Запрещенная экономика. Что сделало Запад богатым, а Россию бедной

♦ на обучение персонала в размере 50 % стоимости, но не более $2000 в год на сотрудника;

♦ индивидуальные гранты на разработку новых компонентов в размере $100–150 тысяч на проект;

♦ на мероприятия по снижению энергопотребления. В провинции Манитоба действует программа Power Smart:

инвестиции предприятий на энергосбережение компенсируются государством через местного поставщика электроэнергии (Manitoba Hydro) в размере 50 % затрат. Возмещение затрат происходит в течение 1–2 месяцев.

В рамках ВТО Канада имеет право ежегодно субсидировать экспорт сельхозпродукции на сумму $659 млн. Россия в процессе переговоров отказалась от возможности оказывать поддержку экспорта.

Канадское правительство проводит протекционистскую политику в отношении сельхозпродукции. Средний применяемый импортный тариф на продовольствие и сельхоз-сырье составляет 18,02 % (в России – 14,29 %), в том числе, например, на молочную продукцию – 246,78 % (в России – 17,68 %). Топливо для нужд сельского хозяйства в Канаде не облагается налогами и акцизами.

В справке были отмечены и некоторые конкурентные преимущества России, однако они далеко не компенсировали тех преференций, которые канадское государство оказывает машиностроителям.

Строго говоря, перед нами готовый пакет мер, которые надо использовать и у нас, но это лишь уравняет российского производителя с канадским. А собственно, почему мы не можем предоставить условия и получше? В конце концов, в Канаде не происходил погром экономики, который в России провели так называемые реформаторы в последние двадцать пять лет. Соответственно, для подъема промышленности государство просто обязано создать предпринимателям реального сектора максимально благоприятные правила игры.

Как я уже говорил, вопрос обеспечения нашего народа продовольствием относится к сфере обороноспособности.

Вот с этой точки зрения и надо смотреть на ситуацию, расширив изложенные выше канадские способы поддержки производителя.

Итак, если наш промышленник продает российскому аграрию свои машины, то прибыль, полученная от этого, не должна облагаться налогом. Вообще никаким. Импорт техники квотируется и помимо этого облагается ввозной пошлиной. Ее размер рассчитывается не от задекларированной стоимости на таможне, а на каждую единицу техники вводится фиксированный сбор. При этом если наш фермер покупает российскую технику, то бюджет компенсирует половину ее стоимости.

Торговые сети и отдельные магазины, реализуя продукцию отечественного крестьянина, освобождаются от налога с этой операции, а торгуя импортом – платят в полном объеме.

Разумеется, крестьянину необходима субсидия на гектар обрабатываемой земли по средней норме стран Евросоюза, аналогичная мера вводится и для животноводов.

Армия и флот обеспечиваются только отечественными продуктами питания, за исключением тех видов, которые в России не могут производиться по климатическим причинам.

Понятно, что реализовать данные предложения невозможно, находясь во Всемирной торговой организации. Значит, надо эту замечательную компанию покинуть, пока невидимый кулак рынка не выбил нам все зубы.





Глава 15. Инновационный протекционизм




В свое время книга А. П. Паршева «Почему Россия не Америка» произвела впечатление разорвавшейся бомбы и вызвала бешеную злобу у базарных рыночников. Если кто не читал, настоятельно рекомендую, а в двух словах речь там вот о чем. В нашей стране очень суровый климат, что повышает издержки производства. Цеха отапливать надо? Надо. Толстые стены и крепкий фундамент нужен? Нужен. Рабочим надо платить так, чтобы хватило на жизнь? Надо. В биовыживательный набор нашего человека входит оплата за отопление, а в тропиках не бывает зимы. Там можно обойтись без отопления или по крайней мере тратить на него гораздо меньше энергоносителей, чем в России. Во многих случаях можно избежать и значительных расходов на строительство.

Мягкий климат дает очевидную фору в конкурентной борьбе. Кроме того, есть и другие факторы, повышающие себестоимость наших товаров, но они устранимы. А вот сделать Россию теплее мы не в состоянии. Если следовать принципу свободного перемещения капитала, то деньги из нашей страны побегут туда, где издержки производства ниже. Вместо долгожданных иностранных инвестиций мы получим отток капитала, что и происходит все постсоветские годы. Это не секрет ни для кого и признано на официальном уровне. Оно и понятно: бизнес действует по принципу «сделал товар подешевле, а продал подороже». В прибрежных районах Китая производить дешевле, чем в России, вот туда инвестиции и идут со всего мира.

Автор писал легко проверяемые вещи. Каждый мог взять климатическую карту и посмотреть, до какой степени у нас холодно в сравнении с абсолютным большинством стран мира. Мы-то к морозам, льду и снегу привыкли, многие даже их любят, не задумываясь, какие колоссальные средства у нас расходуются на то, чтобы поддерживать жизнедеятельность в столь суровом климате. А вот жители других стран смотрят на Россию как на страну чудес. Отдыхая зимой в Гоа, я разговорился с индийцем, и он со смесью недоверия и потрясения в голосе сказал: «Видел по телевизору репортаж из России, у вас сейчас минус двадцать, и всё работает. Как?!..» А я ему ответил, что у нас и в минус тридцать всё работает, да и минус тридцать не предел, что его окончательно выбило из колеи.

Что же делать? Как же нам компенсировать столь неблагоприятное влияние холода на экономику? Паршев предложил протекционистские меры, а также обратил внимание на выпуск уникальных, высокотехнологичных товаров. В самом деле, если производить то, что больше никто не умеет, то нет и конкурента. Монополист именно в силу своего монопольного статуса способен запросить очень высокую цену, ведь никто не сможет сбить ее. Таким образом можно окупить высокие климатические издержки.

Значит, инновационный путь развития – вещь не просто полезная, а жизненно необходимая странам сурового климата. Между прочим, ставка на высокие технологии – это, по сути, тоже протекционистская мера. Если государственные исследовательские центры разрабатывают уникальные технологии и передает их своему производителю, а не иностранному, то наши получают преимущество. Чем не покровительство? Помните, Кольбер еще в XVII веке запрещал эмиграцию французских мастеров, владевших секретами производства? Фактически речь шла именно об инновационном протекционизме, который всегда играл очень важную роль в экономическом развитии, ведь сохранение в строжайшей тайне секретов производства практикуется тысячи лет.

Я не старый человек, но все же застал времена, когда в СССР спорили о механизмах «внедрения достижений научно-технического прогресса в народное хозяйство». Как с этим обстояли дела в те годы, не устраивало многих. Все знали, что у нас немало ученых мирового уровня, все видели, что наша военная и космическая техника, – а это самая высокая технология, какая только возможно, – занимает лидирующие позиции в мире. Вы только вдумайтесь: в 1988 году советский ракетоплан «Буран» облетел вокруг Земли и в автоматическом режиме, самостоятельно, приземлился на аэродроме «Юбилейный».

Что такое аэродром по сравнению с масштабами планеты? Пылинка в пустыне. Отыскать его из космоса и точно приземлиться – это фантастически сложная задача. Кроме того, «Буран» несся с гигантской скоростью, ошибка в одну секунду привела бы к тому, что корабль бы промахнулся. Учтите еще и сверхперегрузки, перепад температур и так далее и тому подобное. Представляете себе, какая электроника должна была стоять на этом аппарате? А какое программирование, какие металлы? Все это технологии, которыми владели только две страны – СССР и США.

Люди ожидали, что располагая столь мощной научнотехнической базой, Советский Союз и в сфере гражданской продукции добьется выдающихся результатов. Но этого и близко не было, что вызывало закономерное возмущение. Более того, опыт показал, что массы людей судят об уровне технического развития своей страны по предметам повседневного обихода. А это, конечно, не «Буран», не атомные подводные лодки, не объекты противоракетной обороны и тому подобные вещи.

В самом деле, космический корабль летает лишь счита-ные разы в году, а с некачественной бритвой человек сталкивается всякий раз, когда бреется, и каждый день недоволен. Советские истребители, сделанные в СССР, поражали весь мир, но в это же время советские люди давились в очередях за импортным ширпотребом. В результате Советский Союз у нас еще и клеймили позором за «отсталость».

Меня нельзя назвать сторонником социализма, и за свои критические статьи об СССР я получаю регулярные проклятия читателей. Но мне и в голову не придет отрицать выдающийся научный потенциал нашей страны, накопленный в советский период. Многим казалось, что рыночные преобразования смогут запустить переток высоких технологий в гражданские сферы, но ничего подобного не произошло. Напротив, наука и техника, – стали теми сферами, которые понесли самый тяжелый урон в результате базарных реформ.

Прошли годы. Единственный «Буран» погиб под обвалившейся крышей ангара, где хранился, а бесконечные разговоры о высокотехнологичных товарах продолжались без практического воплощения. Много шумели о нанотехнологиях, а когда это всем надоело, в широкий обиход ввели новое слово «инновация». Но пиар и реальное дело – это разные вещи, поэтому результат пропагандистской трескотни оказался таким же, то есть нулевым. Россия как была крайне зависима от экспорта сырья, так и осталась до сих пор, лучшие ученые как уезжали из нашей страны, так и уезжают. А все мы пользуемся импортными мобильниками, компьютерами, навигаторами и так далее.

Но если когда-нибудь у нас всерьез займутся возрождением экономики, поставив ее на инновационные рельсы, то следует внимательно изучить опыт Советского Союза. Кстати, именно наш соотечественник Н. Д. Кондратьев первым в мире теоретически разработал воздействие научных открытий на ход экономического развития. На Западе приоритет отдают Шумпетеру, но его работы появились позже.

Впрочем, не помешает разобраться и с соответствующими методами иностранных государств, которые тоже смогли добиться впечатляющих результатов. Сочетание плана и рынка в умелых руках способно дать нашей стране долгожданный технологический рывок.

Либералы говорят, что рынок позволяет эффективно определять цели развития экономики, науки и технологий. Допустим в политических верхах возникла идея построить какие-то заводы, а их продукция не нужна людям, и в итоге значительные средства окажутся выброшены на ветер. А рынок, в основе которого лежит учет спроса, подскажет, что производить. То же самое относится и к размещению производства. Волевым решением можно и кукурузу сажать за Полярным кругом, только придется вложиться в оранжереи и потратить уйму энергии на отопление. Иными словами, протекционизм искажает сигналы, которые идут от потребителя к бизнесу, что ведет к нерациональному использованию ресурсов.

Вроде бы все логично. Но практика вновь оказывается сильнее теории. Протекционистские барьеры были резко снижены в самом начале 90-х. Хорошо оборудованных, надежных границ между бывшими советскими республиками и вовсе не существовало. Общий развал привел к разгулу преступности, создав особо благоприятные условия для контрабандистов. Пробил звездный час свободных рыночных отношений, и одновременно раздался похоронный звон для отечественных предприятий. Где же эффективно перестроенная промышленность? Где взлет производства? Где технологический бум? Сейчас сама постановка таких вопросов звучит как издевательство, а ведь четверть века назад реформаторы все это нам обещали. Но практика показала, что нельзя всю страну отдавать на откуп рынку, и тем более базару.

Немало вещей, сейчас вошедших в повседневный обиход, появлялись в конструкторских бюро, которые работали отнюдь не на удовлетворение спроса покупателей. Да и как может возникнуть спрос на то, о чем массы потребителей еще ничего не знают, и даже в фантастических романах об этом не пишут самые смелые умы? Тот же Интернет вырос из необходимости обеспечить связь в США на случай ядерной войны. Где тут рынок и его пресловутые законы спроса и предложения, принцип максимизации прибыли и тому подобное?

После многих лет упорной работы в конце концов удалось создать сеть из… двух компьютеров. Экспериментаторы попытались послать слово LOGIN. Система функционировала медленно и ненадежно, в результате до адресата дошли не все буквы. Шел 1969 год, но сейчас такое понятие, как login, известно миллиардам людей. По сети отправляют гигабайты информации, причем с этим справляются даже маленькие дети.

Впрочем, кто не знает, что в Западной Европе давно налажен эффективный механизм внедрения теоретических разработок в прикладную сферу? Там любят и, главное, умеют зарабатывать на инновациях. А как это организовано на практике? Давайте вкратце рассмотрим успешные примеры, воспользовавшись работой Н. В. Захаровой «Формирование инновационной экономики и инновационных систем стран Европейского Союза».


Начнем с Финляндии. Маленькая, холодная страна, без нефти и газа, славится не только телефонами Nokia и бумагой, но и сложнейшим коммуникационным оборудованием, сетевыми технологиями, программным обеспечением и развитым машиностроением.

В Финляндии интеллектуальный продукт производят университеты, колледжи, исследовательские институты и частный бизнес. Академия наук финансирует фундаментальные исследования, распределяя гранты.

Монетизацию научно-технических достижений осуществляют специальные компании передачи технологий. В сфере их компетенции находятся оценка научных достижений, патентная процедура, лицензирование и пр. Кроме того, финские университеты имеют в своем составе отделы, взаимодействующие с промышленностью. Также при университетах действуют технопарки, обеспечивающие инновационную инфраструктуру.

На общенациональном уровне ключевую роль во внедрении инноваций в экономику играет Совет по научнотехнической политике. В его состав входят премьер, руководители ряда важнейших министерств, представители исследовательского и промышленного сообществ. В рамках Совета как раз и осуществляется взаимодействие власти, бизнеса и науки. Региональные центры занятости и экономического развития отвечают за инновационные программы местного уровня.

Заметная часть бюджетных средств, направляемых на разработки интеллектуального продукта, идет через Национальное технологическое бюро – особый орган, финансирующий широкий спектр научных программ. А вот надзор за 80 % государственных ассигнований, направляемых на исследования и разработки, осуществляют Министерство образования и Министерство торговли и промышленности[51].

Во Франции центральное место в инновационной деятельности, связанной с энергетикой, обороной, информационными технологиями и здравоохранением, занимает Комиссариат по атомной энергии. Мощная организация располагает девятью исследовательскими центрами и многомиллиардным бюджетом. Помимо прикладных разработок, Комиссариат способствует и созданию высокотехнологичных предприятий. Разумеется, это не единственная структура, занимающаяся инновациями. Необходимо отметить Французское исследовательское агентство, OSEO innovation и Конкурентный фонд предприятий. Они выделяют инноваторам прямые ассигнования, беспроцентные кредиты, предоставляют финансовые гарантии, осуществляют консультационную поддержку. Министр научных исследований возглавляет Высший совет по исследованиям и технологиям, отвечающий за стимулирование исследований и разработок в стране. Обмен технологиями между государственными научно-исследовательскими учреждениями и фирмами на местном уровне осуществляют специальные региональные центры. Помимо них важную роль в развитии совместных исследовательских проектов государственных лабораторий и предприятий играют Институты Карно. Стоит обратить внимание и на сравнительно недавний организационный опыт в инновационной сфере. Это создание центров конкуренции, то есть ассоциации предприятий, научно-исследовательских учреждений и образовательных центров, которые работают над проблематикой одного конкретного рынка. В 2005 году из 100 научно-исследовательских учреждений было отобрано 66. Вокруг них группируются соответствующие предприятия и образовательные структуры. Все участники центра конкуренции получают финансовую помощь от государства, пользуются льготным налоговым режимом и другими привилегиями[52].

В Британии инновационная политика разрабатывается и регулируется государственным Департаментом инноваций, университетов и компетенций, который занимается вопросами науки, образования и повышения квалификации. Департамент финансирует деятельность Совета по технологической стратегии. Совет отвечает за коммерциализацию инноваций и их внедрение в экономику страны. Венчурные инвестиции проводит Национальный фонд науки, технологии и искусств. На местном уровне продвижение инноваций осуществляется соответствующими региональными агентствами по развитию.

Состояние научно-исследовательской деятельности в целом по стране оценивается каждые пять лет, и по итогам проверки государство выделяет крупные суммы лучшим университетам на осуществление исследований и разработок. Ну и конечно же, инновации поддерживаются налоговыми льготами, хотя и в меньшей степени, чем во Франции[53].

Нетрудно увидеть, что в инновационной сфере самых что ни на есть рыночных экономик роль государства очень высока. То есть псевдолиберальные сказки 1990-х о науке, которая «должна сама заработать себе на жизнь», не подтверждаются опытом Запада, на который часто ссылались в начале российских «шоковых реформ». Утверждалось, что невидимая рука рынка и тут все наладит. На практике такие подходы обернулись массовым оттоком отечественных научно-технических кадров за рубеж, причем именно туда, где роль государства в обеспечении инновационной деятельности является исключительно важной.

Не верите мне – поверьте известным ученым. Легендарный профессор Сергей Петрович Капица летом 2012 года, то есть накануне своей смерти, дал мне интервью. Вот как он оценил ситуацию в отечественной науке и образовании.

«Если профессор получает меньше дворника, то назвать это ничем иным кроме как глушением науки я не могу. Я был связан с Московским Физико-техническим институтом. Это мощнейший опыт преподавания, подготовки кадров, отбора людей, который с успехом был реализован в нашей стране. Это был четко налаженный механизм: у молодого человека была уверенность в завтрашнем дне, а сейчас он смотрит на своего старшего коллегу и видит, что он находится на положении дворника. Он должен бегать по институтам с целью ухватить полставки здесь, полставки еще где-то, чтобы просто прожить. У нас была развита система олимпиад, масса молодежи была в это вовлечена. Целая система воспроизводила кадры, но сейчас это потеряно.

Лучшие советские стандарты образования вполне сопоставимы с лучшими западными. Наши специалисты были образованны очень хорошо, они с успехом интегрировались в мировую науку. В этом смысле наше образование удовлетворяло очень высоким стандартам. Сейчас кто-то пошутил, что американские университеты – это место, где советские профессора учат китайских студентов. Если мы продолжим тот курс, что и сейчас, то науки у нас не будет. Это приведет к вырождению страны»[54].





Глава 16. Инновации по профессору Малинецкому




Поймали волки зайца. Он пытался с ними как-то договориться, но не получилось – съели. Сидят, переваривают, а один волк и говорит:

– Все-таки надо его похоронить, хоть и мало что осталось. Но мы ведь не звери какие?

Похоронили, веночек из елок повесили. И задумались: а что написать на веночке?

– От друзей? Так мы его съели.

– От врагов? Так мы ему не враги и видели его первый раз.

Написали: «От партнеров».



Крупный математик, профессор Георгий Малинецкий, знает об инновациях не понаслышке. После окончания с отличием физического факультета МГУ он давно занимается прикладными и фундаментальными исследованиями. Малинецкий добился прекрасных научных результатов и одно время был заместителем директора Института прикладной математики им. М. В. Келдыша РАН. Сейчас Малинецкий – вице-президент Нанотехнологического общества России, и поэтому я решил обстоятельно с ним побеседовать об организации инновационной деятельности у нас в стране и в мире.

Характерно, что разговор быстро вышел на тему протекционистских мер и некоторые другие вопросы, о которых я подробно писал в своей книге, но не предполагал, что Малинецкий их поднимет в интервью, связанном с инновациями. Итак, вот что мне сказал знаменитый ученый.

«Как устроена инновационная сфера в мире? Ключевой ее элемент – это круг воспроизводства инноваций. С чего он начинается? Анализируются тенденции мирового развития, получается необходимая информация о направлениях движения. Затем начинаются фундаментальные исследования и готовятся кадры. Условно говоря, это стоит один рубль. Потом проводятся прикладные исследования, которые показывают, что на основе фундаментального знания могут быть сделаны модели, стратегии и образцы. Это стоит десять рублей. Вот именно в этом секторе делается 75 % изобретений. Следующий уровень – опытно-конструкторские разработки (их цена – сто рублей).

И последний этап – выход на рынок; получение прибыли, которая вкачивается в предыдущие сектора. Вот мы и получили круг.

Приведу метафору автомобиля. Автомобилю нужны зеркала, ветровое стекло, навигатор, руль, мотор и колеса. Информационный поток, с которым имеют дело ученые, это зеркала и ветровое стекло. Система научно-технической информации у нас развалена, информация, поступающая в наши библиотеки, скудна, и во многих случаях прикладной и фундаментальной науки это не компенсируешь доступом в Интернет. По моим оценкам, мы располагаем информационным потоком примерно в сто раз меньшим, чем зарубежные исследователи.

Навигатор в лице фундаментальной науки и образования у нас есть. А вот руля нет. Еще недавно восемьдесят государственных ведомств имели возможность заказывать за государственный счет исследования, и поэтому пять раз в месяц изобретался велосипед. Дублирование получалось огромным, результаты не упорядочивались, было неясно, что уже известно. Соответственно, вопросы внедрения и экспертизы оставались за скобками. А ведь очень важно понимать, насколько ценен результат и как его использовать.

Идем дальше. Мотор, то есть прикладная наука, была разгромлена в 1990-е годы. Те самые 75 % изобретений, которые должны были бы делаться в секторе прикладной науки, у нас не делаются. Вот цифры: в 2008 году во всем мире получено порядка 150 тысяч международных патентов. Из них 45 тысяч приходятся на США, а на Россию чуть более 500, но не тысяч, а просто 500, то есть в 90 раз меньше.

К сожалению, капитализм в России не состоялся. У нас не возникло крупных высокотехнологичных корпораций, которые могут выводить наши разработки на мировой рынок. Такие корпорации – это колеса. Допустим, у вас есть великолепное изобретение в сфере биотехнологий. Чтобы его реализовать, вам нужно создать мощности, вложить достаточно большие деньги в технологию и рекламу. Современный рынок жесток. Думаете, вы сделали что-то новое и все порадовались? Нет.

Половина доходов российского бюджета обеспечена нефтегазовым сектором, и в смысле именно высоких технологий у нас капитализм не состоялся. Но вместо того чтобы создать колеса, руль, мотор и т. п., у нас полируют ветровое стекло. Автомобиль не едет, что и неудивительно.

Говоря об инновациях, нельзя обойти вопрос членства России во Всемирной торговой организации (ВТО). Начнем с более общей проблемы: а как вообще влияет ВТО на нашу экономику в целом. Россия находится в экстремальной климатической зоне, более двух третей ее территории лежат в зоне вечной мерзлоты. Это предопределяет очень высокую стоимость основных фондов, очень высокую энергоемкость выпускаемой продукции и дороговизну рабочей силы, которую нужно сытно кормить, хорошо одевать и постоянно обогревать.

Наши природные богатства как раз и находятся в экстремальной зоне. Ямал – это 92 % российского газа, причем 80 % из этих 92 % обеспечивается одним месторождением на территории 20 на 30 км. Вот на нем мы и живем, и мне становится несколько не по себе. А теперь смотрите; что такое глобализация? В идеале – свободный поток информации, людей, капиталов, технологий и товаров через границы. Все, что производят в других странах, будет у нас дороже в силу вышеперечисленных причин. То есть Россия не может конкурировать со странами, у которых более благоприятные природные условия.

Поэтому естественно, что исторически уже сотни лет основой нашей экономики был протекционизм. Необходимость протекционизма прекрасно понимали еще в XVIII веке, причем не на каком-то общем уровне, а совершенно конкретно.

Итак, есть два варианта. Первый – не выходим на мировой рынок, а сами делаем товары для своего рынка. Второй – выходить на мировой рынок с тем, что другие страны не умеют делать. Значит, надо выпускать продукцию высоких технологий. Посмотрите на Индию: ежегодно на программировании они зарабатывают несколько миллиардов долларов. Россия могла бы выступать на этом поле.

Допустим, вы решили поддержать развитие авиационной промышленности; это противоречит нормам ВТО. Логика проста: покупайте то, что уже делают другие, а свое не производите. Понятно, что такой подход выгоден странам с сильной экономикой, а остальные остаются на третьих-четвертых ролях. Экономика России слаба, поэтому развитие нашей промышленности несовместимо с членством в ВТО. Причем нынешние санкции показали, что логика, предлагаемая ВТО, не стоит и гроша. Надо забыть обо всех мантрах про международную торговлю, которыми нас потчевали много лет.