прана. Или, как она зовется в состоянии покоя, лоретасра. Без этой способности мы не можем раскрыть свои чакры. Как бы ни были быстры наши мечи, эльф всегда будет быстрее. Как бы сильны мы ни были, гном всегда будет обладать большей мощью. Мы можем иметь лучшие навыки, чем сплетенные, но без лоретасры мы не способны преодолеть недостатки, тормозящие наш вид. Мы навсегда останемся воинами, не имеющими равновесия.

У Синдера возникла дюжина вопросов. Кое-что ему рассказывал Дипак во время их пути в Быстромечие, и с тех пор он прочел все, что смог, на эту тему: эфир и лоретасра. Дипак говорил, что это два названия одного и того же, но он был неправ. Между ними была разница. Лоретасра обитала внутри человека, в то время как эфир был частью мира вне его. А еще Дипак говорил, что люди не умеют очищать лоретасру, отчего она становится загрязненной. Так как все это связано с праной? Синдер не знал, поэтому поднял руку, желая расспросить об этом.

– Да, – сказал мастер Шарн, давая ему позволение говорить.

– Что такое прана?

– А. Хороший вопрос. – Мастер Шарн оглядел всех. – Кто-нибудь хочет ему рассказать?

Остальные кадеты забормотали вполголоса, но ни один из них не оказался готов ответить.

– Нет? – хохотнул мастер. – Мудро с вашей стороны, ведь никому не известна природа праны. Является ли она всего лишь очередным названием эфира и лоретасры? Эльфы и гномы сказали бы «нет». То же касается троллей, якшин и хранителей. Но никто из них не сможет объяснить, в чем, собственно, различие. Кое-кто утверждает, что прана – это та же самая субстанция, которую Шокан и Сира звали живатма, но помазанников с нами нет, чтобы объяснить это. Возможно, митхаспуры смогли бы объяснить, но они тоже отсутствуют.

– А как же риши из Бхарата? – спросил Синдер. – Разве это не люди, сумевшие раскрыть чакры?

Мастер Шарн нахмурился.

– Так они утверждают. Они определенно наиболее могущественные представители нашей расы, но они так же ограничены и используют свои дары не во благо. Предполагается, что, раскрыв чакры, существо лучше начинает понимать волю Девеша. Господь считается щедрым и любящим, но о ришах нельзя сказать ни того, ни другого. Они всегда были гораздо более преданны своим личным желаниям и нуждам.

– Тогда почему они так могущественны? – спросил Боунс.

– Мне неизвестна природа их силы, – признался мастер Шарн, – но у меня есть сомнения, что она связана со способностью очищать прану. Не думаю, что хоть кто-то из людей обладает этой способностью, и это подводит меня к истине, которую вы должны принять: все вы слабы по сравнению с другими расами на Семинале. И всегда будете. Но вы не низшие существа. Мы не низшие существа. Мы равны сплетенным в том единственном, что имеет значение – в глазах Девеша. На нас благодать Господня. Запомните эту непреложную истину. Какого бы высокого ранга вы ни достигли среди воинов Ракеша, вы не лучше и не ценнее пекаря по соседству или парня, чистящего конюшни. Мы призваны быть слугами, а не господами.

Это утверждение оглушило Синдера, словно молот, ударивший в гонг. Фраза отозвалась глубоко у него в сердце, словно отголосок истины, которая была ему когда-то известна и которую он забыл.

Слугами, а не господами.

Это осознание заставило его задуматься о том, сколько мудрости он когда-то почерпнул от родителей или от Питча, но которую позже забыл после падения в колодец. Забытые воспоминания. Сколько еще знаний было утрачено в результате потери памяти?






Глава 10




Недели тренировок в школе Украшенных Сталью промелькнули так же быстро, как взмах воробьиных крыльев. Затем налетела зима, набросившись лавинами града, снега и неистовыми порывами холодного ветра. Деревья скинули последние листья, а с карнизов, подобно сталактитам, свесились сосульки. Буря оставила после себя рваный, злой ветер.

Благодаря ветру, и без того студеный утренний воздух во дворе школы Адептов Украшенных Сталью стал еще холоднее. Там кадеты потели, боролись и тренировались под опекой своих мастеров, которые корректировали их форму, стойку и принимаемые решения. Ученики время от времени поскальзывались на мощенной камнем площадке, но не чаще, чем обычно, ведь Синдер и Морр Снитх еще в темные предрассветные часы убрали снег, выпавший вчерашней ночью, собрав белую пыль в кучи, оставленные по периметру двора.

Синдер все еще боролся с Фэйном, пока неготовый получить привилегию в виде тренировки с другими кадетами. Он слушал, как подмастерье объясняет подоплеку его последнего фиаско.

Фэйн повторил его движение.

– Ты сделал выпад, но не сместил центр тяжести. Из-за этого перенапрягся. Мне оставалось лишь сделать шаг в сторону, нанести простой удар сплеча, и все было кончено. – Он продемонстрировал. – Когда решаешься на выпад, нужно быть готовым к контратаке. Она неизменно последует.

Синдер это понимал и сердито нахмурился, раздраженный тем, что Фэйн объяснял ему то, что он и так уже знал. К этому моменту, через два месяца после начала тренировок, он уже разбирался в основах.

Должно быть, он плохо скрыл свое раздражение, потому что Фэйн прервал объяснения, сердито глянув на него.

– Что? Думаешь, ты все знаешь? Что я зря трачу свое и твое время, обучая тебя?

– Нет, мастер, – тут же ответил Синдер.

Фэйн ему нравился. Подмастерье всегда был к нему справедлив и тратил лишнее время, обучая его структуре и непреложным принципам того, почему воин может двигаться так или иначе. Последнее и наиболее подробное объяснение о центре тяжести и ложных выпадах, об использовании ловушек и подстав, открыло Синдеру глаза на возможности боя. Это знание также помогло ему проложить мост между внутренним пониманием, как двигаться, и осознанием техники того, как сделать это интуитивное восприятие более эффективным.

Фактически приемы боя, которым обучали в «Украшенных Сталью», были сродни физической версии шахмат, имели схожее планирование и стратегию. Поединок осуществлялся во всех измерениях, требовал всех чувств и предлагал больше вариантов и потенциальных исходов, нежели фигуры, передвигаемые по доске. У Синдера впереди были годы, чтобы все это понять. Теперь он это знал.

– Тогда что? – потребовал ответа Фэйн. – Потому что вид у тебя такой, будто ты съел кислое яблоко, и это тебя разозлило. А это значит, что и я разозлился.

– Я хотел попробовать кое-что новое, но не сработало, – сказал Синдер. – Это был ложный выпад. Я знал, что ты уйдешь в сторону и ударишь сплеча. Я не перенапрягался. Я только хотел, чтобы ты так решил. Если бы я был быстрее, то перестроился бы, блокировал твою контратаку, перешел в темп и гладко переместился, чтобы ударить тебя сбоку.

Сердитая морщинка Фэйна разгладилась. На ее место пришло удивление, а затем задумчивость. Через несколько секунд он сделал жест:

– Покажи мне.

Они снова заняли то же положение, которое занимали до победного удара Фэйна.

– Было вот так, – сказал Синдер.

Они замедлили движения. Синдер передвинулся из положения защиты, перенес вес вперед и постепенно перешел к выпаду. Фэйн тоже, насколько смог вспомнить, повторил движения прошлого поединка.

– Ты перенес больше веса на заднюю стопу, – сказал Синдер. – Не слишком много, но именно поэтому я решил попробовать выпад.

– Ты в этом уверен? – спросил Фэйн, снова удивившись. – Ты помнишь, что видел это?

– Я видел, но не то чтобы осознал эту информацию в голове. Просто увидел, как ты сместил центр тяжести, заметил лазейку и решил попробовать.

– Ты увидел, как я перенес вес на заднюю стопу, – давил на него Фэйн. – Посреди поединка? Тебе бы не хватило времени на такое наблюдение.

– Я увидел лазейку, – настаивал Синдер, – и выполнил выпад вовремя. Проблемой стала твоя контратака. Я не успел достаточно быстро вернуться в защитную стойку.

Фэйн закрыл глаза. Казалось, он бубнил что-то себе под нос. Наконец его глаза открылись.

– Сукин сын. Ты прав. Это сработало бы, будь ты быстрее.

– Но я не был, – отрезал Синдер, злясь на себя. Его тело, хотя и обросшее мускулами с тех пор, как он оказался в «Украшенных Сталью», все еще было недостаточно мускулистым. Это железными цепями сдерживало прогресс. – Может, я уже и не хилый, но все еще слабее и медленнее, чем нужно.

– Конечно, но это не всегда будет проблемой, – ответил Фэйн. Он медленно, кажется, скептически покачал головой. – Все еще не могу поверить, что ты вот так увидел лазейку. Должно быть, это заняло меньше доли секунды. Как?..

Теперь настала очередь Синдера удивляться. Он считал, что все в «Украшенных Сталью» могли сделать то, что сделал он. В конце концов, они годами оттачивали техники боя.

– Я всегда мог видеть подобные лазейки. – Он подумал и поправился: – По крайней мере, мне так кажется. Не совсем уверен, но именно так я победил тех задир в приюте.

Фэйн посмотрел на него с большим уважением.

– Да ты полон сюрпризов.

Синдер помешкал, неуверенный в том, как будет воспринят его следующий вопрос:

– Ты можешь делать то, о чем я говорю?

Фэйн издал несколько горький смешок.