Загадай любовь
Часть 16 из 38 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Твоя мама вернулась к отцу Антона Владимировича?
Тимур откинулся на спинку дивана и начал свой рассказ:
– Понимаешь, Наташа, в жизни бывают такие ситуации, про которые ты сказала бы: «Не может быть!» – такое могло произойти только в кино. В какой-нибудь дурацкой мелодраме, которую любят смотреть по телевизору некоторые женщины. Но в жизни иногда происходит все покруче, чем в фильмах. Моя мама от отца твоего обожаемого Антона Владимировича никогда и не уходила. По крайней мере, надолго. А я – нежеланный и совсем не долгожданный ребенок в этой семье. Я просто ошибка.
Было немного странно слышать такие слова от Макеева. Мне даже немного не по себе стало. Он всегда такой самоуверенный и, кажется, знает себе цену.
– Моя мама после одной крупной ссоры назло изменила мужу с его другом. Просто чтобы проучить. И какая неожиданность – через девять месяцев появился я. Ты можешь представить, какой сюрприз ждал всех после бурного примирения?
Я сидела пораженная этим рассказом. Не знаю, что чувствовал каждый из участников этой истории, но жаль мне в ней было только детей.
– Мама до последнего надеялась, что я – сын ее законного мужа. Но я слишком похож внешне на своего отца.
– А твой отец… – начала я.
– Конечно, он, отчим и мама отношения разорвали. Но от меня отец никогда не отказывался. Мы общаемся. Сейчас редко, правда. Он пару лет назад переехал в Канаду. А я теперь чувствую, что единственный человек, которому я хоть иногда был нужен, живет на другом континенте. Стремное чувство, если честно.
Я снова растерянно осмотрела комнату. Тимур не производил впечатления брошенного и нелюбимого ребенка. И квартира у них была светлая и уютная. В таких квартирах не может происходить ничего плохого.
– Никогда бы не подумала… – начала я.
– Мне ни в чем не отказывали, если тебя это интересует, – снова улыбнулся Тимур. – Я не живу в коробке из-под холодильника и не питаюсь объедками со стола. В этом плане мне не на что жаловаться. Просто есть что-то большее, чем материальные блага. Согласна?
Еще бы!.. И пусть в моей семье не было такой некрасивой и трагичной ситуации и моя мама живет в соседней комнате, иногда мне казалось, что она так далека от меня… Дальше чем в Канаде.
– Отчим меня принял, но время от времени все-таки цепляет. И мать тоже. Она теперь на всю жизнь осталась с чувством вины. Все лебезит перед отчимом… Я ведь перед их глазами, меня никуда не денешь. И очень на отца похож. А с Антоном мы никогда не были близки. Он меня ненавидит и все детство изводил. Это ведь не тот случай, когда ты просишь у родителей братика или сестренку… Для Антона я стал обузой.
– Знаешь, – немного подумав, начала я, – моя сестра немного младше Антона Владимировича. И вот она как раз все время донимала родителей, чтобы у нее появилась сестра. А когда я родилась, мы так и не сблизились. Нет, в детстве, в силу возраста, мы много времени проводили вместе. Но с годами стали отдаляться. Мы совсем разные, у нас нет точек соприкосновения. А еще она намного лучше меня.
– Кто это тебе такое сказал? – удивился Тимур.
Я растерянно пожала плечами:
– Просто знаю. Сестра учится намного лучше. Она добрая, честная, человечная. Родители всю жизнь ставят ее мне в пример, и я пытаюсь дотянуться, но у меня никак не получается. Я не могу так же хорошо учиться, поддерживать такой же порядок в комнате, так же беззаботно и вежливо со всеми общаться… Я всегда в отстающих. Конечно, я уже с этим смирилась, и мне кажется, что и родители махнули на меня рукой.
Тимур улыбнулся и осторожно потрепал меня по волосам.
– Злая, корыстная и бесчеловечная Наташа Зуева. Такой я тебя не знал.
– Ты меня вообще никакой не знаешь, – проворчала я. И это правда. Мы ведь ни разу толком не общались. Тем более – по душам. Пожалуй, этот непонятный день – единственное исключение.
– Это верно, – сказал Тимур. И мне показалось, что в его голосе было сожаление.
Общих семейных фотографий в этой квартире я не наблюдала. Поэтому вспомнила свой дом… Мама постоянно расставляла рамки с фотокарточками, на которых были изображены мы с Алиной. Редко, когда мы фотографировались вместе по собственной воле. Чаще нас ставили рядом и заставляли позировать на камеру. В цирке, на море, у бабушки… Отчего-то мне стало тяжело и горько. Будто одна бутафория вокруг.
– Знаешь, – снова начала я, – вот, например, у Казанцевой нет родных братьев и сестер. И все внимание отчима и мамы направлено только на нее одну. И родители ей уделяют все свое время. И хвалят только ее. Ругают тоже только ее, конечно, но все же… Когда я была помладше, я даже ей немного завидовала. А может, и сейчас завидую. Тогда мне не хотелось быть младшим ребенком в семье. Хотелось быть одной, чтобы Алины не было. Я страшный человек? – испугалась я своих слов. Потому что понимала: если вдруг Алина исчезнет из моей жизни, это будет совсем не то, что я имела в виду.
– Ужасный, – подтвердил серьезно Макеев. – Я ведь тебе уже это говорил.
Я улыбнулась и пихнула его плечом. Тимур негромко рассмеялся.
Но когда ему на телефон пришло сообщение, снова стал серьезным.
– Как раз Антон написал, – сказал он. – Не может дозвониться до мамы, попросил передать ей, если что, что сегодня придет поздно.
– Понятно, – почему-то снова смутилась я. – Тогда ты отдашь этот документ, хорошо? Скажешь, что от меня.
– Скажу, – пообещал Тимур, глядя мне в глаза. Оттого я еще больше растерялась. – А ты куда-то спешишь?
Спешить мне было некуда. И, честно признаться, уходить от Макеева не хотелось. Дома меня, вполне вероятно, ждала уже знакомая картина – вечная троица: мама, Алина и Эдик. Слушать ахи и вздохи по поводу предстоящей свадьбы? Нет уж, спасибо.
– Вообще-то никуда не спешу, – ответила я.
– Тогда оставайся, – предложил Тимур. Так просто и буднично, будто мы давно были лучшими друзьями и вечно торчали друг у друга в гостях. – В приставку порубимся.
И я согласилась. Макеев показал мне, как играть в FIFA. Во время игры мы спорили, и иногда я злорадно хохотала, а потом подталкивала локтем Макеева, всякий раз, когда забивала гол, а он смущенно улыбался в ответ. Поначалу я решила, что новичкам везет. И мне не сразу пришло в голову, что Макеев нарочно мне поддается. Когда до меня наконец дошло, то поначалу я хотела страшно возмутиться. Ведь я не люблю, когда мне поддаются… Это – нечестная победа. Так случалось часто у нас в семье, когда Алина или папа нарочно проигрывали мне в настольных играх только потому, что я младшая. Но сейчас мне даже стало немного приятно. Тимур хотел, чтобы я радовалась, а не огорчалась. Это показалось мне безумно милым, и свои возмущения я отставила.
Потом мы еще раз попили чай у него в комнате, глядя какое-то глупое видео на YouTube, но мне казалось, что ни я, ни Тимур особо не вникаем в суть происходящего. За окном уже давно стемнело. В комнате Тимура горел один ночник. Мы пили чай и время от времени переглядывались. Глаза у Тимура в полутьме блестели. И мне снова страшно захотелось его поцеловать. Казалось, что я схожу с ума…
– Ладно, меня мама, наверное, уже потеряла, – спохватилась я, допив чай. Хотя я частенько захаживала после школы к Казанцевой и мы вместе делали уроки. Но близость Тимура и его прожигающий взгляд действовали на меня совсем не нормально.
– Скажешь, что была у меня, – сказал Макеев, пожав плечами. – Мы же вроде как встречаемся.
Точно! У меня эта байка даже из головы вылетела.
– Да уж, – почему-то рассмеялась я. – Если на даче тебя миновала участь серьезно поговорить с моим отцом, как мужчина с мужчиной, то скоро тебя это ждет. И тебе придется выслушать лекцию о половом воспитании и как важно начать взрослую жизнь после восемнадцати.
– Выслушаю, – все так же покорно согласился Макеев, а я вдруг снова подумала, какой же он хорошенький… И как я раньше этого не замечала? «В этой семье рождаются одни красавчики», – решила я. Жаль, что между собой они не ладят.
А еще я вспомнила о разговоре с близнецами. Тогда в столовой Милана сказала, что главный недостаток Макеева – его непопулярность. Меня это, конечно, не сильно заботило, но все-таки я спросила:
– Почему ты ни с кем не общаешься в школе?
– Мне ни с кем не интересно, – ответил Тимур.
Я хотела снова возмутиться, но потом передумала. Разве это так важно? А если действительно неинтересно? Не заставлять же человека дружить с тем, с кем ему не хочется. Зато теперь Тимур общается со мной. Правда, втайне от остальных.
Видно, этот разговор был Макееву неприятен, потому как он тут же перевел тему:
– Я тебя провожу.
– Ой, не стоит, – запротестовала я, вспомнив, как мы уже как-то тащились по морозу через весь город от набережной. – Я на метро.
– Тогда до метро провожу, – сказал Тимур, стягивая со спинки стула толстовку. – Мне как раз тоже нужно туда. Кое с кем встретиться.
Мне вдруг стало обидно. Что-то странное, непонятное, похожее на ревность закралось внутрь. С кем это ему нужно встретиться? И тут я осознала, что только школьным общением наша жизнь не ограничивается. Это мне повезло встретить подруг в школе. У Тимура же явно могут быть и другие приятели. Мне было безумно любопытно узнать, с кем же должен встретиться Макеев, но спрашивать я, разумеется, не стала. Молча поплелась в коридор обуваться. Не хватало, чтобы вернулись родители Тимура или, что еще хуже, Антон Владимирович. Почему-то сейчас мне совсем не хотелось с ним встречаться. Возможно, впервые за эти полгода, что я в него тайно влюблена.
На улице стало еще холоднее. Вдоль проспекта зажглись желтые фонари. И хотя Золотко и Макеев жили практически в самом центре, вокруг казалось непривычно тихо и малолюдно. Над тротуаром летели редкие снежинки. Во многих окнах весело перемигивались новогодние гирлянды.
Я поежилась от холода и тут же полезла в карман за перчатками. Перчатками Тимура. И мне не хотелось их менять ни на какие другие. Несмотря на то, что они были мне страшно велики. Тимур, конечно, заметил, что я до сих пор хожу в его перчатках. Он это никак не прокомментировал, но все-таки улыбнулся.
До метро мы дошли практически молча. Только обменялись несколькими фразами про предстоящую олимпиаду по физике. Мне хотелось, чтобы Макеев спросил про поход. И, возможно, даже в него записался. Но теперь, зная его историю, я сомневалась, что Тимур горит желанием отправиться с нами за город. И оттого было немного грустно.
В метро уже прошел час пик, поэтому народу было не так много. Спускаясь по эскалатору, я макушкой чувствовала присутствие Макеева, и сердце снова гулко забилось. Тимуру нужно было перейти на другую ветку, но прежде он решил посадить меня на поезд.
На перроне мы встали друг напротив друга.
– Несмотря ни на что, хороший был сегодня день, – сказала я, стягивая с головы шапку. Из-за шумящего поезда пришлось повысить голос.
– Что? – переспросил Тимур, склонившись.
Порыв ветра разметал мои волосы.
– Спасибо за вечер, – смутилась я.
– Заходи как-нибудь еще в гости, – проговорил на ухо Макеев.
Он был так близко, что у меня от волнения во рту пересохло.
– К Антону или ко мне… Без разницы.
– Не буду я приходить к Антону, – проворчала я, не в силах оторвать взгляд от карих глаз.
Поезд подъехал, двери распахнулись. Когда Тимур снова склонился ко мне, снова перехватило дыхание. Я решила, что он меня поцелует на прощание. Но Тимур снова шепнул на ухо, едва коснувшись губами моей мочки:
– Пока, Наташа!
– Пока, Тим, – эхом отозвалась я.
Зайдя в полупустой вагон, встала у дверей. Вот они захлопнулись, и перед глазами замаячила табличка «Не прислоняться». Тимур взмахнул мне на прощание и вскоре влился в поток других пассажиров.
Глава десятая
Дома приятный запах свежей выпечки защекотал мне ноздри. После морозной улицы некоторое время не хотелось стягивать куртку. Я замерла на месте в коридоре и прислушалась. Из кухни доносились веселые голоса. Мама что-то возбужденно рассказывала, а Алина и папа смеялись. Неожиданно для себя я улыбнулась. Как хорошо дома. Да, пусть у меня не самые душевные отношения с мамой и я никогда ей не расскажу о чем-то сокровенном, например, о влюбленности в учителя географии, но факт того, что моя мама безусловно меня любит, грел. Пусть она не всегда это показывает, но я-то знаю… И папа меня любит. Мой родной папа, который всегда рядом. И пусть он вечно занят на работе… Что ж, это взрослая жизнь. И Алина, наверное, тоже все-таки меня любит. По-своему. Хоть особо этого и не показывает. Сестра ласково называет меня Натусей и разрешает брать свою дорогую косметику… Нет, у нас все хорошо. У меня классная и благополучная семья. Без страшных тайн и предательств. И мы с Алиной точно родные и самые любимые. Потому что у сестры густые темные волосы, как у мамы, а у меня папины глаза, нос и губы… Мы – одна семья. С веселыми поездками на нашу дачу, ежегодными путешествиями к морю и этими сладкими булочками на ужин. Я не могла представить, что в квартире у Тимура так же оживленно проходят вечерние посиделки. После его рассказа мой мозг рисовал самые печальные картины. И мне стало за Макеева очень обидно.
Из кухни выглянула мама:
– А я думала, показалось, что дверь хлопнула. Ты где была?
Я отмерла и принялась поспешно раздеваться.
– У Тимура, – вырвалось у меня помимо воли. Хотя было желание соврать и сказать маме, что в гостях у Яны.
Тимур откинулся на спинку дивана и начал свой рассказ:
– Понимаешь, Наташа, в жизни бывают такие ситуации, про которые ты сказала бы: «Не может быть!» – такое могло произойти только в кино. В какой-нибудь дурацкой мелодраме, которую любят смотреть по телевизору некоторые женщины. Но в жизни иногда происходит все покруче, чем в фильмах. Моя мама от отца твоего обожаемого Антона Владимировича никогда и не уходила. По крайней мере, надолго. А я – нежеланный и совсем не долгожданный ребенок в этой семье. Я просто ошибка.
Было немного странно слышать такие слова от Макеева. Мне даже немного не по себе стало. Он всегда такой самоуверенный и, кажется, знает себе цену.
– Моя мама после одной крупной ссоры назло изменила мужу с его другом. Просто чтобы проучить. И какая неожиданность – через девять месяцев появился я. Ты можешь представить, какой сюрприз ждал всех после бурного примирения?
Я сидела пораженная этим рассказом. Не знаю, что чувствовал каждый из участников этой истории, но жаль мне в ней было только детей.
– Мама до последнего надеялась, что я – сын ее законного мужа. Но я слишком похож внешне на своего отца.
– А твой отец… – начала я.
– Конечно, он, отчим и мама отношения разорвали. Но от меня отец никогда не отказывался. Мы общаемся. Сейчас редко, правда. Он пару лет назад переехал в Канаду. А я теперь чувствую, что единственный человек, которому я хоть иногда был нужен, живет на другом континенте. Стремное чувство, если честно.
Я снова растерянно осмотрела комнату. Тимур не производил впечатления брошенного и нелюбимого ребенка. И квартира у них была светлая и уютная. В таких квартирах не может происходить ничего плохого.
– Никогда бы не подумала… – начала я.
– Мне ни в чем не отказывали, если тебя это интересует, – снова улыбнулся Тимур. – Я не живу в коробке из-под холодильника и не питаюсь объедками со стола. В этом плане мне не на что жаловаться. Просто есть что-то большее, чем материальные блага. Согласна?
Еще бы!.. И пусть в моей семье не было такой некрасивой и трагичной ситуации и моя мама живет в соседней комнате, иногда мне казалось, что она так далека от меня… Дальше чем в Канаде.
– Отчим меня принял, но время от времени все-таки цепляет. И мать тоже. Она теперь на всю жизнь осталась с чувством вины. Все лебезит перед отчимом… Я ведь перед их глазами, меня никуда не денешь. И очень на отца похож. А с Антоном мы никогда не были близки. Он меня ненавидит и все детство изводил. Это ведь не тот случай, когда ты просишь у родителей братика или сестренку… Для Антона я стал обузой.
– Знаешь, – немного подумав, начала я, – моя сестра немного младше Антона Владимировича. И вот она как раз все время донимала родителей, чтобы у нее появилась сестра. А когда я родилась, мы так и не сблизились. Нет, в детстве, в силу возраста, мы много времени проводили вместе. Но с годами стали отдаляться. Мы совсем разные, у нас нет точек соприкосновения. А еще она намного лучше меня.
– Кто это тебе такое сказал? – удивился Тимур.
Я растерянно пожала плечами:
– Просто знаю. Сестра учится намного лучше. Она добрая, честная, человечная. Родители всю жизнь ставят ее мне в пример, и я пытаюсь дотянуться, но у меня никак не получается. Я не могу так же хорошо учиться, поддерживать такой же порядок в комнате, так же беззаботно и вежливо со всеми общаться… Я всегда в отстающих. Конечно, я уже с этим смирилась, и мне кажется, что и родители махнули на меня рукой.
Тимур улыбнулся и осторожно потрепал меня по волосам.
– Злая, корыстная и бесчеловечная Наташа Зуева. Такой я тебя не знал.
– Ты меня вообще никакой не знаешь, – проворчала я. И это правда. Мы ведь ни разу толком не общались. Тем более – по душам. Пожалуй, этот непонятный день – единственное исключение.
– Это верно, – сказал Тимур. И мне показалось, что в его голосе было сожаление.
Общих семейных фотографий в этой квартире я не наблюдала. Поэтому вспомнила свой дом… Мама постоянно расставляла рамки с фотокарточками, на которых были изображены мы с Алиной. Редко, когда мы фотографировались вместе по собственной воле. Чаще нас ставили рядом и заставляли позировать на камеру. В цирке, на море, у бабушки… Отчего-то мне стало тяжело и горько. Будто одна бутафория вокруг.
– Знаешь, – снова начала я, – вот, например, у Казанцевой нет родных братьев и сестер. И все внимание отчима и мамы направлено только на нее одну. И родители ей уделяют все свое время. И хвалят только ее. Ругают тоже только ее, конечно, но все же… Когда я была помладше, я даже ей немного завидовала. А может, и сейчас завидую. Тогда мне не хотелось быть младшим ребенком в семье. Хотелось быть одной, чтобы Алины не было. Я страшный человек? – испугалась я своих слов. Потому что понимала: если вдруг Алина исчезнет из моей жизни, это будет совсем не то, что я имела в виду.
– Ужасный, – подтвердил серьезно Макеев. – Я ведь тебе уже это говорил.
Я улыбнулась и пихнула его плечом. Тимур негромко рассмеялся.
Но когда ему на телефон пришло сообщение, снова стал серьезным.
– Как раз Антон написал, – сказал он. – Не может дозвониться до мамы, попросил передать ей, если что, что сегодня придет поздно.
– Понятно, – почему-то снова смутилась я. – Тогда ты отдашь этот документ, хорошо? Скажешь, что от меня.
– Скажу, – пообещал Тимур, глядя мне в глаза. Оттого я еще больше растерялась. – А ты куда-то спешишь?
Спешить мне было некуда. И, честно признаться, уходить от Макеева не хотелось. Дома меня, вполне вероятно, ждала уже знакомая картина – вечная троица: мама, Алина и Эдик. Слушать ахи и вздохи по поводу предстоящей свадьбы? Нет уж, спасибо.
– Вообще-то никуда не спешу, – ответила я.
– Тогда оставайся, – предложил Тимур. Так просто и буднично, будто мы давно были лучшими друзьями и вечно торчали друг у друга в гостях. – В приставку порубимся.
И я согласилась. Макеев показал мне, как играть в FIFA. Во время игры мы спорили, и иногда я злорадно хохотала, а потом подталкивала локтем Макеева, всякий раз, когда забивала гол, а он смущенно улыбался в ответ. Поначалу я решила, что новичкам везет. И мне не сразу пришло в голову, что Макеев нарочно мне поддается. Когда до меня наконец дошло, то поначалу я хотела страшно возмутиться. Ведь я не люблю, когда мне поддаются… Это – нечестная победа. Так случалось часто у нас в семье, когда Алина или папа нарочно проигрывали мне в настольных играх только потому, что я младшая. Но сейчас мне даже стало немного приятно. Тимур хотел, чтобы я радовалась, а не огорчалась. Это показалось мне безумно милым, и свои возмущения я отставила.
Потом мы еще раз попили чай у него в комнате, глядя какое-то глупое видео на YouTube, но мне казалось, что ни я, ни Тимур особо не вникаем в суть происходящего. За окном уже давно стемнело. В комнате Тимура горел один ночник. Мы пили чай и время от времени переглядывались. Глаза у Тимура в полутьме блестели. И мне снова страшно захотелось его поцеловать. Казалось, что я схожу с ума…
– Ладно, меня мама, наверное, уже потеряла, – спохватилась я, допив чай. Хотя я частенько захаживала после школы к Казанцевой и мы вместе делали уроки. Но близость Тимура и его прожигающий взгляд действовали на меня совсем не нормально.
– Скажешь, что была у меня, – сказал Макеев, пожав плечами. – Мы же вроде как встречаемся.
Точно! У меня эта байка даже из головы вылетела.
– Да уж, – почему-то рассмеялась я. – Если на даче тебя миновала участь серьезно поговорить с моим отцом, как мужчина с мужчиной, то скоро тебя это ждет. И тебе придется выслушать лекцию о половом воспитании и как важно начать взрослую жизнь после восемнадцати.
– Выслушаю, – все так же покорно согласился Макеев, а я вдруг снова подумала, какой же он хорошенький… И как я раньше этого не замечала? «В этой семье рождаются одни красавчики», – решила я. Жаль, что между собой они не ладят.
А еще я вспомнила о разговоре с близнецами. Тогда в столовой Милана сказала, что главный недостаток Макеева – его непопулярность. Меня это, конечно, не сильно заботило, но все-таки я спросила:
– Почему ты ни с кем не общаешься в школе?
– Мне ни с кем не интересно, – ответил Тимур.
Я хотела снова возмутиться, но потом передумала. Разве это так важно? А если действительно неинтересно? Не заставлять же человека дружить с тем, с кем ему не хочется. Зато теперь Тимур общается со мной. Правда, втайне от остальных.
Видно, этот разговор был Макееву неприятен, потому как он тут же перевел тему:
– Я тебя провожу.
– Ой, не стоит, – запротестовала я, вспомнив, как мы уже как-то тащились по морозу через весь город от набережной. – Я на метро.
– Тогда до метро провожу, – сказал Тимур, стягивая со спинки стула толстовку. – Мне как раз тоже нужно туда. Кое с кем встретиться.
Мне вдруг стало обидно. Что-то странное, непонятное, похожее на ревность закралось внутрь. С кем это ему нужно встретиться? И тут я осознала, что только школьным общением наша жизнь не ограничивается. Это мне повезло встретить подруг в школе. У Тимура же явно могут быть и другие приятели. Мне было безумно любопытно узнать, с кем же должен встретиться Макеев, но спрашивать я, разумеется, не стала. Молча поплелась в коридор обуваться. Не хватало, чтобы вернулись родители Тимура или, что еще хуже, Антон Владимирович. Почему-то сейчас мне совсем не хотелось с ним встречаться. Возможно, впервые за эти полгода, что я в него тайно влюблена.
На улице стало еще холоднее. Вдоль проспекта зажглись желтые фонари. И хотя Золотко и Макеев жили практически в самом центре, вокруг казалось непривычно тихо и малолюдно. Над тротуаром летели редкие снежинки. Во многих окнах весело перемигивались новогодние гирлянды.
Я поежилась от холода и тут же полезла в карман за перчатками. Перчатками Тимура. И мне не хотелось их менять ни на какие другие. Несмотря на то, что они были мне страшно велики. Тимур, конечно, заметил, что я до сих пор хожу в его перчатках. Он это никак не прокомментировал, но все-таки улыбнулся.
До метро мы дошли практически молча. Только обменялись несколькими фразами про предстоящую олимпиаду по физике. Мне хотелось, чтобы Макеев спросил про поход. И, возможно, даже в него записался. Но теперь, зная его историю, я сомневалась, что Тимур горит желанием отправиться с нами за город. И оттого было немного грустно.
В метро уже прошел час пик, поэтому народу было не так много. Спускаясь по эскалатору, я макушкой чувствовала присутствие Макеева, и сердце снова гулко забилось. Тимуру нужно было перейти на другую ветку, но прежде он решил посадить меня на поезд.
На перроне мы встали друг напротив друга.
– Несмотря ни на что, хороший был сегодня день, – сказала я, стягивая с головы шапку. Из-за шумящего поезда пришлось повысить голос.
– Что? – переспросил Тимур, склонившись.
Порыв ветра разметал мои волосы.
– Спасибо за вечер, – смутилась я.
– Заходи как-нибудь еще в гости, – проговорил на ухо Макеев.
Он был так близко, что у меня от волнения во рту пересохло.
– К Антону или ко мне… Без разницы.
– Не буду я приходить к Антону, – проворчала я, не в силах оторвать взгляд от карих глаз.
Поезд подъехал, двери распахнулись. Когда Тимур снова склонился ко мне, снова перехватило дыхание. Я решила, что он меня поцелует на прощание. Но Тимур снова шепнул на ухо, едва коснувшись губами моей мочки:
– Пока, Наташа!
– Пока, Тим, – эхом отозвалась я.
Зайдя в полупустой вагон, встала у дверей. Вот они захлопнулись, и перед глазами замаячила табличка «Не прислоняться». Тимур взмахнул мне на прощание и вскоре влился в поток других пассажиров.
Глава десятая
Дома приятный запах свежей выпечки защекотал мне ноздри. После морозной улицы некоторое время не хотелось стягивать куртку. Я замерла на месте в коридоре и прислушалась. Из кухни доносились веселые голоса. Мама что-то возбужденно рассказывала, а Алина и папа смеялись. Неожиданно для себя я улыбнулась. Как хорошо дома. Да, пусть у меня не самые душевные отношения с мамой и я никогда ей не расскажу о чем-то сокровенном, например, о влюбленности в учителя географии, но факт того, что моя мама безусловно меня любит, грел. Пусть она не всегда это показывает, но я-то знаю… И папа меня любит. Мой родной папа, который всегда рядом. И пусть он вечно занят на работе… Что ж, это взрослая жизнь. И Алина, наверное, тоже все-таки меня любит. По-своему. Хоть особо этого и не показывает. Сестра ласково называет меня Натусей и разрешает брать свою дорогую косметику… Нет, у нас все хорошо. У меня классная и благополучная семья. Без страшных тайн и предательств. И мы с Алиной точно родные и самые любимые. Потому что у сестры густые темные волосы, как у мамы, а у меня папины глаза, нос и губы… Мы – одна семья. С веселыми поездками на нашу дачу, ежегодными путешествиями к морю и этими сладкими булочками на ужин. Я не могла представить, что в квартире у Тимура так же оживленно проходят вечерние посиделки. После его рассказа мой мозг рисовал самые печальные картины. И мне стало за Макеева очень обидно.
Из кухни выглянула мама:
– А я думала, показалось, что дверь хлопнула. Ты где была?
Я отмерла и принялась поспешно раздеваться.
– У Тимура, – вырвалось у меня помимо воли. Хотя было желание соврать и сказать маме, что в гостях у Яны.