Загадай любовь

Мама тут же хитро улыбнулась.

– Приглашай его в следующий раз к нам. Столько булок напекла, думала, Эдик зайдет, а он после дачи свалился с температурой.

– Бедняга, – равнодушно отозвалась я. Хотя в душе, конечно, порадовалась. Хоть на некоторое время он перестанет таскаться к нам домой.

– Давай раздевайся и проходи на кухню, – довольным голосом поторопила меня мама. – Мы как раз ужинаем.

После ужина Алина отправилась в свою комнату звонить по видеосвязи обожаемому Эдуарду. Справиться о его самочувствии, наверное. Папа ушел смотреть вечерний выпуск новостей, а я осталась на кухне. Задумчиво смотрела, как мама загружает посуду в посудомоечную машину. Обычно я как можно скорее скрывалась в комнате, а тут сама осталась наедине с родительницей. Это не осталось незамеченным для мамы. Она развернулась и посмотрела на меня.

– В чем дело? – спросила мама.

Из комнаты доносился громкий голос Алины, диктор бормотал о ситуации в мире, а посудомойка уютно загудела.

– Как хорошо, что мы – это мы, – ответила я.

Мама так и замерла с грязной чашкой в руках. Затем села напротив.

– С чего это у тебя такие мысли?

– Мама, а почему вы решили завести второго ребенка? Ведь у вас уже была умница Алина.

Мама нахмурилась. Потом стала какой-то непривычно потерянной.

– Ну как же… – начала неуверенно она. – Что за глупые вопросы?

– Чтобы я у вас просто была?

Мама улыбнулась.

– Скорее чтобы вы с Алиной друг у друга всегда просто были, – ответила она. – Понимаешь, у нас с папой никого не было. А у вас есть вы. И это такое счастье. Возможно, вы этого еще просто не понимаете.

Я кивнула. Никогда не задумывалась над тем, зачем родители завели второго ребенка. Но если потом станет понятнее… Пусть мы с Алиной не очень близки, но, наверное, здорово, что она у меня есть. В случае чего я знаю, что могу на нее положиться.

– А вообще я тебя не узнаю, – сказала мама, потянувшись через стол и снова потрогав мой лоб. – Ты не заболела, Наталья? Чего это тебя на философию потянуло?

– Да так, – неопределенно пожала я плечами. После рассказа Макеева о его семье у меня на душе остался осадок. – Просто поинтересовалась.

Проходя мимо комнаты Алины, я снова услышала ее счастливый смех и конец разговора в духе всех глупых влюбленных: «Ты первым клади трубку… Нет, ты…» Обычно я бы раздраженно закатила глаза, но тут мне стало так обидно, будто вся любовь в мире принадлежала кому угодно, но только не мне.

Не включая свет, я подошла к окну. Во дворе снег засыпал тропинки и припаркованные машины. Еще никогда в жизни мне так сильно не хотелось полюбить взаимно. Золотко – это, конечно, хорошо, но слишком недосягаемая для меня мечта. Я вспомнила, как мимо нас с Макеевым прогремел поезд, мои растрепавшиеся волосы и внимательные карие глаза Тимура… Скоро Новый год. Говорят, что на него что ни пожелается…

Все так же не зажигая свет, я полезла в ящик стола и вытащила лист бумаги и ручку. В свете уличного фонаря, освещающего комнату, размашисто написала: «Хочу любви. Большой, взаимной и самой настоящей». Сложила этот лист вчетверо, убрала в первую попавшуюся книгу и спрятала в ящик стола. В Новый год обязательно сожгу бумажку в шампанском, и все сбудется. Любовь придет.





* * *


Декабрьские дни текли своим чередом. Загруженные школьные будни, домашние задания, дополнительные занятия… У нас с девчонками не было времени даже для традиционного похода в «Мак». Болтали мы теперь только в столовой на большой перемене и иногда с Яной в Сети. Под конец первого полугодия у меня накопилось несколько долгов, поэтому приходилось все разгребать. Ложилась спать поздно, вставала рано, и казалось, что не будет просвета. Никакого счастья и ни одного свободного денечка. Единственное, что утешало, – это предстоящий поход с Антоном Владимировичем. Он все эти дни не изменял себе: был просто душкой. Уроки географии оставались интересными, а сам Золотко просто очаровательным. Даже Макеев в конце полугодия стал посещать его занятия, что, как мне кажется, все-таки радовало Антона Владимировича. О том, что они с Тимуром братья, я никому из девчонок рассказывать не стала. Решила, что это не моя тайна, чужая. Если Тимур и Антон Владимирович сами предпочитают это скрывать, то и я не вправе трепаться.

С Макеевым мы больше не общались. Только стали в коридорах здороваться, что не осталось незамеченным для Янки.

– Когда это вы сдружились? – спросила у меня как-то Казанцева.

– Почему это мы сдружились? – смутилась я. – Просто здороваемся.

– Теперь и мне кажется, что он на тебя как-то не так смотрит, – загадочно проговорила Яна.

– А как? – быстро откликнулась я. Постаралась спросить как можно равнодушнее, но сердце счастливо заколотилось. А еще я вспомнила о той бумажке с желанием, которую оставила в книге…

– Не знаю, как-то по-другому, – ответила Яна. – Как не смотрел раньше.

Я на уроках то и дело оглядывалась на Тимура и пыталась разглядеть этот взгляд «не как раньше», но ничего такого не замечала. Макеев все время старательно делал вид, что меня не замечает. А ведь еще в гости звал. Но я почему-то снова не шла на сближение, ожидая первого шага от него, а Макеев будто на меня из-за этого обиделся. А может, ему просто стало все равно.

В пятницу на последнем уроке истории я получила сообщение от мамы.

«Ты не знаешь, где Алина? Телефон с утра не отвечает».

В этом вся мама. И Алина. Одна теряет мою старшую сестру при любой пятиминутной тишине от нее, а вторая так часто на связи с мамой, что малейшая потеря уже трагедия. Забавно: если разряжается мой телефон, меня так быстро не теряют… Подумаешь, с утра она не ответила!

«Может, у нее зачет или телефон разрядился?» – предположила я. Очень не хотела раздражаться на маму, но, когда дело касалось Алины, она становилась слишком эмоциональной. Будто сестре было два года, а не двадцать один.


«И все-таки мне неспокойно! Она мне срочно нужна, мы договаривались к швее вместе пойти. Материнское чутье! Она должна была вернуться полчаса назад. Я бы съездила к ней в институт, но у меня созвон с редактором…»

Я сразу поняла, на что намекает мама. От моей школы до института Алины недалеко – всего пара остановок на автобусе. Поэтому, как только прозвенел звонок, я набрала мамин номер:

– Хорошо-хорошо, у меня сейчас закончилась история, и я съезжу к Алине. Передам твое срочное сообщение.

Мама на том конце провода выдохнула с облегчением:

– Спасибо, Наталья! Ты ведь понимаешь, что это странно… Алина у нас такая сознательная девочка, что в любом случае постаралась бы предупредить. Знает ведь, что я ее жду.

Мне показалось, что «сознательная девочка» было камнем в мой огород. Потому как Алина действительно была слишком озабочена тем, что ее могут потерять дома. В то время как я часто забывала зарядить телефон, к чему все домашние давно привыкли. Может, поэтому и не били всякий раз тревогу, когда я пропадала на несколько часов из Сети.

– Съездишь со мной в институт к Алине? – спросила я у Яны. – Мама попросила.

– Поехали, – пожала плечами Казанцева. – Погода сегодня хорошая. Мороз и солнце!

С неба вяло летел снег. Хотя прогноз на эту неделю не радовал: синоптики обещали в городе оттепель и дождь. К странностям погоды мы уже привыкли, но все-таки не хотелось бы, чтобы тридцать первого декабря не было снега. Какой же это тогда Новый год? Больше всего на свете мне не хотелось, чтобы декабрь был бесснежным.

Заняв место у окна в автобусе и щурясь от солнца, мы с Яной, болтая, быстро доехали до пединститута, в котором училась моя сестра. Студгородок был полон студентов. Я была здесь всего несколько раз. В день поступления Алины и когда заезжала к сестре за забытыми дома ключами.

Двор был залит солнцем, оттого казалось, что наступила весна. С крыш свисали прозрачные сосульки, вокруг весело щебетали птицы. Здесь было так оживленно и солнечно, что даже не думалось о плохом.

– Мама странная, конечно, со своим предчувствием, – проворчала я, когда мы с Яной под любопытные взгляды девчонок из курилки шли по студенческому дворику к главному корпусу.

Весь путь нас сопровождала звонкая капель.

– Погода как в марте, – вздохнула я. – Представляешь, если к Новому году все, что в эти дни выпало, растает?

– Вообще-то я во всякое такое верю, – сказала задумчиво Яна.

– Во что? – улыбнулась я. – В глобальное потепление?

– Да нет же… В материнское чутье. Один раз летом я улетела с велосипеда в кювет и не могла выбраться. Мне было всего семь, даже мобильника своего еще не было. Это было в дачном поселке. Упала и ногу сломала.

– Ужас!

– И вроде не так уж долго я там вся в слезах провалялась, только мама меня очень быстро нашла. Сказала, что ей неспокойно было, что я к обеду вовремя не пришла.

– А в какой кювет посреди занятий могла улететь Алина? – удивилась я. – И ей что, семь?

Я все не могла успокоиться, так меня возмущала мамина чрезмерная опека. А когда увидела недалеко от крыльца Катю и Свету, то тут же быстрым шагом направилась к ним. Казанцева за мной еле поспевала.

Девчонки стояли с какими-то отрешенными лицами. На Кате неизменное мини. А Света, наоборот, укутана, будто на улице все минус сорок.

– Привет! – поздоровалась я.

Света вымученно улыбнулась, а Катя сделала вид, будто и вовсе меня не узнала. Я вспомнила, как ее отбрил Макеев, и испытала злорадство. Пусть и по договору, но все-таки в тот вечер Тимур был только моим.

– Привет! – поздоровалась со мной Света. А потом обратилась к Кате: – Это же Алинкина сестра – Наташа.

– М-м-м, – равнодушно промычала Катя.

– А где Алина? – спросила я. – Ее мама потеряла. Они договаривались поехать к швее.

Девчонки переглянулись. И выражение их лиц мне не понравилось. Теперь и во мне поселилась какая-то неясная тревога. Яна стояла за моей спиной и молчала. Нервная пауза слишком уж затянулась.

– Алина еще с первой пары ушла, – ответила наконец Света.

– Ушла? – удивилась я. Алина не из тех, кто прогуливает пары. Или я о ней чего-то не знаю? – А почему? Заболела?

Из этих двоих информацию приходилось клещами вытягивать, что очень нервировало. Как и грохот капели вокруг.

– Да поссорилась она с Эдиком опять, – сказала Катя, копошась в сумочке. – Они же раз в месяц стабильно как кошка с собакой. Хотя она точно как собачка верная. Все в рот ему заглядывает. А я сразу ей говорила, чтоб бросала его.

Удивительно, но после этих слов Катя мне даже немножко понравилась. Хоть кто-то был против Эдика, кроме меня.

– Если она его и после такого простит… – продолжила Катя, отыскав наконец зеркальце и помаду. – Я ничему не удивлюсь. Никакой гордости. Как покорная овечка.

Света укоризненно посмотрела на подругу, а потом вдруг взяла меня под локоть и отвела в сторону.

– Послушай, Наташа, – начала она. Лицо ее по-прежнему было обеспокоенным. Было видно, что она действительно переживает за подругу. – На этот раз все серьезно. Мы давно подозревали Эдика в изменах, а Алинка все смеялась и глаза на это закрывала…

В изменах? Ничего себе! Когда этот гад успел? Ведь все у нас дома штаны просиживает да моим родителям в рот заглядывает. Женишок будущий.