Заложница чужих желаний
Часть 22 из 27 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Иди сюда, моя ласковая, моя послушная девочка. Спи.
Глава 21
Я не имела привычки спать днем, особенно когда проснулась всего пару часов назад. Потому открыла глаза после короткой дремы, зевнула и тем окончательно себя разбудила. Лежала я на мужском плече, попутно удивляясь, что его одежда все-таки куда-то исчезла, как и мой ошейник. Надо же, после игры мы превращаемся в двух обычных людей – без границ в виде одежды и атрибутов власти или подчинения? Спешить мне некуда, убегать тоже, даже осмысливать не хочется – надоело, потому я и лежала тихо, лениво водя пальцем по его животу.
По изменившемуся дыханию поняла, что он тоже не спит. Но подала голос только через несколько минут:
– А где ваши родители, если не секрет? Я так понимаю, что в этом бизнесе все друзья и родные стоят под вечной угрозой.
– У меня нет людей, через которых мне могли бы угрожать. В смысле, так было до недавнего времени, но ты уже в курсе, – он усмехнулся.
– Умерли? – я и не думала поднимать голову, а спрашивала монотонно.
– Да.
– Расскажите.
– Расскажу, если признаешься, что тебе интересно. Не люблю рассказывать тем, кому неинтересно.
– Мне интересно.
Он долго молчал, потом все-таки ответил:
– Я попал в детский дом в четырнадцать. Почему-то считается, что нет ничего хуже того, когда родители отказываются от младенцев и бросают их на попечение государства. Но на самом деле все не так, они с рождения другой жизни не знают, они сразу растут в этих условиях. Нет ничего хуже, чем быть любимым ребенком, отличником, победителем олимпиад по математике и постоянным участником школьного шахматного кружка, главной гордостью и предметом обожания папы-инженера и мамы-преподавателя философии, а потом вдруг все потерять. В четырнадцать лет перестроиться почти невозможно.
– Что с ними случилось?
– Ты будешь смеяться. Грабители. Залезли в дом. Отец быстро сообразил, я смог убежать через пожарный выход. Полетел по улице, кто-то из прохожих меня выслушал и вызвал полицию. Полицейские не особенно спешили, к их приезду уже было два трупа, но грабителей задержали и посадили. Из той истории я вынес первый урок: закон не может защитить.
– Странно, что вы не вынесли другой урок: грабители – зло. И не решили стать полицейским, который бежит на место преступления и спасает людей.
– Это на поверхности, Юль. А в сути другое: не грабители, так хулиганы, пьяные соседи или просто шизофреник, забывший принять лекарство, – любой может обидеть любого. Невозможно обидеть только того, кто достаточно силен, чтобы мог обижать сам.
– Я не буду осуждать, и уж точно – смеяться. Не представляю, какие выводы должен был сделать ребенок на вашем месте. И что произошло дальше?
– Дальше я оказался единственным ботаником в мире, где отбирают завтраки и бьют за прямые взгляды. Пару меня раз били даже за пятерки по математике. Не потому что дети злые, но никому не нравится чувствовать себя идиотом. Они мне дали второй урок: если хочу выжить, то точно не должен противопоставлять себя коллективу. Вряд ли я стал как они – никогда никем не любимые, но научился притворяться таким, как они. В итоге все наладилось, обзавелся приятелями, хотя так и не избавился от славы нытика и обладателя «самой тонкой кишки». В колонию я загремел за компанию – стоял на стреме, у меня бы в те времена духа не хватило взять в руки нож. Срок дали небольшой, но мне и его хватило. Вот тебе и третий урок: хочешь вырастить из сомневающегося преступника – помести его в соответствующую среду. Там я окончательно разучился бояться, жалеть себя, обзавелся первыми полезными связями. Далеко не все там кретины, далеко не все – запутавшиеся отморозки. Многие уже ходили под структурой, для них эти отсидки – как аттестат об окончании школы. В общем, к выпуску из детского дома я наконец-то нарастил и нужный характер, и окружение, и потом уже не действовал бездумно. Что за чушь – рисковать ради пары сотен рублей, обирая прохожего в подворотне? Вообще любое навязывание услуг – в долгосрочном периоде тупик. В мире столько спроса, который можно удовлетворять. Такой же рынок, как и все другие, только в тени. Здесь тебе и перспективы роста, и настоящие деньги, и куда меньше шансов улететь на зону. Пойми правильно, моралью я не руководствовался. Я пошел в институт, а не грабить прохожих и угонять тачки только по той причине, что это было умнее и выгоднее.
– Хорошо, что вы об этом сказали, – я вздохнула. – А то кое-как удержалась от того, чтобы не начать вас идеализировать.
– Нет, и теперь у нее один сарказм! А где слезы жалости? Где умиление? Мол, какой славный мальчик вырос при таких-то обстоятельствах!
– Не будет умиления. Мне того мальчика жаль, но не вас. Да, признаю, что какой-нибудь другой человек на вашем месте мог бы стать еще хуже. Но это не означает, что вы хороший.
– Так это здорово, разве нет? – он скинул меня с плеча и навис надо мной. – Разве нам обоим не повезло, что я такой плохой?
И его ладонь сразу скользнула по обнаженной коже, ласково, почти невесомо. Я сама потянулась за поцелуем, быстро растворяясь в нежности. Мы целовались неспешно, разогревая друг в друге томление. Такой же легкой и плавной получилась близость, он начал ускоряться уже после того, как я принялась подаваться бедрами вверх, чтобы усилить ощущения. Оргазм тоже получился каким-то тихим, растворенным в так и не разорванном поцелуе.
Зато чуть позже я не смогла промолчать, все еще наслаждаясь ласковыми касаниями в шею – он будто вообще собирался продолжать так бесконечно:
– Я поняла! Вы всегда разный, но я поняла логику – если вы довольны и удовлетворены, то у вас нет желания диктовать. Вы включаете тирана, когда сами на взводе. Это такое проявление вашего голода…
– А сейчас было проявление моей сытости? – он смеялся мне в губы.
– Именно!
– Ишь ты! Она отыскала ниточки, за которые меня можно дергать. Так скоро станет главной дрессировщицей в нашем цирке. Ну-ка не хмурься, я и так тебя уже боюсь.
На самом деле я не хмурилась, а улыбалась.
– Осторожнее, Сергей Андреевич. Вы и сами не заметите, как я заполучу власть.
– До этого еще очень долго, – он снова наклонился и провел носом по щеке. – Ты безнадежна. Очень плохая манипуляторша.
– Да что вы! Что же я упустила из виду?
– Например, никогда не называешь меня на ты. Если в «голодные периоды» это очень уместно, то иногда ты из меня могла бы веревки вить одним только именем. Неужели даже Карнеги мимо тебя прошел?
Я смутилась и отвела взгляд.
– Мне это как-то неудобно.
– Понимаю, потому и не настаиваю. Сейчас идем в душ, потом закажем обед, потом смотрим какую-нибудь киношку, потом еще одну киношку – желательно порнографического содержания, а потом я тебе покажу, что такое неудобно. У тебя как с растяжкой? Потому что будет очень, очень неудобно.
– Что?
– Ну вот, план утвержден единогласно. Пойдем?
На самом деле день выдался чрезвычайно странным, наполненным и страстью, и нежностью, и каким-то пустым трепом, который могут себе позволить лишь давние любовники. Первый фильм мне очень понравился – интересные приключения в стиле Мери Сью, понравился почти так же, как нежность в душе и восхитительный обед. Странным было не то, что я перестала ощущать постоянно сопротивление происходящему и концентрировать его в себе, а что время летело незаметно и быстро – как если бы такой день был олицетворением легкомысленной и очень взаимной беспечности.
Про второй фильм Сергей Андреевич не преувеличил. Сюжет так и остался для меня загадкой, а я начала краснеть уже на десятой минуте – и это, как я понимаю, были только цветочки, в кадре появились далеко не все действующие персонажи. От происходящего на экране отвлечься не получалось и потому, что меня переместили к себе на колени и начали интенсивно поглаживать пока через ткань одежды. Я прикрыла глаза и расслабилась, уже готовая к тому, что после такого начала обязательно последует продолжение – оно может быть очень грубым или очень нежным, но наверняка я останусь довольной в любом случае. И когда я уже сама готова была развернуться и поторопить ситуацию, а не наблюдать, сколько членов помещается в одной женщине на экране, раздался телефонный звонок.
Через пять минут Сергей Андреевич сообщил:
– Юль, мне надо уехать. Здесь безопасно, если сама не решишь куда-то выйти. Не знаю, когда вернусь, но если хочешь продолжить с того момента, где мы закончили, то ложись спать в моей комнате.
И еще через пять минут уже хлопнула входная дверь. Эта совершенно неожиданная тишина будто отрезвила. Я отключила фильм и уныло поплелась по квартире – обойду все комнаты, поищу, что почитать. И постараюсь не задумываться, что же конкретно происходило в эти несколько часов, которые приносили только страсть и радость? Что случилось с моими мыслями, если такой день я могла бы назвать счастливым? А очнулась будто от забытья только после того, как он ушел. Означает ли это, что он мне нравится до такой степени, что я обо всем остальном забыла? Кем я стану, если признаю, что он мне нравится до такой степени? Я беспринципная шлюха, если все-таки после долгих размышлений пошла спать в его спальню? Или я теперь добровольная заложница его желаний?
Эти вопросы задать было некому. И продолжать с того момента, на котором мы остановились, было не с кем. Поскольку он не вернулся ни ночью, ни утром.
Глава 22
Дверь открылась уже вечером, когда я всерьез начала беспокоиться о том, что случилось, и как сама буду выбираться, если в моем спасительном убежище так никто и не появится. Выбежала радостно в прихожую и застыла. Надо мной возвышался Мишань, а не Сергей Андреевич.
– Продукты, Юль Санна. И просьба пока оставаться здесь. Дня два. Хотя уже основные неприятности позади, но лучше перебдеть.
Он просто положил пакеты на пол и развернулся, чтоб уйти.
– Стой! – окликнула я нервно и успела схватить его за куртку. – А где твой шеф? Что вообще у вас происходит?
Громила слабо поморщился, демонстрируя раздражение от моей назойливости:
– Юль Санна, некогда мне.
– Хватит меня по отчеству звать! Ничего карикатурнее не придумаешь. Я спросила – где твой босс? И Юля я, просто Юля!
– Тогда успокойся и не визжи, просто Юля. Жив, почти здоров, проблемы решены. Мы не нашли Криса, зато вычислили заводилу всей этой движухи – точнее, поймали их человечка, который пас твою квартиру. Вероятно, они рассчитывали, что ты вернешься или что-то в этом духе. Человечек поломался, поломался, потом все рассказал. Такая банальщина, что хоть голливудский блокбастер снимай. Короче, все уже улажено, надо только убедиться, что гости нас хорошо поняли. Да нормальные они ребята. Только тупые и жадные. А Андреич не любит тупых и жадных, вот и психанул. Всё! Я уполномочен был явиться, успокоить, доставить хавчик и отвалить. Дело сделано.
– Ничего не понимаю, – я помотала головой. – Сам-то он где?
– Так и лежит в багажнике, пока я тут херней страдаю. Я сегодня спать буду, или как вчера?
– Кто?!
– А, ты про Андреича? Не, он не приедет. Тебе просил передать, чтобы переждала пару дней для полной подстраховки, а потом можешь домой возвращаться. Целовать не просил, но я могу, если очень надо, – оценил выражение моего лица и ухмыльнулся. – Вот и лады. Пошел я.
Само собой, теперь я начала волноваться всерьез. Почему-то «проблемы решены» никак не вязалось с «он не приедет». Я выскочила перед дверью и распахнула руки. Мишань прищурился:
– Со мной собралась? Так поехали. У нас там как раз жмурик азиатской наружности внимания ждет. Ты как на счет копать? Мы люди законопослушные, и у нас с местными жандармами договор строгий: чтобы было тихо, никаких разборок, никаких неучтенных жмуриков, особенно приезжих. А у этого по роже сразу видно, что приезжий и жмурик.
– Что? – я вздрогнула, представив труп в багажнике, ведь Мишань вполне мог и не шутить. – Нет! Просто объясни все нормально. Пожалуйста, я очень прошу, – я почти взмолилась.
Мишань гневно переминался с одной огромной ноги на другую.
– Да я уже все объяснил! Я нанимался тут сказки на ночь рассказывать? – поскрипел зубами, позыркал на меня и все-таки внял мольбе: – Гости из Средней Азии решили, что здесь хороший рынок, и если вычеркнуть Андреича, то можно рынок себе забрать. Приехали, осматриваться начали, и товар у них вроде бы отменный… – он ненадолго погрузился в свои мысли, а потом очнулся. – В общем, больше они этот рынок не хотят. С таким товаром им везде будут рады, но не здесь. То есть самые обычные разборки, какие раз в несколько лет случаются, а ты просто под руку подвернулась – хотели через тебя надавить и полюбовно все решить: если не рынок отжать, то поставщиками стать, в зависимости от того, во сколько твоя жизнь оценивается. Выгодно типа всем сторонам. А Андреич как психанул и как давай с ними переговоры вести. Гости города уже передумали здесь оставаться и согласились, что их случайно скончавшийся руководитель был не самым хорошим, и что им совсем не нужна вся завезенная партия. Все восемьдесят кэгэ отборного зелья. Они еще думали, что как раз зелья им намного жальче, чем руководителя, а Андреич им говорит «Уходите, злые супостаты! Кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет!» – ну, только не так и матом. Короче, все уже улажено. Два дня – это так, перестраховка, вдруг они совсем-совсем тупые.
Меня подвел голос:
– А сам он ранен? Я правильно поняла?
Мишань отмахнулся медвежьей лапищей:
– Да ничего серьезного, навылет прошла. Через две недели опять будет всех своим монотонным голосом до ужаса доводить. Мы вообще чисто сработали, всего два пулевых, восемь переломов – ребятки как в отпуск на Канары сгоняли. Так что все, Юль Санна, панику отменяй. Не будь мы уверены, то такого короткого срока бы не ставили.
Часа через два после его ухода я не выдержала и набрала номер Сергея Андреевича. Телефон был отключен. Набрала еще несколько раз и каждый «Аппарат абонента выключен» накручивал меня только сильнее. С одной стороны я понимала, что переживать должна в первую очередь за себя, а не за человека, втянувшего меня в эти неприятности. Но с другой стороны, меня не покидали и другие мысли – например, Мишань бы не сказал, если положение серьезно, поскольку «был уполномочен успокоить». Или что вряд ли Сергея Андреевича доставили в больницу с огнестрельным ранением. А может, все-таки доставили? Но как это согласуется с договором о том, чтобы в «городе было тихо»? Почему-то я пребывала в твердой уверенности, что он не отправлял бы сюда своего бугая, а позвонил бы сам, если бы мог. Или я теперь птица вольная – жду два дня и возвращаюсь к обычной жизни? Интересно, а если он умрет, то мне сообщат? Не то чтобы мне хотелось стать обладательницей этой бесценной информации, но все же было не по себе.
Глава 21
Я не имела привычки спать днем, особенно когда проснулась всего пару часов назад. Потому открыла глаза после короткой дремы, зевнула и тем окончательно себя разбудила. Лежала я на мужском плече, попутно удивляясь, что его одежда все-таки куда-то исчезла, как и мой ошейник. Надо же, после игры мы превращаемся в двух обычных людей – без границ в виде одежды и атрибутов власти или подчинения? Спешить мне некуда, убегать тоже, даже осмысливать не хочется – надоело, потому я и лежала тихо, лениво водя пальцем по его животу.
По изменившемуся дыханию поняла, что он тоже не спит. Но подала голос только через несколько минут:
– А где ваши родители, если не секрет? Я так понимаю, что в этом бизнесе все друзья и родные стоят под вечной угрозой.
– У меня нет людей, через которых мне могли бы угрожать. В смысле, так было до недавнего времени, но ты уже в курсе, – он усмехнулся.
– Умерли? – я и не думала поднимать голову, а спрашивала монотонно.
– Да.
– Расскажите.
– Расскажу, если признаешься, что тебе интересно. Не люблю рассказывать тем, кому неинтересно.
– Мне интересно.
Он долго молчал, потом все-таки ответил:
– Я попал в детский дом в четырнадцать. Почему-то считается, что нет ничего хуже того, когда родители отказываются от младенцев и бросают их на попечение государства. Но на самом деле все не так, они с рождения другой жизни не знают, они сразу растут в этих условиях. Нет ничего хуже, чем быть любимым ребенком, отличником, победителем олимпиад по математике и постоянным участником школьного шахматного кружка, главной гордостью и предметом обожания папы-инженера и мамы-преподавателя философии, а потом вдруг все потерять. В четырнадцать лет перестроиться почти невозможно.
– Что с ними случилось?
– Ты будешь смеяться. Грабители. Залезли в дом. Отец быстро сообразил, я смог убежать через пожарный выход. Полетел по улице, кто-то из прохожих меня выслушал и вызвал полицию. Полицейские не особенно спешили, к их приезду уже было два трупа, но грабителей задержали и посадили. Из той истории я вынес первый урок: закон не может защитить.
– Странно, что вы не вынесли другой урок: грабители – зло. И не решили стать полицейским, который бежит на место преступления и спасает людей.
– Это на поверхности, Юль. А в сути другое: не грабители, так хулиганы, пьяные соседи или просто шизофреник, забывший принять лекарство, – любой может обидеть любого. Невозможно обидеть только того, кто достаточно силен, чтобы мог обижать сам.
– Я не буду осуждать, и уж точно – смеяться. Не представляю, какие выводы должен был сделать ребенок на вашем месте. И что произошло дальше?
– Дальше я оказался единственным ботаником в мире, где отбирают завтраки и бьют за прямые взгляды. Пару меня раз били даже за пятерки по математике. Не потому что дети злые, но никому не нравится чувствовать себя идиотом. Они мне дали второй урок: если хочу выжить, то точно не должен противопоставлять себя коллективу. Вряд ли я стал как они – никогда никем не любимые, но научился притворяться таким, как они. В итоге все наладилось, обзавелся приятелями, хотя так и не избавился от славы нытика и обладателя «самой тонкой кишки». В колонию я загремел за компанию – стоял на стреме, у меня бы в те времена духа не хватило взять в руки нож. Срок дали небольшой, но мне и его хватило. Вот тебе и третий урок: хочешь вырастить из сомневающегося преступника – помести его в соответствующую среду. Там я окончательно разучился бояться, жалеть себя, обзавелся первыми полезными связями. Далеко не все там кретины, далеко не все – запутавшиеся отморозки. Многие уже ходили под структурой, для них эти отсидки – как аттестат об окончании школы. В общем, к выпуску из детского дома я наконец-то нарастил и нужный характер, и окружение, и потом уже не действовал бездумно. Что за чушь – рисковать ради пары сотен рублей, обирая прохожего в подворотне? Вообще любое навязывание услуг – в долгосрочном периоде тупик. В мире столько спроса, который можно удовлетворять. Такой же рынок, как и все другие, только в тени. Здесь тебе и перспективы роста, и настоящие деньги, и куда меньше шансов улететь на зону. Пойми правильно, моралью я не руководствовался. Я пошел в институт, а не грабить прохожих и угонять тачки только по той причине, что это было умнее и выгоднее.
– Хорошо, что вы об этом сказали, – я вздохнула. – А то кое-как удержалась от того, чтобы не начать вас идеализировать.
– Нет, и теперь у нее один сарказм! А где слезы жалости? Где умиление? Мол, какой славный мальчик вырос при таких-то обстоятельствах!
– Не будет умиления. Мне того мальчика жаль, но не вас. Да, признаю, что какой-нибудь другой человек на вашем месте мог бы стать еще хуже. Но это не означает, что вы хороший.
– Так это здорово, разве нет? – он скинул меня с плеча и навис надо мной. – Разве нам обоим не повезло, что я такой плохой?
И его ладонь сразу скользнула по обнаженной коже, ласково, почти невесомо. Я сама потянулась за поцелуем, быстро растворяясь в нежности. Мы целовались неспешно, разогревая друг в друге томление. Такой же легкой и плавной получилась близость, он начал ускоряться уже после того, как я принялась подаваться бедрами вверх, чтобы усилить ощущения. Оргазм тоже получился каким-то тихим, растворенным в так и не разорванном поцелуе.
Зато чуть позже я не смогла промолчать, все еще наслаждаясь ласковыми касаниями в шею – он будто вообще собирался продолжать так бесконечно:
– Я поняла! Вы всегда разный, но я поняла логику – если вы довольны и удовлетворены, то у вас нет желания диктовать. Вы включаете тирана, когда сами на взводе. Это такое проявление вашего голода…
– А сейчас было проявление моей сытости? – он смеялся мне в губы.
– Именно!
– Ишь ты! Она отыскала ниточки, за которые меня можно дергать. Так скоро станет главной дрессировщицей в нашем цирке. Ну-ка не хмурься, я и так тебя уже боюсь.
На самом деле я не хмурилась, а улыбалась.
– Осторожнее, Сергей Андреевич. Вы и сами не заметите, как я заполучу власть.
– До этого еще очень долго, – он снова наклонился и провел носом по щеке. – Ты безнадежна. Очень плохая манипуляторша.
– Да что вы! Что же я упустила из виду?
– Например, никогда не называешь меня на ты. Если в «голодные периоды» это очень уместно, то иногда ты из меня могла бы веревки вить одним только именем. Неужели даже Карнеги мимо тебя прошел?
Я смутилась и отвела взгляд.
– Мне это как-то неудобно.
– Понимаю, потому и не настаиваю. Сейчас идем в душ, потом закажем обед, потом смотрим какую-нибудь киношку, потом еще одну киношку – желательно порнографического содержания, а потом я тебе покажу, что такое неудобно. У тебя как с растяжкой? Потому что будет очень, очень неудобно.
– Что?
– Ну вот, план утвержден единогласно. Пойдем?
На самом деле день выдался чрезвычайно странным, наполненным и страстью, и нежностью, и каким-то пустым трепом, который могут себе позволить лишь давние любовники. Первый фильм мне очень понравился – интересные приключения в стиле Мери Сью, понравился почти так же, как нежность в душе и восхитительный обед. Странным было не то, что я перестала ощущать постоянно сопротивление происходящему и концентрировать его в себе, а что время летело незаметно и быстро – как если бы такой день был олицетворением легкомысленной и очень взаимной беспечности.
Про второй фильм Сергей Андреевич не преувеличил. Сюжет так и остался для меня загадкой, а я начала краснеть уже на десятой минуте – и это, как я понимаю, были только цветочки, в кадре появились далеко не все действующие персонажи. От происходящего на экране отвлечься не получалось и потому, что меня переместили к себе на колени и начали интенсивно поглаживать пока через ткань одежды. Я прикрыла глаза и расслабилась, уже готовая к тому, что после такого начала обязательно последует продолжение – оно может быть очень грубым или очень нежным, но наверняка я останусь довольной в любом случае. И когда я уже сама готова была развернуться и поторопить ситуацию, а не наблюдать, сколько членов помещается в одной женщине на экране, раздался телефонный звонок.
Через пять минут Сергей Андреевич сообщил:
– Юль, мне надо уехать. Здесь безопасно, если сама не решишь куда-то выйти. Не знаю, когда вернусь, но если хочешь продолжить с того момента, где мы закончили, то ложись спать в моей комнате.
И еще через пять минут уже хлопнула входная дверь. Эта совершенно неожиданная тишина будто отрезвила. Я отключила фильм и уныло поплелась по квартире – обойду все комнаты, поищу, что почитать. И постараюсь не задумываться, что же конкретно происходило в эти несколько часов, которые приносили только страсть и радость? Что случилось с моими мыслями, если такой день я могла бы назвать счастливым? А очнулась будто от забытья только после того, как он ушел. Означает ли это, что он мне нравится до такой степени, что я обо всем остальном забыла? Кем я стану, если признаю, что он мне нравится до такой степени? Я беспринципная шлюха, если все-таки после долгих размышлений пошла спать в его спальню? Или я теперь добровольная заложница его желаний?
Эти вопросы задать было некому. И продолжать с того момента, на котором мы остановились, было не с кем. Поскольку он не вернулся ни ночью, ни утром.
Глава 22
Дверь открылась уже вечером, когда я всерьез начала беспокоиться о том, что случилось, и как сама буду выбираться, если в моем спасительном убежище так никто и не появится. Выбежала радостно в прихожую и застыла. Надо мной возвышался Мишань, а не Сергей Андреевич.
– Продукты, Юль Санна. И просьба пока оставаться здесь. Дня два. Хотя уже основные неприятности позади, но лучше перебдеть.
Он просто положил пакеты на пол и развернулся, чтоб уйти.
– Стой! – окликнула я нервно и успела схватить его за куртку. – А где твой шеф? Что вообще у вас происходит?
Громила слабо поморщился, демонстрируя раздражение от моей назойливости:
– Юль Санна, некогда мне.
– Хватит меня по отчеству звать! Ничего карикатурнее не придумаешь. Я спросила – где твой босс? И Юля я, просто Юля!
– Тогда успокойся и не визжи, просто Юля. Жив, почти здоров, проблемы решены. Мы не нашли Криса, зато вычислили заводилу всей этой движухи – точнее, поймали их человечка, который пас твою квартиру. Вероятно, они рассчитывали, что ты вернешься или что-то в этом духе. Человечек поломался, поломался, потом все рассказал. Такая банальщина, что хоть голливудский блокбастер снимай. Короче, все уже улажено, надо только убедиться, что гости нас хорошо поняли. Да нормальные они ребята. Только тупые и жадные. А Андреич не любит тупых и жадных, вот и психанул. Всё! Я уполномочен был явиться, успокоить, доставить хавчик и отвалить. Дело сделано.
– Ничего не понимаю, – я помотала головой. – Сам-то он где?
– Так и лежит в багажнике, пока я тут херней страдаю. Я сегодня спать буду, или как вчера?
– Кто?!
– А, ты про Андреича? Не, он не приедет. Тебе просил передать, чтобы переждала пару дней для полной подстраховки, а потом можешь домой возвращаться. Целовать не просил, но я могу, если очень надо, – оценил выражение моего лица и ухмыльнулся. – Вот и лады. Пошел я.
Само собой, теперь я начала волноваться всерьез. Почему-то «проблемы решены» никак не вязалось с «он не приедет». Я выскочила перед дверью и распахнула руки. Мишань прищурился:
– Со мной собралась? Так поехали. У нас там как раз жмурик азиатской наружности внимания ждет. Ты как на счет копать? Мы люди законопослушные, и у нас с местными жандармами договор строгий: чтобы было тихо, никаких разборок, никаких неучтенных жмуриков, особенно приезжих. А у этого по роже сразу видно, что приезжий и жмурик.
– Что? – я вздрогнула, представив труп в багажнике, ведь Мишань вполне мог и не шутить. – Нет! Просто объясни все нормально. Пожалуйста, я очень прошу, – я почти взмолилась.
Мишань гневно переминался с одной огромной ноги на другую.
– Да я уже все объяснил! Я нанимался тут сказки на ночь рассказывать? – поскрипел зубами, позыркал на меня и все-таки внял мольбе: – Гости из Средней Азии решили, что здесь хороший рынок, и если вычеркнуть Андреича, то можно рынок себе забрать. Приехали, осматриваться начали, и товар у них вроде бы отменный… – он ненадолго погрузился в свои мысли, а потом очнулся. – В общем, больше они этот рынок не хотят. С таким товаром им везде будут рады, но не здесь. То есть самые обычные разборки, какие раз в несколько лет случаются, а ты просто под руку подвернулась – хотели через тебя надавить и полюбовно все решить: если не рынок отжать, то поставщиками стать, в зависимости от того, во сколько твоя жизнь оценивается. Выгодно типа всем сторонам. А Андреич как психанул и как давай с ними переговоры вести. Гости города уже передумали здесь оставаться и согласились, что их случайно скончавшийся руководитель был не самым хорошим, и что им совсем не нужна вся завезенная партия. Все восемьдесят кэгэ отборного зелья. Они еще думали, что как раз зелья им намного жальче, чем руководителя, а Андреич им говорит «Уходите, злые супостаты! Кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет!» – ну, только не так и матом. Короче, все уже улажено. Два дня – это так, перестраховка, вдруг они совсем-совсем тупые.
Меня подвел голос:
– А сам он ранен? Я правильно поняла?
Мишань отмахнулся медвежьей лапищей:
– Да ничего серьезного, навылет прошла. Через две недели опять будет всех своим монотонным голосом до ужаса доводить. Мы вообще чисто сработали, всего два пулевых, восемь переломов – ребятки как в отпуск на Канары сгоняли. Так что все, Юль Санна, панику отменяй. Не будь мы уверены, то такого короткого срока бы не ставили.
Часа через два после его ухода я не выдержала и набрала номер Сергея Андреевича. Телефон был отключен. Набрала еще несколько раз и каждый «Аппарат абонента выключен» накручивал меня только сильнее. С одной стороны я понимала, что переживать должна в первую очередь за себя, а не за человека, втянувшего меня в эти неприятности. Но с другой стороны, меня не покидали и другие мысли – например, Мишань бы не сказал, если положение серьезно, поскольку «был уполномочен успокоить». Или что вряд ли Сергея Андреевича доставили в больницу с огнестрельным ранением. А может, все-таки доставили? Но как это согласуется с договором о том, чтобы в «городе было тихо»? Почему-то я пребывала в твердой уверенности, что он не отправлял бы сюда своего бугая, а позвонил бы сам, если бы мог. Или я теперь птица вольная – жду два дня и возвращаюсь к обычной жизни? Интересно, а если он умрет, то мне сообщат? Не то чтобы мне хотелось стать обладательницей этой бесценной информации, но все же было не по себе.