Запрещенная экономика. Что сделало Запад богатым, а Россию бедной

Кстати, когда обсуждают опыт развитых стран мира, почему-то редко вспоминают Австралию. Между тем это огромное государство-континент занимает пятое место в мире по ВВП на душу населения, обгоняя такие страны, как США, Германия, Франция, Япония, Великобритания и ряд других мировых лидеров. Даже купающиеся в нефти Саудовская Аравия, Объединенные Арабские Эмираты и Кувейт далеко отстают от Австралии.

Как удалось добиться таких успехов? Наверное, вам уже надоело в очередной раз читать слово «протекционизм», но я не виноват, что после войны руководство Австралии взяло курс на импортзамещение, введя жесткие защитные барьеры.

Еще один стандартный прием (концентрация производства) также использовался в полной мере. В середине 1970-х годов во всей стране было около 100 тысяч компаний, но на долю 556 приходилось более половины общего дохода, облагаемого налогом. В горнодобыче почти вся продукция выпускалась лишь 50 компаниями, а в обрабатывающей промышленности из 30 тысяч компаний на 200 приходилось 60 % капиталовложений, 44 % занятых и 50 % продукции[40].

Некоторые предприятия заняли положение и вовсе близкое к монопольному. Например, в начале 1980-х годов на один металлургический завод в Порт-Кембла приходилось 60 % от всех мощностей страны по выплавке стали, завод в Гладстоне обеспечивал треть производства глинозема, в обрабатывающей промышленности одно-три предприятия могло производить от 30 до 100 % того или иного вида продукции[41].

В сельском хозяйстве, которое в Австралии является мощной отраслью с важным экспортным значением, долгое время шел процесс сокращения мелких ферм в пользу крупных агрокомпаний.

Как и в Западной Европе, в период австралийского экономического чуда роль государства была немалой. К началу 1980-х годов в госсекторе работало треть занятых в хозяйстве, а доля государственных расходов в ВВП достигала 40 %[42]. Энергетика, транспорт, связь, водоснабжение, банковская деятельность – сферы, где позиции государства были особенно сильны, и к тому же госкорпорации активно занимались бизнесом.

Австралия еще в 1947 году подписала международное Генеральное соглашение по тарифам и торговле, призванное способствовать либерализации экономических отношений. Однако, несмотря на это, политика протекционизма продолжалась и в последующие несколько десятков лет. Повышение таможенных пошлин и введение квот на импорт использовалось даже в 1980-е годы.

Подводя итог главы, я хотел бы отметить, что протекционизм, концентрация производства и высокая роль государства в управлении хозяйством – вот три ключевых момента, которые регулярно повторялись, когда мы рассматривали экономические чудеса совершенно разных стран.





Глава 13. Протекционизм и Всемирная торговая организация




Как внезапная свободная торговля (глобализация), так и кровопускание, как правило, безвредны для здоровых людей, но представляют потенциальную опасность для ослабленных. Развитая страна с устойчивой промышленностью не пострадает от «естественных» сил рынка. Но сегодняшним бедным странам «естественные» силы рынка приносят деиндустриализацию и растущую бедность.

Эрик Райнерт



Давайте смоделируем следующую ситуацию. Представьте себе, что на прилавке лежат два абсолютно одинаковых товара – один российский, другой импортный. Ни по качеству, ни по своим функциональным возможностям они не отличаются, но иностранный на 5 % дешевле. 5 % – ерунда, мелочь? Ничего подобного. Если товар стоит $1000, то 5 % – это уже $50. Кто же в своем уме купит наш товар за $1000, если рядом полностью аналогичный за 950? Иными словами, 5 % скидки достаточно, чтобы начисто убить отечественную отрасль, производящую данный продукт.

Мне возразят, сказав, что ничто не мешает нам понизить цену на свои изделия и победить в конкурентной борьбе. Но этот аргумент не выдерживает никакой критики. Себестоимость товара падает при его выпуске сравнительно большими сериями. Крупные иностранные компании уже располагают огромными рынками сбыта и поэтому давно наладили масштабное производство. А России еще предстоит возродить свою промышленность и хотя бы отвоевать свой рынок, не говоря уже о выходе на мировые. Уже в силу одного этого фактора наши вновь созданные предприятия не смогут сразу наладить выпуск огромными партиями. Значит, и себестоимость продукции окажется у нас выше. Это лишь один неблагоприятный фактор, а их очень много. Имеют значение известность бренда, возможность проводить дорогостоящие рекламные кампании, доступ к дешевому кредиту, торговый опыт, лоббистские связи и тому подобное. Ясно, что и по этим параметрам масштабные, давно состоявшиеся корпорации имеют преимущество перед новичками. Но и это еще не все.

Для многих людей сухие цифры статистики ничего не значат, однако личные впечатления оказывают ошеломляющее воздействие. Наши туристы, возвращаясь из юго-восточной Азии, нередко рассказывают о бедности местного населения. Каких-то далеко идущих выводов из этого факта обычно не делают, но ясно, что чем беднее народ, тем дешевле рабочие руки. Сотни миллионов людей на планете живут в такой нищете и готовы вкалывать за такие мизерные деньги, на которые в нашей стране никто не согласится. Чтобы выиграть конкурентную борьбу у жителя трущоб, надо свое население превратить в таких же полубомжей. Лично я такой судьбы для России не хочу. Впрочем, у нас, в отличие от Индии, ежегодно на несколько месяцев устанавливается такой холод, что жить в коробках на улице или в хибарах без отопления невозможно. Поэтому путь тотальной нищеты с целью повышения конкурентоспособности все равно для нас закрыт, даже если в какую-то больную голову такая идея и придет.

Помню, когда эти аргументы излагал Андрей Паршев в книге «Почему Россия не Америка», критики говорили, что в жарких странах хотя и не требуется отопление, но кругом стоят кондиционеры, что тоже повышает себестоимость товаров. В начале моей книги я сказал о чудовищных условиях труда в Аатинской Америке. Кондиционеры там не предусматривались. Не спорю, уровень жизни в развивающихся странах заметно подрос за последние полвека, соответственно, выросли и зарплаты. И все же в мире до сих пор существуют огромные территории нищеты, по площади и численности населения превосходящие Россию. Даже сейчас в Китае 150 млн человек живут на 1,5 доллара в день и меньше[43]. Представляете, до какой степени там дешевы рабочие руки? Как с ними конкурировать без протекционизма? Никак.

А когда в Индии и Китае работники потребуют высоких зарплат, резко активизируется перенос производств в Африку. Да, сейчас там непростые условия для бизнеса. Но не сомневайтесь, Запад, когда ему нужно, умеет наводить порядок в своих колониях и неоколониях. Умеет Запад и вскрывать чужие рынки, уничтожая на своем пути протекционистские барьеры. Одним из таких инструментов является Всемирная торговая организация (ВТО). Вот о ней мы сейчас и поговорим.

В 1947 году несколько государств заключили Генеральное соглашение по тарифам и торговле. Речь шла о взаимном снижении импортных пошлин. Понятное дело, что страны, уже развившие свою промышленность под защитой протекционизма, не боялись конкурировать с теми, кто не располагал мощным производством, и поэтому в основном экспортировали сырье. А вот снижение покровительственной защиты для стран со слабой промышленностью означало упрощение доступа на их рынок товаров индустриальных лидеров. Как видим, Запад вновь проводил в жизнь принцип: покупай сырье – продавай готовую продукцию.

Постепенно к этому соглашению присоединялось все больше участников и параллельно снижались импортные пошлины. В конце концов на основе Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ) создали новую организацию под названием ВТО. Если в 1948 году средневзвешенные ставки импортных таможенных пошлин стран, подписавших ГАТТ, находились на уровне 40–60 %, то в 2000 году в рамках ВТО они составляли всего лишь 3–5 %[44].

Разумеется, протекционизм не сводится лишь к введению высоких пошлин. Существует множество и других способов поддержки своей экономики. Одной из эффективных мер является квотирование импорта. Государство выдает коммерческим компаниям лицензии на ввоз лишь определенного количества иностранных товаров. Таким образом предложение ограничивается на уровне ниже спроса, и цена импортной продукции растет. По правилам ВТО разрешается временно вводить квотирование, если импорт наносит ущерб или даже просто угрожает нанести серьезный ущерб любой отрасли, выпускающей товар, аналогичный импорту[45]. Казалось бы, отлично! Не беда, что запрещаются высокие пошлины, введем квотирование. Но тут-то и заключается одна из ловушек ВТО.

На практике алгоритм выглядит следующим образом. Сначала требуется доказать, что действительно импорт угрожает своей промышленности. Для этого правительство или ассоциации производителей инициируют проведение расследования. Только если получены соответствующие доказательства, разрешается ввести квоту. Однако ее размер не должен приводить к уменьшению размеров импорта, ниже среднего уровня, рассчитанного за три предшествующих года. Более того, за использование квоты придется предоставить компенсацию государству-экспортеру в других сферах торговли. Сама процедура требует провести обсуждение вопроса между заинтересованными сторонами, а спорные моменты разбирает Комитет ВТО по защитным мерам.

Идем дальше. В рамках ВТО действует апелляционный суд. Он буквально завален сотнями исков по поводу применения теми или иными государствами протекционистских мер. И речь даже не о пошлинах. Американцы предоставили своим компаниям налоговую льготу по прибыли, полученной зарубежом, и тут же нарвались на иск со стороны Евросоюза. Европейцы суд выиграли, и США пришлось выплатить крупную сумму в качестве компенсации. Но на другом фронте торговой войны победу праздновали США, и тут уже Европа по суду должна была платить американцам[46].

Хотелось бы посмотреть, как слабые страны смогут отстоять свои права в споре с военно-промышленными лидерами мира, не говоря уже о том, что западные юристы имеют колоссальный опыт ведения таких тяжб. Россия недавно присоединилась к ВТО, и нам еще предстоит подготовить корпус юристов, которые способны вести такие дела.

Допустим, мы создали свое производство и хотим выйти на мировой рынок. А как туда пробиться? Там уже работают конкуренты, у них заключены долгосрочные контракты с торговыми сетями, перевозчиками, складами и так далее. Иностранные бренды хорошо известны, им доверяют и пр., и пр. Нам остается одно: продавать по невысокой цене, возможно, на первых порах даже себе в убыток. Но Всемирная торговая организация классифицирует такие действия как демпинг и запрещает его применять. Относительно демпинга члены ВТО судятся постоянно и все уже давно переругались. Сторонники свободной торговли говорят, что членство в ВТО как раз и заставит нас подтянуться к мировым стандартам, в том числе и юридическим. Но ведь замкнутый круг очевиден: чтобы научиться торговать своей продукцией, надо сначала создать свою промышленность, а как ее создашь в таких условиях?

Это мне напоминает старый спор биологов. Их спрашивают: если жизнь возникла из неживой материи миллиарды лет назад, то почему мы не видим зарождение этой жизни сейчас? На это биологи отвечают: а потому не видим, что уже существующие организмы просто поедают те «полуфабрикаты», из которых жизнь могла бы возникнуть. То есть для появления жизни нужны стерильные условия.

Вот так и с промышленностью. Если уже есть индустриальные гиганты, то для защиты от них необходим протекционизм, го есть особые, льготные условия для своего производителя. Чтобы реализовать программу промышленного подъема, требуются серьезные усилия государства, несовместимые с абстрактными теориями так называемой свободной торговли и невмешательства в экономику.

Принцип невидимой руки рынка никогда в чистом виде не существовал на практике и лишь играл роль пропагандистского механизма для того, чтобы морочить людям голову. А на практике бизнес – это жесткое противостояние, на которое мобилизованы все возможности государства.

Данный тезис косвенно подтверждается и военно-политическими событиями. Вот, например, сейчас между США и Евросоюзом ведутся переговоры относительно создания трансатлантической зоны свободной торговли. Если проект будет реализован, то возникнет принципиально иная экономическая реальность глобального масштаба. Когда-то сам Евросоюз начинался именно как торговая зона, призванная повысить конкурентоспособность европейских стран в соревновании с Америкой. Сейчас ЕС – уже и политическая организация, еще не Федерация Европейских Штатов, но что-то похожее на Священную Римскую Империю с ее конфедеративным устройством. И хотя много разговоров идет о распаде Евросоюза, но если произойдет объединение стран в рамках трансатлантической зоны, то все эти внутренние распады уже ничего значить не будут.

А точнее, только лишь ослабят позицию европейцев в споре с американцами.

Экономическое слияние Старого и Нового Света (северной его части), скорее всего, повлечет и политическое объединение, а военное уже давно существует в рамках НАТО. Не стоит забывать, что США состоят в торговом союзе с Канадой и Мексикой (НАФТА). Таким образом, объединятся не просто США и ЕС, а США, Канада, Мексика и Евросоюз. Кстати, ЕС уже имеет отдельный соответствующий договор с Мексикой и выходит на рынок США отчасти через Мексику.

Помимо НАФТА в Новом Свете существует и еще одно крупное объединение – МЕРКОСУР (Бразилия, Аргентина, Уругвай и Парагвай), при этом Чили, Колумбия, Эквадор, Перу, Гайана и Суринам в настоящее время имеют статус ассоциированных членов, а Мексика – официальный наблюдатель. То есть Мексика может стать связующим звеном между НАФТО и МЕРКОСУР, и в этом случае гегемония США лишь упрочится.

Вопросы мировой торговли исторически носят ключевой характер. Зачастую именно контроль над торговлей (и утрата оного) приводил одни страны к процветанию, а другие – к разорению. Можно сотнями лет вкалывать до седьмого пота, но оставаться в постоянной нищете и экономической отсталости. Выигрывает тот, кто способен защитить рынок от конкурентов, но при этом заставить другие страны снижать протекционистскую защиту своей экономики, желательно до нуля. Вот для этого и служат таможенные союзы.

Европейцам явно не очень нравятся американские предложения, и этим, я думаю, объясняются громкие демарши, связанные с идеей создать европейскую армию вне НАТО.

Но в это время американцы под предлогом «российской угрозы» усиливают свое военное присутствие на периферии Европы, через недавних членов Евросоюза срываются энергетические проекты ЕС и России, американцы лезут на Украину и уже официально разместили там свои войска, назвав их «инструкторами».


Обратите внимание на то, что в последние годы методично поджигались страны неподалеку от Европы: Ливия, Египет, Алжир, Сирия. Когда такое было? И главное, помню недоумение всевозможных аналитиков, которые никак не могли понять, зачем понадобилось свергать режимы, и так лояльные Западу. Между прочим, до «арабской весны» Франция предложила идею Средиземноморского союза, куда все эти страны должны были войти. Куда теперь они войдут, со всеми своими проблемами?

К зоне нестабильности добавилась и Украина. Украинский конфликт логично анализировать через призму борьбы США и Евросоюза за те условия, на которых два субъекта вместе войдут в единое политико-экономическое пространство. Соотнесите эти события с тезисом о том, что ВТО в мировом масштабе устанавливает одинаковые экономические правила игры. Если это так, то зачем понадобилось дополнительное экономическое объединение (США и Евросоюза)? Если все эти страны входят в ВТО и правила для всех уже едины, то какой смысл создавать еще одну торговую зону? Косвенно мы получили еще один аргумент в пользу того, что истинная суть ВТО далека от ее публичных деклараций и на самом деле всеобщего равенства условий внутри ВТО не существует.





Глава 14. Равенство возможностей, которого нет




Последовательная поддержка американским народом протекционистской политики всегда, когда ему предоставлялась возможность высказаться по этому поводу, была вызвана не любовью к крупному бизнесу или к его господству, а страстным желанием построить и сохранить свой собственный мир.

Йозеф Шумпетер



«Критиковать все горазды. А что ты предлагаешь?» – задаст читатель резонный вопрос. Что сказать в ответ? Создание всеобъемлющего плана протекционистской политики не дело одного человека. В истории России разработкой даже одного аспекта – покровительственного тарифа – занимались крупнейшие и высокопрофессиональные государственные структуры. Лучшие умы страны участвовали в этой многолетней работе. Сейчас ситуация ничуть не проще, чем в XIX веке, а пожалуй, и сложнее. Поэтому было бы наивно и самонадеянно в небольшой книжке пытаться излагать подробный план новой индустриализации. Однако некоторые принципиальные вопросы все-таки следует обозначить и предложить конкретные меры по исправлению ситуации в экономике. Этим я сейчас и займусь, но позволю себе для начала некоторые предварительные рассуждения.

Требуем ли мы от армии, чтобы она приносила прибыль? Должна ли бригада или дивизия платить налоги как хозяйственная единица? Считаем ли мы, что вооруженные силы не должны получать финансирование из бюджета? Эти три вопроса совершенно абсурдны и даже звучат дико. А почему? Потому что задача армии и флота заключается в обеспечении обороноспособности страны. Рыночные подходы здесь не действуют, а точнее сказать, они сильно ограничены. Но ведь обеспечение безопасности не сводится к военному аспекту. Если страна сильно зависит от импорта продуктов питания, то продуктовая блокада мгновенно приведет ее к поражению.

Накануне Первой мировой войны Германия обладала развитым сельским хозяйством, но все же зависела от импорта продовольствия. И вот когда страны Антанты ввели блокаду, от голода умерло около 700 тысяч немцев. Заметьте, ни один солдат вражеской армии не ступил на немецкую землю, но достаточно было перекрыть импорт, как уже в 1916 году вся Германия ела брюкву. Германские войска обстреливали Париж, а в немецком тылу смерть косила людей сотнями тысяч. Почти за год до военного поражения в Австро-Венгрии по карточкам выдавали только 100 граммов хлеба в день на взрослого человека. Остальное приходилось покупать на рынке по бешеным ценам. Голодали даже солдаты. Роль торговой блокады в итоговой победе Антанты была сопоставима с боевыми действиями на фронтах.

Мне возразят, скажут, что я привожу крайние примеры из истории войн столетней давности. Хорошо, посмотрим на сегодняшнюю ситуацию. Мы привыкли к Интернету, мобильным телефонам, компьютерам. И если вдруг в один прекрасный день мы не сможем послать sms или разместить в Сети фотографию, конечно, это вызовет немало неприятностей. Но от этого никто еще не умирал. А вот если завтра только лишь объявят о продовольственной блокаде, то сразу же цены на самые элементарные продукты взлетят до небес. Люди ринутся в магазины, сметая с полок гречку, сахар, муку и консервы. Но запасов все равно не хватит. Мы все съедим очень быстро, и что дальше? А дальше – реальный голод, и я не преувеличиваю. По самым скромным и минимальным оценкам, которые признаны официально, – порядка трети продуктов питания в России импортные.

Представьте, что ваш рацион сократится сразу на треть. Это уже существенно, но реально ситуация намного хуже, потому что снижение потребления вряд ли произойдет равномерно. Все же знают, что разница в доходах населения у нас очень велика. Грубо говоря, миллионер не снизит своего потребления от того, что продукты подорожают в пять, десять или даже в пятьдесят раз. А для не очень богатого человека, то есть для большинства наших граждан, рост цен даже в два раза станет ударом. Что касается бедных слоев населения, а это миллионы людей, то им и вовсе жить будет не на что.

К тому же товар начнут придерживать с целью наживы на дальнейшем повышении цен. Как с этим бороться? Введением карточек, строгим нормированием, принудительной фиксацией цен и тому подобных мер, хорошо знакомых нам не только по книгам о войне, но и по недавнему опыту нашей же страны конца 1980-х годов. На этом фоне «доброжелателям» не составит труда дополнительно раскачать ситуацию путем всевозможных «оранжевых технологий».

Отсюда очевидный вывод: производство продуктов питания – это де-факто часть оборонного комплекса страны. Поэтому нельзя относиться к такой сфере на основе чисто рыночного подхода. Это понимают везде, и даже в самых рыночных системах сельское хозяйство живет совершенно по иным законам.

В Европе государство выплачивает дотацию на каждый гектар обрабатываемой земли, в животноводстве бюджет платит за каждую корову. В США государство субсидирует даже экспорт мяса. Где тут невидимая рука рынка, о которой нам плели байки всевозможные агитаторы либерализма?

Япония, вступив в ВТО, добилась права оказывать государственную поддержку своему сельскому хозяйству в размере $64,3 млрд ежегодно. Китай и того больше – $147 млрд. Россия с 2018 года – лишь $4,4 млрд, и это меньше, чем в крохотной Швейцарии, для которой поддержка установлена на уровне $5,8 млрд[47]. И после этого нам рассказывают сказки о равенстве условий в «глобализирующемся мире». Никакого равенства нет, и это даже формально прописано в условиях Всемирной торговой организации. Да что и говорить, 40 % дохода фермера в Европе обеспечены бюджетными дотациями, а в России – 3 %[48].

Знаете, как в США гарантируют сбыт своему производителю? Государство обязуется выкупить у фермера его урожай по заведомо известной цене. Если рыночная цена оказалась выше, фермер продает, к примеру, свое зерно на рынке, если нет, то может продать государству, а государство обязано купить. Более того, фермеру предоставляется 9 месяцев отсрочки, то есть в течение этого времени крестьянин имеет право вернуть себе проданное государству зерно, если цены пошли вверх; и продать урожай теперь уже на рынке. В Канаде опять-таки государство платит сельхозпроизводителю компенсацию, если вдруг его рентабельность упала в случае климатических и даже экономических осложнений. Такие выплаты могут достигать 70 % потерянной маржи[49].

Апологеты невидимой руки рынка все время заявляют, что российский бизнес должен научиться побеждать в равной конкурентной борьбе. Отлично! Давайте сюда равные условия, например дотации, как в Евросоюзе, США или Японии.

На сельском хозяйстве завязан целый ряд и других отраслей. Среди них важную роль играет производство комбайнов и других машин. Думаете, там ситуация в России принципиально лучше? Ничего подобного. Когда фермер в Германии покупает комбайн, то четверть его стоимости оплачивает государство. При этом европейцы придумывают массу способов ограничить импорт иностранных машин, тем самым подталкивая своего фермера покупать европейские аналоги. Например, ввели требование на ширину комбайна. Когда устанавливали предельный размер габаритов, то, разумеется, сделали так, что машины европейских фирм соответствовали этим условиям. А остальные мировые производители пусть теперь подгоняют свое производство под стандарты Евросоюза. На это уйдут время и деньги. Европейский фермер, естественно, ждать не станет и купит ту технику, которая уже продается, то есть европейскую. Это типичный протекционизм, ведь, как я уже говорил, протекционизм не сводится только лишь к пошлинам на импорт.

Существует богатейший набор так называемых нетарифных способов поддержки экономики. То иностранная техника признается слишком шумной, то условия производства за рубежом объявляются недостаточно экологичными, то вдруг начинают устраивать волокиту с оформлением разрешительных документов, то выдвигают претензии к упаковке и так далее и тому подобное. Разумеется, все это обосновывают заботой о потребителе, и формально доказать факт несправедливой конкуренции непросто. Запад, когда надо, виртуозно защищается от чужих экспортеров, в результате бизнесмену проще вложить деньги в производство на Западе и там начать выпуск товара.

«Как я обнаружил, – сообщает Акио Морита, – многие американцы считают, что в Америке не существует торговых барьеров, в то время как в действительности таких барьеров много. Почти на половину товаров, которые мы посылаем в США, распространяются ограничения в той или иной форме»[50]. Заметьте, эти слова относились к периоду «рейганомики», о которой постоянно говорят, что она строилась на идеях свободной торговли и неолиберализма в целом.

Конечно, можно обратиться в суд при ВТО и начать разбирательство, только еще неизвестно, кто выиграет процесс и сколько все это займет времени, а время – деньги. Допустим, наш предприниматель взял кредит, развернул производство с расчетом на европейский рынок, приходит срок продавать свой товар, а в Евросоюзе неожиданно изменились какие-нибудь очередные правила и ранее разрешенный товар теперь не импортируют. Что теперь делать? Как отдавать кредит? Кто возместит убытки? Поэтому на страже интересов экспортера стоит государство, которое всемерно помогает своему промышленнику, но только где здесь свободный рынок и его невидимая рука?

Техническое переоснащение – залог успешного развития промышленности. Банальность? Конечно. Но теперь посмотрим, как с этим обстоят дела в нашей стране. Когда в Германии предприятие берет кредит на закупку и монтаж нового оборудования, то половина кредита оплачивается субсидиями. В Канаде модернизация поддерживается налоговыми льготами. Получил прибыль и хочешь потратить ее не на шикарную яхту и безумные кутежи? За это тебе «респект и уважуха», а половина прибыли, потраченной на станки, налогом на прибыль не облагается. В других странах траты на развитие производства зачисляются в счет себестоимости, и тем самым налогооблагаемая база уменьшается. Не то в России. У нас сначала заплати все налоги, и потом с того, что останется, закупай технику.

Несколько лет назад произошел показательный случай. Владимир Путин спросил российского бизнесмена Константина Бабкина: а что это он не переносит свое производство тракторов из Канады на родину? Ответ предпринимателя оказался коротким и обескураживающим: «Невыгодно».

Путин потребовал доказательств, и через некоторое время Бабкин представил аналитическую справку «О сравнении условий для производства тракторов на территории Российской Федерации и Канады».

Этот документ наделал много шуму, и ниже я его процитирую близко к тексту. Оказалось, что расходы на выплату процентов по кредитам тракторного завода в Канаде в 2012 году составили $3,5 млн, а выплаты за аналогичные кредиты в России составили бы $17,9 млн, что выше всей чистой прибыли, полученной на производстве в Канаде в 2012 году. Тарифы на поставку электроэнергии в Канаде для крупных промышленных предприятий составляют в среднем 1,70 рублей за кВт ($0,055). В России тариф в 2,20 раза выше – 3,70 рубля. Таким образом, издержки тракторного завода на электроэнергию при переносе в Российскую Федерацию вырастут на $2,118 млн США.

Цены на перевозку продукции грузовыми тралами в России значительно превышают канадские: в среднем 60,0 рублей/км у нас и 39,4 рублей/км в Канаде. Рост издержек на транспортировку составит порядка $4,183 млн. Эффективная ставка налога на прибыль составила на заводе в Канаде в 2012 году 16,7 %, что на 3,3 % ниже, чем в России (ставка налога на прибыль в РФ – 20 %). 70 % стоимости оборудования в Канаде можно отнести на затраты (снизить налог на прибыль) в течение 3 лет, в России – в течение 6 лет. В этой связи осуществлять инвестиции в станки и оборудование в Канаде более выгодно.

При строительстве нового цеха стоимостью $10 млн канадское государство автоматически субсидирует заводу $1 млн за счет снижения на эту сумму налога на прибыль (не налогооблагаемой базы, а именно выплаты по налогу). В России подобные вычеты отсутствуют.

Если стоимость разработки трактора (включая все связанные издержки) составила $20 млн, база налога на прибыль может быть сокращена на $40 млн, то есть государство косвенно субсидирует производителя на $14 млн. В России в отношении производства машин и оборудования данная мера отсутствует.

В Канаде оборотный налог разделен на федеральную часть – аналог НДС (ставка 5 %) и региональную – налог с продаж (ставка от 0 до 8 %). Средний оборотный налог в Канаде составляет 10 %. Суммарная ставка налога в Виннипеге, где расположен завод, составляет 12 % (7 % – местная, 5 % – федеральная). Ставка налога на добавленную стоимость в Российской Федерации – 18 %.

В соответствии с действующим в Российской Федерации налоговым законодательством аналогичное канадскому предприятие должно будет начислить следующие налоги:

♦ налог на прибыль – 20 % от прибыли (если есть);

♦ налог на имущество – $0,54 млн;

♦ налог на добавленную стоимость – $73,50 млн.

Итого – $74,04 млн, что на 26,10 млн больше, чем в Канаде. В 2012 году предприятие в Канаде получило следующие виды субсидий на развитие производства: