Загадай любовь
Часть 36 из 38 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Замерзла? – спросил Макеев.
– Немножко, – призналась я.
Как назло, в такой критической ситуации мне тут же захотелось есть и пить. Но я стеснялась признаться.
Мы прошли уже приличное расстояние. Вдалеке помигивал семафор. На железнодорожных откосах – глубокие сугробы, в которых я тотчас бы утонула. Да, не так я представляла встречу Нового года.
Спасательные огни становились все ближе. Впереди – станция. Я уже потеряла счет времени. Мне казалось, что уже давным-давно наступила глубокая ночь.
– Кажется, пришли, – сказал Тимур.
Мы свернули на еле заметную протоптанную тропинку. Тимур подсвечивал наш путь фонариком на телефоне. Нас тут же обступили облепленные снегом елки. Постепенно становилось еще темнее, а лес – гуще.
– Ты уверен, что мы выйдем к людям? – озабоченно спросила я.
Тимур что-то неразборчиво промычал, отчего я пришла к выводу, что он, как и я, ни в чем не уверен.
– Другой протоптанной дороги я не видел, – сказал Макеев.
Что ж, логично. А если мы в темноте ее просто пропустили? Но я решила не паниковать раньше времени. Тем более что рядом с Тимуром мне не было страшно. Он уверенно шел вперед, и я послушно плелась за ним. Но вскоре протоптанная дорожка как-то резко оборвалась. Снега становилось все больше, идти было все сложнее, и тут я все-таки запаниковала.
– Тимур! Мне страшно, – призналась я. – А если здесь волки?
– Вполне возможно, что они на самом деле здесь есть, – немного озадаченно отозвался Тимур. Теперь, когда и он был не уверен в том, в какую сторону нам идти, мне стало по-настоящему тревожно.
– Может, вернемся к той станции и все-таки дождемся поезда?
– А если он приедет только завтра? Или вообще по праздникам не будет ходить? Мы с тобой окоченеем. Нет, Наташа, нам нужно выйти к людям. Я уверен, что где-то здесь поблизости есть населенный пункт. Мы не могли уехать далеко.
Я прислушалась. И снова – ничего, кроме пугающей тишины. Такой, что от нее в ушах зазвенело. Вскоре тишину прервала лесная птица. Она вспорхнула с ветки, и с высоченных сосен посыпался снег.
А мне так хотелось услышать спасительные человеческие голоса, признаки хоть какой-то жизни. Но темный лес стоял тихий, мрачный, таинственный. Хорошо хоть, волки не выли, иначе бы я совсем с ума сошла.
Наконец деревья стали реже, и вдалеке показался дом. Это было нашим спасением. Я первой прибавила шаг, и снег громче заскрипел под ногами. Но чем ближе я подходила, тем больше угасал мой энтузиазм. Дом стоял на отшибе, и окна в нем не горели. Наверное, глупо было думать, что нам сразу повезет. Чуть дальше мы разглядели еще пару домов. Таких же темных, нежилых. Хотя на вид они не казались заброшенными. Крепкие, с высокими заборами. Скорее всего, их использовали летом под дачи, а зимой приезжали сюда редко. По всей видимости, Новый год хозяева встречали в городе. Надежда меня оставила. Возвращаться через этот страшный лес? А если мы заблудимся да так и не сможем выйти к людям?
Этот поселок оказался безжизненным. Мы немного побродили по нему в надежде встретить кого-нибудь из людей, но все оказалось тщетно.
– Ты знаешь легенду о заброшенной деревне? – спросил Тимур.
– О какой еще деревне? – вяло отозвалась я. К ночи стало холодать. Снег больше не падал, зато на небе высыпали яркие звезды.
– Очень старая байка. Возможно, ты все-таки ее слышала. Это было в начале прошлого века. Два путника на конях – отец и сын – заблудились в лесах, практически как мы с тобой. Правда, на улице тогда поздняя осень была, а не зима. Когда путники совсем выбились из сил, то сделали привал на опушке. И тут сын говорит, что места ему эти кажутся знакомыми, летом он выезжал как-то на своей кобыле к одной нарядной гостеприимной деревеньке, где его встретили замечательные люди. Только он подъехал к ней, как навстречу к нему вышла добрая старушка в ярком платочке и пригласила к столу. Тут же парня окружили девушки с венками на головах. Одна из них была настолько прекрасна, что невозможно было в нее не влюбиться. Пригласили они этого парня к костру. Угощали, выпивали, песни пели. Так хотелось ему остаться там подольше, но пришлось все-таки покинуть это место. Деревня эта, кстати, говорят, была где-то в этих краях. С симпатичными избушками и красивыми заборами с расписными узорами. Вот как этот, например.
Тимур указал на заваленным снегом забор. В темноте он казался практически черным, но, приглядевшись, я все-таки разглядела в свете луны узоры.
– Поэтому сын предложил заехать туда еще раз – уж больно люди там жили гостеприимные, которые не бросят в беде. И накормят, и напоят, и ночлег, если нужно, предложат. А еще сыну очень хотелось снова встретиться с той прекрасной девушкой. Согласился отец, только кобыла его уже еле ногами перебирала. Тогда сын сказал, что поедет вперед и дождется там. А сам подробно дорогу объяснил. Отец согласился, и сын ускакал. Отец ехал долго, уже смеркаться начало. И вот наконец впереди показались дома. Несколько. Может, даже столько же, сколько здесь.
– Зачем ты завел этот разговор? – рассердилась я, предчувствуя, что рассказ Макеева не приведет ни к чему хорошему. Зато так заслушалась, что про холод забыла. Почувствовала непонятное жуткое возбуждение от происходящего – уж больно обстановка напоминала ту, о которой рассказывал Макеев. Мне казалось, что и мы попали в ту самую деревню, в которой угощали у костра неведомого мне «сына».
– Чтобы тебя развлечь, – ответил Тимур.
– Тоже мне развлечение, – хмыкнула я. – Если думаешь, что сможешь меня напугать, то не на ту напал.
Не скажу, что мой голос прозвучал очень убедительно, но все-таки я старалась храбриться.
– Я знаю, что ты у меня бесстрашная, Наташа. Но все-таки слушай, что дальше было. Чем ближе старик подъезжал к деревне, тем больше она ему не нравилась. Вокруг, как я уже говорил, смеркалось, видел старик плохо, но все-таки смог рассмотреть, что домики там стоят совсем не нарядные и новые, как рассказывал ему сын, а скорее заброшенные и покосившиеся. Поначалу он решил, что просто заблудился и нужная деревня еще впереди. Но чувство тревоги его не покидало. Он проехал вдоль и поперек эту заброшенную вымершую деревню, но за весь путь не встретил в ней ни души. И его сына там, разумеется, не было. Только у дальнего разбитого забора стояла старушка, правда, она совсем не была похожа на ту доброжелательную, в ярком платочке, о которой рассказывал его сын. Глаза у бабки впалые, а кожа – черная, обугленная. У старика от ужаса чуть сердце не остановилось. Тогда он решил, что просто переволновался за сына и ему все это показалось. Он скакал вперед, в поисках той самой нарядной гостеприимной деревеньки, отгоняя мрачные мысли. А потом ему на пути все же встретились два мужика, возвращавшиеся с охоты. Когда старик спросил их о деревне, охотники сказали, что эти места давно заброшены и никаких поселений здесь нет. А когда старик подробнее рассказал о том месте, о котором ему говорил его сын, мужики только переглянулись и побледнели. Сказали, что когда-то в этих местах жили язычники, только было это очень давно. Потом деревню подожгли, и все, кто там жил, сгорели заживо. Теперь на том месте полно призраков и злых духов. Если кто и видит их в старом обличье, то только те, кому приходят навязчивые мысли о смерти. Таким кажется, что духи – живые люди, а вот остальные их видят в обычном обличье – страшными и сожженными. Оттого в этих местах самоубийцы периодически пропадают. Старик, кстати, так и не видел своего сына больше.
Я молчала. Притихшие заснеженные дома теперь вселяли тревогу. Я даже по сторонам осмотрелась, в страхе увидеть кого-нибудь. Например, старуху с обугленной черной кожей. Если поначалу я была рада встретить хоть одну живую душу, то теперь не была в этом уверена.
Тимур словно прочитал мои мысли и довольным голосом присовокупил:
– Поэтому если сейчас из-за того угла выйдет добрая бабулька и пригласит тебя на костер, ты ни в коем случае не соглашайся.
– Какой же ты дурак, Макеев! Перестань меня пугать! – рассердилась я.
А Тимур только веселился.
– Значит, я все-таки на ту напал? – спросил он, обнимая меня.
– Замолчи!
Когда мы с Тимуром проходили мимо одного из домов, за забором послышался какой-то шум. Обычный дом, ничем не примечательный, как и все остальные… С высоким деревянным забором. Я остановилась. Может, мне послышалось?
– Ты слышал? – спросила я.
– Слышал что? – удивился Макеев.
– Шорох какой-то…
И тут внезапно за забором кто-то завыл. Так пронзительно, что я подскочила от неожиданности на месте.
– Мамочки! – закричала я. – Кто там?!
Первое, что я подумала: волки! Потом мозг подкинул дурацкую версию о язычниках-погорельцах из рассказала Макеева, хотя я в такую чушь, разумеется, не верю. Но тут из-за забора раздался громкий заливистый лай.
– Там собака! – почему-то обрадовалась я. От испуга сердце гулко стучало.
Не знаю, к чему было это уточнение про собаку. И без меня было понятно, что за забором пес. Услышав наши разговоры, он залился лаем, и теперь его было не остановить.
– Кто же бросает собак на зиму? – рассердилась я.
– Откуда ты знаешь, может, хозяева приезжали совсем недавно и оставили ему еды?
Дорожка была протоптана, значит, хозяева все-таки приезжают сюда регулярно и подкармливают пса, но сегодня мы явно были здесь первыми.
– Бедненький, он там голодный! – покачала я головой.
Из-за забора доносился такой сердитый лай, что мне казалось: если пес каким-то чудом выскочит, то сожрет нас в два счета.
– У меня есть с собой сосиски, – сказал вдруг Тимур.
– Прости, что у тебя есть? – удивилась я.
– Сосиски, в рюкзаке, – ответил как ни в чем не бывало Макеев. – Мама в дорогу дала.
Я едва сдержала смех. Мне почему-то представилось, что и Антона Владимировича мать снарядила в поход пачкой сосисок. Но я решила не говорить о своих предположениях Тимуру. Несмотря на то что он все-таки рано или поздно собирался наладить отношения с братом, пока на разговоры о Золотке по-прежнему реагировал как бык на красную тряпку.
– Это что же я, тех упырей в вагоне сосисками лупасила?
– Ага.
Я все-таки рассмеялась. А потом вдруг поняла, что тоже все-таки страшно хочу есть.
– Доставай сосиски, – приказала я.
Тимур снял с плеч свой рюкзак. Мой аккуратно поставил на снег себе под ноги. Учуяв запах сосисок, пес стал лаять еще яростнее. Тимур подкинул первую сосиску через забор, и лай ненадолго прекратился.
– Нравится тебе сосиска? – спросил довольным голосом Макеев.
Пес заскулил.
В сумерках я успела разглядеть вывеску: «Осторожно, злая собака!» Еще бы не быть злой, когда тебя бросают зимой на произвол судьбы.
Тимур перекинул еще одну сосиску. Я к нему присоединилась. Так мы и кормили собаку через забор, а она довольно чавкала. В какой-то момент я не удержалась и сама откусила от сосиски. Уж больно вкусно они пахли. Тем более за последние несколько часов я испытала максимум стресса, да еще и намотала несколько километров по сугробам. Тимур удивленно посмотрел на меня.
– Ты хочешь есть?
– Не то слово! – призналась я, доедая сосиску. Собака за забором примолкла, но мы не сразу обратили на это внимание. Пока я беззаботно жевала сосиску, Тимур удивленно уставился куда-то за мою спину.
– Кто там? – спросила я с полным ртом. – Обгорелая бабка?
– Мне кажется, злая собака вырыла подкоп, – быстро ответил Тимур.
Я обернулась. Собака в это время выбиралась из-под деревянного забора. Сосисок ей явно не хватило. В темноте из-под снега показалась огромная собачья голова. До этого я никогда не видела таких здоровенных собак. Если она действительно злая, то в два счета перегрызет меня, как щепку. Лай за забором был внушительный, но я даже не подозревала, что собака окажется таких больших размеров. Не прожевав, я дернулась в сторону, но Тимур схватил меня за рукав.
– Куда ты? От собак нельзя убегать!
– Но она же даже не выбралась еще! – запаниковала я. – Или подождем, пока она перелезет? Может, за лапы ее потянуть, помочь?
Собака рычала и продолжала яростно копать. Еще немного, и она выберется наружу. И тогда мы все-таки понеслись вперед, минуя пустые дома, которые теперь мне уже не казались пугающими. Сердце отчаянно стучало у самого горла. Я боялась обернуться: мне казалось, что собака давно уже выбралась наружу и вот-вот схватит меня за ногу. Мы неслись изо всех сил. Из-за выброса адреналина внезапно стало жарко и весело. Захотелось визжать на всю округу – все равно рядом никого не было. В какой-то момент дома закончились, и началось заснеженное пустое поле. Бежать по нему быстро не получилось. Мы тут же застряли. Я первой начала пробуксовывать. Снега здесь было мне по пояс. Я не выдержала и рухнула в чистый глубокий сугроб. Тимур, отбежавший чуть вперед, вернулся ко мне и лег рядом. Громкий лай давно остался позади. Мы так и не знали, смогла ли собака вырваться наружу. Тяжело дыша, уставились на черное звездное небо и яркую полную луну.
– Представляешь, какой сейчас переполох у наших? – спросила я. – Единственное, что я успела написать Антону Владимировичу, – что мы заблудились в лесу. Испортили всем праздник. Как долго мы здесь будем лежать?
– Пока нас не отыщут волки и не обглодают до костей.
– Нет, нас отыщут люди, – убежденно сказала я.
– Ты уже слышишь треск вертолетов? Обчесывают всю тайгу.
– Немножко, – призналась я.
Как назло, в такой критической ситуации мне тут же захотелось есть и пить. Но я стеснялась признаться.
Мы прошли уже приличное расстояние. Вдалеке помигивал семафор. На железнодорожных откосах – глубокие сугробы, в которых я тотчас бы утонула. Да, не так я представляла встречу Нового года.
Спасательные огни становились все ближе. Впереди – станция. Я уже потеряла счет времени. Мне казалось, что уже давным-давно наступила глубокая ночь.
– Кажется, пришли, – сказал Тимур.
Мы свернули на еле заметную протоптанную тропинку. Тимур подсвечивал наш путь фонариком на телефоне. Нас тут же обступили облепленные снегом елки. Постепенно становилось еще темнее, а лес – гуще.
– Ты уверен, что мы выйдем к людям? – озабоченно спросила я.
Тимур что-то неразборчиво промычал, отчего я пришла к выводу, что он, как и я, ни в чем не уверен.
– Другой протоптанной дороги я не видел, – сказал Макеев.
Что ж, логично. А если мы в темноте ее просто пропустили? Но я решила не паниковать раньше времени. Тем более что рядом с Тимуром мне не было страшно. Он уверенно шел вперед, и я послушно плелась за ним. Но вскоре протоптанная дорожка как-то резко оборвалась. Снега становилось все больше, идти было все сложнее, и тут я все-таки запаниковала.
– Тимур! Мне страшно, – призналась я. – А если здесь волки?
– Вполне возможно, что они на самом деле здесь есть, – немного озадаченно отозвался Тимур. Теперь, когда и он был не уверен в том, в какую сторону нам идти, мне стало по-настоящему тревожно.
– Может, вернемся к той станции и все-таки дождемся поезда?
– А если он приедет только завтра? Или вообще по праздникам не будет ходить? Мы с тобой окоченеем. Нет, Наташа, нам нужно выйти к людям. Я уверен, что где-то здесь поблизости есть населенный пункт. Мы не могли уехать далеко.
Я прислушалась. И снова – ничего, кроме пугающей тишины. Такой, что от нее в ушах зазвенело. Вскоре тишину прервала лесная птица. Она вспорхнула с ветки, и с высоченных сосен посыпался снег.
А мне так хотелось услышать спасительные человеческие голоса, признаки хоть какой-то жизни. Но темный лес стоял тихий, мрачный, таинственный. Хорошо хоть, волки не выли, иначе бы я совсем с ума сошла.
Наконец деревья стали реже, и вдалеке показался дом. Это было нашим спасением. Я первой прибавила шаг, и снег громче заскрипел под ногами. Но чем ближе я подходила, тем больше угасал мой энтузиазм. Дом стоял на отшибе, и окна в нем не горели. Наверное, глупо было думать, что нам сразу повезет. Чуть дальше мы разглядели еще пару домов. Таких же темных, нежилых. Хотя на вид они не казались заброшенными. Крепкие, с высокими заборами. Скорее всего, их использовали летом под дачи, а зимой приезжали сюда редко. По всей видимости, Новый год хозяева встречали в городе. Надежда меня оставила. Возвращаться через этот страшный лес? А если мы заблудимся да так и не сможем выйти к людям?
Этот поселок оказался безжизненным. Мы немного побродили по нему в надежде встретить кого-нибудь из людей, но все оказалось тщетно.
– Ты знаешь легенду о заброшенной деревне? – спросил Тимур.
– О какой еще деревне? – вяло отозвалась я. К ночи стало холодать. Снег больше не падал, зато на небе высыпали яркие звезды.
– Очень старая байка. Возможно, ты все-таки ее слышала. Это было в начале прошлого века. Два путника на конях – отец и сын – заблудились в лесах, практически как мы с тобой. Правда, на улице тогда поздняя осень была, а не зима. Когда путники совсем выбились из сил, то сделали привал на опушке. И тут сын говорит, что места ему эти кажутся знакомыми, летом он выезжал как-то на своей кобыле к одной нарядной гостеприимной деревеньке, где его встретили замечательные люди. Только он подъехал к ней, как навстречу к нему вышла добрая старушка в ярком платочке и пригласила к столу. Тут же парня окружили девушки с венками на головах. Одна из них была настолько прекрасна, что невозможно было в нее не влюбиться. Пригласили они этого парня к костру. Угощали, выпивали, песни пели. Так хотелось ему остаться там подольше, но пришлось все-таки покинуть это место. Деревня эта, кстати, говорят, была где-то в этих краях. С симпатичными избушками и красивыми заборами с расписными узорами. Вот как этот, например.
Тимур указал на заваленным снегом забор. В темноте он казался практически черным, но, приглядевшись, я все-таки разглядела в свете луны узоры.
– Поэтому сын предложил заехать туда еще раз – уж больно люди там жили гостеприимные, которые не бросят в беде. И накормят, и напоят, и ночлег, если нужно, предложат. А еще сыну очень хотелось снова встретиться с той прекрасной девушкой. Согласился отец, только кобыла его уже еле ногами перебирала. Тогда сын сказал, что поедет вперед и дождется там. А сам подробно дорогу объяснил. Отец согласился, и сын ускакал. Отец ехал долго, уже смеркаться начало. И вот наконец впереди показались дома. Несколько. Может, даже столько же, сколько здесь.
– Зачем ты завел этот разговор? – рассердилась я, предчувствуя, что рассказ Макеева не приведет ни к чему хорошему. Зато так заслушалась, что про холод забыла. Почувствовала непонятное жуткое возбуждение от происходящего – уж больно обстановка напоминала ту, о которой рассказывал Макеев. Мне казалось, что и мы попали в ту самую деревню, в которой угощали у костра неведомого мне «сына».
– Чтобы тебя развлечь, – ответил Тимур.
– Тоже мне развлечение, – хмыкнула я. – Если думаешь, что сможешь меня напугать, то не на ту напал.
Не скажу, что мой голос прозвучал очень убедительно, но все-таки я старалась храбриться.
– Я знаю, что ты у меня бесстрашная, Наташа. Но все-таки слушай, что дальше было. Чем ближе старик подъезжал к деревне, тем больше она ему не нравилась. Вокруг, как я уже говорил, смеркалось, видел старик плохо, но все-таки смог рассмотреть, что домики там стоят совсем не нарядные и новые, как рассказывал ему сын, а скорее заброшенные и покосившиеся. Поначалу он решил, что просто заблудился и нужная деревня еще впереди. Но чувство тревоги его не покидало. Он проехал вдоль и поперек эту заброшенную вымершую деревню, но за весь путь не встретил в ней ни души. И его сына там, разумеется, не было. Только у дальнего разбитого забора стояла старушка, правда, она совсем не была похожа на ту доброжелательную, в ярком платочке, о которой рассказывал его сын. Глаза у бабки впалые, а кожа – черная, обугленная. У старика от ужаса чуть сердце не остановилось. Тогда он решил, что просто переволновался за сына и ему все это показалось. Он скакал вперед, в поисках той самой нарядной гостеприимной деревеньки, отгоняя мрачные мысли. А потом ему на пути все же встретились два мужика, возвращавшиеся с охоты. Когда старик спросил их о деревне, охотники сказали, что эти места давно заброшены и никаких поселений здесь нет. А когда старик подробнее рассказал о том месте, о котором ему говорил его сын, мужики только переглянулись и побледнели. Сказали, что когда-то в этих местах жили язычники, только было это очень давно. Потом деревню подожгли, и все, кто там жил, сгорели заживо. Теперь на том месте полно призраков и злых духов. Если кто и видит их в старом обличье, то только те, кому приходят навязчивые мысли о смерти. Таким кажется, что духи – живые люди, а вот остальные их видят в обычном обличье – страшными и сожженными. Оттого в этих местах самоубийцы периодически пропадают. Старик, кстати, так и не видел своего сына больше.
Я молчала. Притихшие заснеженные дома теперь вселяли тревогу. Я даже по сторонам осмотрелась, в страхе увидеть кого-нибудь. Например, старуху с обугленной черной кожей. Если поначалу я была рада встретить хоть одну живую душу, то теперь не была в этом уверена.
Тимур словно прочитал мои мысли и довольным голосом присовокупил:
– Поэтому если сейчас из-за того угла выйдет добрая бабулька и пригласит тебя на костер, ты ни в коем случае не соглашайся.
– Какой же ты дурак, Макеев! Перестань меня пугать! – рассердилась я.
А Тимур только веселился.
– Значит, я все-таки на ту напал? – спросил он, обнимая меня.
– Замолчи!
Когда мы с Тимуром проходили мимо одного из домов, за забором послышался какой-то шум. Обычный дом, ничем не примечательный, как и все остальные… С высоким деревянным забором. Я остановилась. Может, мне послышалось?
– Ты слышал? – спросила я.
– Слышал что? – удивился Макеев.
– Шорох какой-то…
И тут внезапно за забором кто-то завыл. Так пронзительно, что я подскочила от неожиданности на месте.
– Мамочки! – закричала я. – Кто там?!
Первое, что я подумала: волки! Потом мозг подкинул дурацкую версию о язычниках-погорельцах из рассказала Макеева, хотя я в такую чушь, разумеется, не верю. Но тут из-за забора раздался громкий заливистый лай.
– Там собака! – почему-то обрадовалась я. От испуга сердце гулко стучало.
Не знаю, к чему было это уточнение про собаку. И без меня было понятно, что за забором пес. Услышав наши разговоры, он залился лаем, и теперь его было не остановить.
– Кто же бросает собак на зиму? – рассердилась я.
– Откуда ты знаешь, может, хозяева приезжали совсем недавно и оставили ему еды?
Дорожка была протоптана, значит, хозяева все-таки приезжают сюда регулярно и подкармливают пса, но сегодня мы явно были здесь первыми.
– Бедненький, он там голодный! – покачала я головой.
Из-за забора доносился такой сердитый лай, что мне казалось: если пес каким-то чудом выскочит, то сожрет нас в два счета.
– У меня есть с собой сосиски, – сказал вдруг Тимур.
– Прости, что у тебя есть? – удивилась я.
– Сосиски, в рюкзаке, – ответил как ни в чем не бывало Макеев. – Мама в дорогу дала.
Я едва сдержала смех. Мне почему-то представилось, что и Антона Владимировича мать снарядила в поход пачкой сосисок. Но я решила не говорить о своих предположениях Тимуру. Несмотря на то что он все-таки рано или поздно собирался наладить отношения с братом, пока на разговоры о Золотке по-прежнему реагировал как бык на красную тряпку.
– Это что же я, тех упырей в вагоне сосисками лупасила?
– Ага.
Я все-таки рассмеялась. А потом вдруг поняла, что тоже все-таки страшно хочу есть.
– Доставай сосиски, – приказала я.
Тимур снял с плеч свой рюкзак. Мой аккуратно поставил на снег себе под ноги. Учуяв запах сосисок, пес стал лаять еще яростнее. Тимур подкинул первую сосиску через забор, и лай ненадолго прекратился.
– Нравится тебе сосиска? – спросил довольным голосом Макеев.
Пес заскулил.
В сумерках я успела разглядеть вывеску: «Осторожно, злая собака!» Еще бы не быть злой, когда тебя бросают зимой на произвол судьбы.
Тимур перекинул еще одну сосиску. Я к нему присоединилась. Так мы и кормили собаку через забор, а она довольно чавкала. В какой-то момент я не удержалась и сама откусила от сосиски. Уж больно вкусно они пахли. Тем более за последние несколько часов я испытала максимум стресса, да еще и намотала несколько километров по сугробам. Тимур удивленно посмотрел на меня.
– Ты хочешь есть?
– Не то слово! – призналась я, доедая сосиску. Собака за забором примолкла, но мы не сразу обратили на это внимание. Пока я беззаботно жевала сосиску, Тимур удивленно уставился куда-то за мою спину.
– Кто там? – спросила я с полным ртом. – Обгорелая бабка?
– Мне кажется, злая собака вырыла подкоп, – быстро ответил Тимур.
Я обернулась. Собака в это время выбиралась из-под деревянного забора. Сосисок ей явно не хватило. В темноте из-под снега показалась огромная собачья голова. До этого я никогда не видела таких здоровенных собак. Если она действительно злая, то в два счета перегрызет меня, как щепку. Лай за забором был внушительный, но я даже не подозревала, что собака окажется таких больших размеров. Не прожевав, я дернулась в сторону, но Тимур схватил меня за рукав.
– Куда ты? От собак нельзя убегать!
– Но она же даже не выбралась еще! – запаниковала я. – Или подождем, пока она перелезет? Может, за лапы ее потянуть, помочь?
Собака рычала и продолжала яростно копать. Еще немного, и она выберется наружу. И тогда мы все-таки понеслись вперед, минуя пустые дома, которые теперь мне уже не казались пугающими. Сердце отчаянно стучало у самого горла. Я боялась обернуться: мне казалось, что собака давно уже выбралась наружу и вот-вот схватит меня за ногу. Мы неслись изо всех сил. Из-за выброса адреналина внезапно стало жарко и весело. Захотелось визжать на всю округу – все равно рядом никого не было. В какой-то момент дома закончились, и началось заснеженное пустое поле. Бежать по нему быстро не получилось. Мы тут же застряли. Я первой начала пробуксовывать. Снега здесь было мне по пояс. Я не выдержала и рухнула в чистый глубокий сугроб. Тимур, отбежавший чуть вперед, вернулся ко мне и лег рядом. Громкий лай давно остался позади. Мы так и не знали, смогла ли собака вырваться наружу. Тяжело дыша, уставились на черное звездное небо и яркую полную луну.
– Представляешь, какой сейчас переполох у наших? – спросила я. – Единственное, что я успела написать Антону Владимировичу, – что мы заблудились в лесу. Испортили всем праздник. Как долго мы здесь будем лежать?
– Пока нас не отыщут волки и не обглодают до костей.
– Нет, нас отыщут люди, – убежденно сказала я.
– Ты уже слышишь треск вертолетов? Обчесывают всю тайгу.