Вурдалак
Часть 19 из 43 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Внезапно молнией сверкнула мысль: «А ведь таинственному убийце нужен транспорт, чтобы похищать жертв и избавляться от их тел, и крытая карета лучше всего для этого подходит! Доктор Топалов – убийца?!»
Несмотря на неприязненное отношение к этому человеку, это предположение показалось Владимиру абсолютно нелепым, абсурдным! Разве может врач, давший клятву Гиппократа, быть убийцей? Но тогда что за тайну скрывает доктор Топалов?
Владимир хотел вызвать из палаты Ташко, но санитар Прохор поджидал его в коридоре и сопроводил до выхода. Показать, что его и Ташко связывают какие-то особые отношения, Владимир посчитал недопустимым, ведь этот пациент не должен был вызывать подозрений.
Владимира мучили все эти вопросы, и он должен был хотя бы попытаться найти на них ответы, поэтому он решил отправиться в гости к адвокату Семыкину, знающему много чего обо всех известных людях Чернигова. А такой неординарный человек, как доктор Топалов, вряд ли не удостоился внимания адвоката.
На этот раз горничная Клава встретила Владимира любезной улыбкой и сразу проводила в гостиную, и лишь потом отправилась звать хозяина, работавшего в кабинете. Петр Семенович незамедлительно вышел к гостю. Он был в богато вышитом длинном халате, из-под которого виднелись брюки и тапочки с загнутыми носками на восточный манер. На голове у него красовалась красная турецкая феска с кисточкой.
– Я безмерно рад вашему приходу! – воскликнул адвокат. – Сейчас я веду порядком поднадоевшие мне скучные дела – рутина рутиной! А я человек творческий, мне бы что-нибудь интересное, чтобы был полет фантазии. Пусть дело будет весьма сложное, но не обыденное. Нам, адвокатам-крючкотворцам, иногда хочется чего-нибудь неординарного. Хотя бы этого! – Петр Семенович скользнул рукой по своему наряду. – Представил, что нахожусь в кофейне на берегу Золотого Рога, напротив того места, где смешиваются воды залива и Мраморного моря. Пью чудесный ароматный кофе! Вы бывали в Стамбуле?
– К сожалению, нет. – Владимир не стал уточнять, что дальше Киева и его окрестностей никуда не ездил и свое первое более дальнее путешествие совершил в Чернигов.
Адвокат усадил Владимира на диван, приговаривая:
– Обязательно побывайте! Чем вы желаете угоститься, пока я буду приводить себя в надлежащий вид? Может, кофе – крепкий, настоящий турецкий? Или красный чай, тоже турецкий? А может, вы предпочитаете зеленый или черный чай?
– Благодарю, красный чай – это для меня более заманчиво. Но зачем же вам переодеваться? Это же не званый вечер.
– Мой дорогой друг, у каждого свои причуды, и раз вы не против, то я не буду менять свой наряд. – Адвокат сел рядом с Владимиром на диван и крикнул: – Клава, принеси нам красного чаю в турецких стаканчиках!
Затем он продолжил:
– Везде хватает чудиков, наверное, каждый в душе немного чудак, вот только не каждый рискнет таковым себя проявить. Лет двадцать тому назад в Чернигове жил врач Степан Данилович Нос. В своей усадьбе он устроил «курень» по запорожскому образцу, носил синие шаровары и прочие атрибуты украинского одеяния, распевал под звуки бандуры и гитары украинские песни. На этой почве у него даже вышел нешуточный конфликт с полицмейстером, и, как истинный запорожец, исчерпав аргументы, он разбил об голову полицейского старинную гитару. Ну а я, когда дела держат меня в Чернигове на привязи, а скука одолевает, путешествую, не выходя из дома. Для этого требуется не так много – что-нибудь из колорита той местности, куда вы мысленно отправляетесь. Например, гаванские сигары – для путешествия на Кубу, пончо – если вы собрались к американским индейцам, любая местная мастерица вам его изготовит. Но если вы решили прогуляться по храмам Индии, вам потребуется значительно больше антуража.
– Очень любопытно! – вежливо произнес Владимир, его мысли были далеки от рассуждений романтичного адвоката.
– Судя по вашему сосредоточенному виду, вы явились ко мне, так как вас что-то беспокоит, – улыбнулся адвокат, наконец почувствовав состояние своего собеседника. – Неужели это как-то связано с упырем Дуниным-Борковским?
– Отнюдь. Меня интересует другой человек. Что вы можете сказать о докторе Топалове из городской больницы?
В гостиную вошла Клава, неся на подносе необычные изящные стаканчики, слегка суженные в пояске и наполненные красноватым чаем. По форме они напомнили Владимиру лабораторную посуду.
– Это же ваш коллега, а вы спрашиваете у меня? – удивился адвокат, но, заметив, что Владимир нахмурился, мягко продолжил: – С доктором Топаловым Максимом Максимовичем я знаком лично, обращался он ко мне с поручением. Согласен, он мало располагает к поддержанию дружеских отношений, внутри он словно натянутая струна.
– Я слышал, он работал в известной американской клинике, затем вынужден был приехать сюда, чтобы поддержать больную престарелую маму.
– Верно, они живут по соседству. Его мама уже года три, как не выходит и никого не принимает.
– У Топалова свой дом?
– Построил этот дом его отец, Максим Петрович, имевший в собственности несколько лесопилен. Он отправил юного Максима Максимовича на учебу за границу, где тот прижился и, по-видимому, не собирался возвращаться. Когда скоропостижно скончался от инсульта отец, больная мама вызвала сюда сына, и тот незамедлительно приехал. Это было лет пять назад.
– Кто в их доме живет кроме него и матери?
– Наверное, прислуга имеется, я у них не был. И не слышал, чтобы они кого-нибудь принимали после смерти его отца.
– Далеко этот дом находится?
– Любопытствуете? Даже не спрашиваю, почему он вас так интересует. – Петр Семенович взял листок бумаги и нарисовал, как к нему подъехать.
– Огромное спасибо.
– Пока мы с вами беседовали, чай наш слегка остыл, не желаете ли подогреть его коньячком? Есть чудесный, ароматный с Кавказа. – Заметив ироничную улыбку, промелькнувшую у Владимира на губах, он понял ее смысл. – Не из нашего «Кавказа», а с настоящего – мне привезли. Получше «шустовского» будет. А может, наливочки?
Отведав коньяка и допив чай, Владимир распрощался с гостеприимным хозяином. Сев в коляску, он показал извозчику нарисованный адвокатом план.
– Вначале заедем сюда, а потом отвезешь меня к гостинице «Царьград».
Извозчик флегматично кивнул, и коляска тронулась. Дом Топалова находился не на главной в этом месте улице, а на одной из небольших улочек. Владимир понял, почему адвокат нарисовал план, – было трудно объяснить местоположение дома. Выйди сейчас Владимир из коляски и останься тут один и без плана, обратной дороги он бы не нашел.
Дом Топалова был самым крайним, стоял на отшибе, дальний конец участка выходил к заболоченному берегу речки Стрижень. Это был длинный одноэтажный серый дом с мансардой, на очень высоком цоколе, видимо, из-за весенних разливов речки. Владимир велел кучеру остановиться, не подъезжать к дому, и вышел из коляски.
Усадьбу окружал высокий глухой забор, за которым виднелись запущенные фруктовые деревья. Не успел Владимир приблизиться к этому забору, как из-за него донеслось злобное рычание собаки, перешедшее в яростный лай. Было слышно, как крупное животное прыгает на забор, сотрясая его, гремя цепью. Владимиру оставалось только отступить подальше в темноту.
Несмотря на непрекращающийся собачий лай, дом оставался неосвещенным. Он выглядел каким-то необжитым. Однако Владимир не сомневался, что в окно кто-то смотрит, чтобы узнать причину ярости собаки. От усадьбы исходила враждебность, место было безлюдное, вроде и в городе, но поодаль от других усадеб. Владимир посмотрел в сторону заросшего камышом выше человеческого роста берега Стрижня и невольно подумал, что если тут бросить что-нибудь в воду, то это обязательно снесет вниз, к Красному мосту, туда, где были найдены тела трех жертв таинственного убийцы. В памяти всплыло обнаженное сизое тело Феликса, брата Кати, только оно было не на секционном столе, как во время вскрытия, а медленно двигалось по течению реки, то поднимаясь к поверхности, то опускаясь ближе к дну, шевеля руками и ногами, как живой человек. Владимир потряс головой, чтобы отогнать наваждение.
14
Ранним утром Владимир переехал на новое место жительства. Своим внезапным отъездом он привел в недоумение и заставил нервничать портье гостиницы: неужто не понравилось жильцу обслуживание или он нашел гостиницу получше? Владимир ловко ушел от расспросов портье, заставив того еще больше переживать и ломать голову, пытаясь найти причину. Но как бы портье удивился, если бы узнал, куда переехал Владимир, сменив комфортный номер на полутемную комнату и отсутствие всяких удобств. Владимир, конечно же, был не в восторге от своего переезда. «Даст Бог, все благополучно закончится, немедленно подыщу себе приличное, с удобствами жилье», – подумал он.
Днем Владимир нашел возможность переговорить с Ташко, не дав тому выйти из уборной. Хотя в отделении везде поддерживались чистота и порядок, место это было малопригодным для беседы по многим обстоятельствам. Но ничего другого Владимир не мог придумать, ведь вести больного в фельдшерскую или общаться с ним на виду у всех в коридоре было бы еще хуже. Поэтому Владимир с ходу атаковал Ташко вопросами, пытаясь прояснить события вчерашнего вечера.
– С кем вчера вечером приехал доктор Топалов?
Ташко, утром принявший лекарство на основе брома, был полусонный и заторможенный, он недоумевающе смотрел на Владимира, видимо, не совсем понимая, чего от него хочет приставучий лекарь.
– С кем приезжал доктор Топалов? – переспросил Ташко, пытаясь уловить суть вопроса. – С кем мог приехать доктор, как не сам с собой?
– Ташко! Вы хотите безвылазно и бессрочно находиться в отделении?! – угрожающе произнес Владимир. – Забыть о борще и котлетах вашей маменьки? Это я вам устрою! И много еще другого не менее приятного!
– Что вам нужно? – В глазах Ташко появилась тревога, его взгляд стал осмысленным.
– Вчера вечером я видел, как доктор Топалов приехал сюда, и он был не один. Кто с ним приехал?!
– А, вот вы о чем… – Ташко, похоже, немного успокоился. – Он привез женщину, как обычно.
– Какую женщину? Вы ее видели? – Владимир был поражен и почему-то сразу вспомнил незнакомку из парка.
– Ту, что и всегда… Или другую… Я ее не видел, в это время нам запрещают выходить в коридор, и мы только слышим кое-что. А многое можно услышать, даже если прикладывать ухо к двери?
– Топалов ее привез, а потом отвез?
– Обычно он ее здесь оставляет на некоторое время.
– Где?
– Не знаю, она никогда не выходит в коридор.
– Вы уверены, что она все еще находится здесь?
Послышались приближающиеся шаги, и Владимир, резко оборвав разговор, вышел из уборной. Навстречу, улыбаясь, шел Ловцов.
– А я вас обыскался, Владимир Иванович, – произнес фельдшер, пытливо вглядываясь в лицо Владимира. – Нигде нет! Я принес вами заказанные истории болезни пациентов доктора Топалова, в фельдшерской вас нет, а я эти документы без присмотра оставить не могу и времени ждать у меня нет.
– Прошу меня простить – легкое недомогание. Видимо, вчера за ужином что-то несвежее съел.
– Проблемы с желудком, Владимир Иванович? Может, помощь нужна?
Из уборной вышел Ташко, сейчас он сутулился больше обычного, низко наклонив голову. Взгляд Ловцова сразу переметнулся на больного, он сощурился, словно пытаясь понять: то, что лекарь и больной оказались здесь одновременно, – это случайность или нет?
– Благодарю, сам справлюсь, ведь и я кое-чему научен.
– Не хотел вас обидеть, Владимир Иванович. Предложил, не подумав, от чистого сердца!
По коридору удалялась жалкая фигура Ташко, в нем ощущалась обреченность, словно он шел на заклание.
– Что мы стоим? Идемте, и у меня, и у вас работы невпроворот, – стал торопить его Владимир.
Усевшись в фельдшерской за стол, Владимир не спешил приступать к изучению историй болезни. «Выходит, если Ташко не ошибается, доктор Топалов привез сюда женщину, и это происходит не в первый раз. Пациентка? Любовница? Второе вряд ли – здесь самое неподходящее место для встреч такого рода. Кто она ему и зачем ему ее здесь прятать, ведь он хозяин большого дома?» И тут же он сам себе ответил: «Ведь никто не догадается искать пропавшего человека среди психически больных! А прятать человека в своем доме Топалов, видимо, опасается».
Поработав часок, Владимир прошелся по больничному коридору, раздумывая, где держит пленницу доктор Топалов. Палаты, в которых содержатся пациенты, естественно, отпадают, остаются палаты, где изолируют больных, когда те пребывают в возбужденном состоянии или имеют заразные болезни. Таких палат четыре, все они рассчитаны на двух пациентов. Это узкие, продолговатые комнаты, и пациенты там в основном находятся в лежачем положении, при необходимости в смирительных рубашках или под действием успокоительных лекарств. Обычно, как только буйная фаза заканчивается, больного сразу переводят в общую палату.
Проходя мимо дверей изоляторов, Владимир специально замедлил шаг, чутко прислушиваясь, не донесется ли из-за какой-нибудь двери шум, свидетельствующий о том, что пленница именно там? Но ничего подозрительного Владимир не услышал и, разочарованный, вернулся в фельдшерскую и снова засел за истории болезни.
Перед обедом к нему зашел сыщик Лифшиц, помощник следователя Катасонова. У сыщика было невыразительное, незапоминающееся лицо, и только тонкие, мышиные усики, нисколько ему не шедшие, привлекали внимание. Докладывая о результатах своей работы, Владимир никак не мог решить, что ему делать с информацией о художнике и Лещинском, об их ночных отлучках, странном поведении доктора Топалова и его загадочной затворнице.
Проще было бы сейчас обо всем этом рассказать сыщику, сбросить с себя груз ответственности. Катасонов незамедлительно выяснит, кого прячет доктор Топалов в отделении, если только это не фантазии Ташко. Полицейские проверят алиби художника, Лещинского и того же доктора Топалова, и, возможно, следствие сдвинется с мертвой точки. Дальше закрутится полицейская машина, а следователь Катасонов не захочет делить лавры победителя, вычислившего хитроумного убийцу, с кем-либо. Он уже высказывался на этот счет. Но Владимир втянулся в это дело, захватившее его целиком, и самое главное, он был уверен, что вышел на след преступника, тогда как полиция все еще топталась на месте. Еще немного – и станет известно, кто этот загадочный убийца! И вычислить его сможет он сам, без помощи полиции. Если он самолично разоблачит убийцу, об этом непременно напишут в газетах, конечно же, и киевская пресса не оставит без внимания такую новость. Какой был бы для отца сюрприз, если бы он, открыв свежие «Губернские ведомости», прочел бы статью о том, как молодой врач сумел разоблачить убийцу! Он будет гордиться своим сыном! Так что Владимир решил пока утаивать эту информацию от полиции.
– Не густо, господин Шульженко! – с нажимом произнес Лифшиц, выслушав отчет Владимира. – Мне кажется, вы подошли к выполнению поручения формально, не творчески, без огонька. Надо изучать не все подряд истории болезни, а выборочно, наиболее подозрительных пациентов, а то вы тут засядете надолго.
«Что ж это за город такой? Адвокаты и полицейские сетуют на то, что их работа недостаточно творческая!» – подумал Владимир и раздраженно поинтересовался:
– А вы, выходит, специалист в этом вопросе? С радостью воспользуюсь вашим советом!
– Не кипятитесь, Владимир Иванович. Давайте вместе будем рассматривать эти документы, вы – как врач, а я – как полицейский.
– Извольте! С превеликим удовольствием! – Владимиру совсем не улыбалось проводить здесь время со шпиком, он понимал, что это его свяжет по рукам и ногам.
«Отказаться от поручения? Тогда я вернусь к своим обязанностям лекаря, которые не столько тяжелы, сколько неприятны и требуют моего присутствия здесь до вечера, а ведь многое еще предстоит узнать за пределами больницы». Взвесив все за и против, Владимир решил подыграть полицейскому, не портить с ним отношения.
Лифшиц устроился за столом рядом с ним. Владимир, сама любезность и предупредительность, подсовывал ему папки с документами, одновременно давая краткие пояснения. Как он и предполагал, через час такой работы оптимизм у полицейского угас, энергия иссякла, и, сославшись на неотложные дела, он собрался уходить. Но Владимир задержал его:
Несмотря на неприязненное отношение к этому человеку, это предположение показалось Владимиру абсолютно нелепым, абсурдным! Разве может врач, давший клятву Гиппократа, быть убийцей? Но тогда что за тайну скрывает доктор Топалов?
Владимир хотел вызвать из палаты Ташко, но санитар Прохор поджидал его в коридоре и сопроводил до выхода. Показать, что его и Ташко связывают какие-то особые отношения, Владимир посчитал недопустимым, ведь этот пациент не должен был вызывать подозрений.
Владимира мучили все эти вопросы, и он должен был хотя бы попытаться найти на них ответы, поэтому он решил отправиться в гости к адвокату Семыкину, знающему много чего обо всех известных людях Чернигова. А такой неординарный человек, как доктор Топалов, вряд ли не удостоился внимания адвоката.
На этот раз горничная Клава встретила Владимира любезной улыбкой и сразу проводила в гостиную, и лишь потом отправилась звать хозяина, работавшего в кабинете. Петр Семенович незамедлительно вышел к гостю. Он был в богато вышитом длинном халате, из-под которого виднелись брюки и тапочки с загнутыми носками на восточный манер. На голове у него красовалась красная турецкая феска с кисточкой.
– Я безмерно рад вашему приходу! – воскликнул адвокат. – Сейчас я веду порядком поднадоевшие мне скучные дела – рутина рутиной! А я человек творческий, мне бы что-нибудь интересное, чтобы был полет фантазии. Пусть дело будет весьма сложное, но не обыденное. Нам, адвокатам-крючкотворцам, иногда хочется чего-нибудь неординарного. Хотя бы этого! – Петр Семенович скользнул рукой по своему наряду. – Представил, что нахожусь в кофейне на берегу Золотого Рога, напротив того места, где смешиваются воды залива и Мраморного моря. Пью чудесный ароматный кофе! Вы бывали в Стамбуле?
– К сожалению, нет. – Владимир не стал уточнять, что дальше Киева и его окрестностей никуда не ездил и свое первое более дальнее путешествие совершил в Чернигов.
Адвокат усадил Владимира на диван, приговаривая:
– Обязательно побывайте! Чем вы желаете угоститься, пока я буду приводить себя в надлежащий вид? Может, кофе – крепкий, настоящий турецкий? Или красный чай, тоже турецкий? А может, вы предпочитаете зеленый или черный чай?
– Благодарю, красный чай – это для меня более заманчиво. Но зачем же вам переодеваться? Это же не званый вечер.
– Мой дорогой друг, у каждого свои причуды, и раз вы не против, то я не буду менять свой наряд. – Адвокат сел рядом с Владимиром на диван и крикнул: – Клава, принеси нам красного чаю в турецких стаканчиках!
Затем он продолжил:
– Везде хватает чудиков, наверное, каждый в душе немного чудак, вот только не каждый рискнет таковым себя проявить. Лет двадцать тому назад в Чернигове жил врач Степан Данилович Нос. В своей усадьбе он устроил «курень» по запорожскому образцу, носил синие шаровары и прочие атрибуты украинского одеяния, распевал под звуки бандуры и гитары украинские песни. На этой почве у него даже вышел нешуточный конфликт с полицмейстером, и, как истинный запорожец, исчерпав аргументы, он разбил об голову полицейского старинную гитару. Ну а я, когда дела держат меня в Чернигове на привязи, а скука одолевает, путешествую, не выходя из дома. Для этого требуется не так много – что-нибудь из колорита той местности, куда вы мысленно отправляетесь. Например, гаванские сигары – для путешествия на Кубу, пончо – если вы собрались к американским индейцам, любая местная мастерица вам его изготовит. Но если вы решили прогуляться по храмам Индии, вам потребуется значительно больше антуража.
– Очень любопытно! – вежливо произнес Владимир, его мысли были далеки от рассуждений романтичного адвоката.
– Судя по вашему сосредоточенному виду, вы явились ко мне, так как вас что-то беспокоит, – улыбнулся адвокат, наконец почувствовав состояние своего собеседника. – Неужели это как-то связано с упырем Дуниным-Борковским?
– Отнюдь. Меня интересует другой человек. Что вы можете сказать о докторе Топалове из городской больницы?
В гостиную вошла Клава, неся на подносе необычные изящные стаканчики, слегка суженные в пояске и наполненные красноватым чаем. По форме они напомнили Владимиру лабораторную посуду.
– Это же ваш коллега, а вы спрашиваете у меня? – удивился адвокат, но, заметив, что Владимир нахмурился, мягко продолжил: – С доктором Топаловым Максимом Максимовичем я знаком лично, обращался он ко мне с поручением. Согласен, он мало располагает к поддержанию дружеских отношений, внутри он словно натянутая струна.
– Я слышал, он работал в известной американской клинике, затем вынужден был приехать сюда, чтобы поддержать больную престарелую маму.
– Верно, они живут по соседству. Его мама уже года три, как не выходит и никого не принимает.
– У Топалова свой дом?
– Построил этот дом его отец, Максим Петрович, имевший в собственности несколько лесопилен. Он отправил юного Максима Максимовича на учебу за границу, где тот прижился и, по-видимому, не собирался возвращаться. Когда скоропостижно скончался от инсульта отец, больная мама вызвала сюда сына, и тот незамедлительно приехал. Это было лет пять назад.
– Кто в их доме живет кроме него и матери?
– Наверное, прислуга имеется, я у них не был. И не слышал, чтобы они кого-нибудь принимали после смерти его отца.
– Далеко этот дом находится?
– Любопытствуете? Даже не спрашиваю, почему он вас так интересует. – Петр Семенович взял листок бумаги и нарисовал, как к нему подъехать.
– Огромное спасибо.
– Пока мы с вами беседовали, чай наш слегка остыл, не желаете ли подогреть его коньячком? Есть чудесный, ароматный с Кавказа. – Заметив ироничную улыбку, промелькнувшую у Владимира на губах, он понял ее смысл. – Не из нашего «Кавказа», а с настоящего – мне привезли. Получше «шустовского» будет. А может, наливочки?
Отведав коньяка и допив чай, Владимир распрощался с гостеприимным хозяином. Сев в коляску, он показал извозчику нарисованный адвокатом план.
– Вначале заедем сюда, а потом отвезешь меня к гостинице «Царьград».
Извозчик флегматично кивнул, и коляска тронулась. Дом Топалова находился не на главной в этом месте улице, а на одной из небольших улочек. Владимир понял, почему адвокат нарисовал план, – было трудно объяснить местоположение дома. Выйди сейчас Владимир из коляски и останься тут один и без плана, обратной дороги он бы не нашел.
Дом Топалова был самым крайним, стоял на отшибе, дальний конец участка выходил к заболоченному берегу речки Стрижень. Это был длинный одноэтажный серый дом с мансардой, на очень высоком цоколе, видимо, из-за весенних разливов речки. Владимир велел кучеру остановиться, не подъезжать к дому, и вышел из коляски.
Усадьбу окружал высокий глухой забор, за которым виднелись запущенные фруктовые деревья. Не успел Владимир приблизиться к этому забору, как из-за него донеслось злобное рычание собаки, перешедшее в яростный лай. Было слышно, как крупное животное прыгает на забор, сотрясая его, гремя цепью. Владимиру оставалось только отступить подальше в темноту.
Несмотря на непрекращающийся собачий лай, дом оставался неосвещенным. Он выглядел каким-то необжитым. Однако Владимир не сомневался, что в окно кто-то смотрит, чтобы узнать причину ярости собаки. От усадьбы исходила враждебность, место было безлюдное, вроде и в городе, но поодаль от других усадеб. Владимир посмотрел в сторону заросшего камышом выше человеческого роста берега Стрижня и невольно подумал, что если тут бросить что-нибудь в воду, то это обязательно снесет вниз, к Красному мосту, туда, где были найдены тела трех жертв таинственного убийцы. В памяти всплыло обнаженное сизое тело Феликса, брата Кати, только оно было не на секционном столе, как во время вскрытия, а медленно двигалось по течению реки, то поднимаясь к поверхности, то опускаясь ближе к дну, шевеля руками и ногами, как живой человек. Владимир потряс головой, чтобы отогнать наваждение.
14
Ранним утром Владимир переехал на новое место жительства. Своим внезапным отъездом он привел в недоумение и заставил нервничать портье гостиницы: неужто не понравилось жильцу обслуживание или он нашел гостиницу получше? Владимир ловко ушел от расспросов портье, заставив того еще больше переживать и ломать голову, пытаясь найти причину. Но как бы портье удивился, если бы узнал, куда переехал Владимир, сменив комфортный номер на полутемную комнату и отсутствие всяких удобств. Владимир, конечно же, был не в восторге от своего переезда. «Даст Бог, все благополучно закончится, немедленно подыщу себе приличное, с удобствами жилье», – подумал он.
Днем Владимир нашел возможность переговорить с Ташко, не дав тому выйти из уборной. Хотя в отделении везде поддерживались чистота и порядок, место это было малопригодным для беседы по многим обстоятельствам. Но ничего другого Владимир не мог придумать, ведь вести больного в фельдшерскую или общаться с ним на виду у всех в коридоре было бы еще хуже. Поэтому Владимир с ходу атаковал Ташко вопросами, пытаясь прояснить события вчерашнего вечера.
– С кем вчера вечером приехал доктор Топалов?
Ташко, утром принявший лекарство на основе брома, был полусонный и заторможенный, он недоумевающе смотрел на Владимира, видимо, не совсем понимая, чего от него хочет приставучий лекарь.
– С кем приезжал доктор Топалов? – переспросил Ташко, пытаясь уловить суть вопроса. – С кем мог приехать доктор, как не сам с собой?
– Ташко! Вы хотите безвылазно и бессрочно находиться в отделении?! – угрожающе произнес Владимир. – Забыть о борще и котлетах вашей маменьки? Это я вам устрою! И много еще другого не менее приятного!
– Что вам нужно? – В глазах Ташко появилась тревога, его взгляд стал осмысленным.
– Вчера вечером я видел, как доктор Топалов приехал сюда, и он был не один. Кто с ним приехал?!
– А, вот вы о чем… – Ташко, похоже, немного успокоился. – Он привез женщину, как обычно.
– Какую женщину? Вы ее видели? – Владимир был поражен и почему-то сразу вспомнил незнакомку из парка.
– Ту, что и всегда… Или другую… Я ее не видел, в это время нам запрещают выходить в коридор, и мы только слышим кое-что. А многое можно услышать, даже если прикладывать ухо к двери?
– Топалов ее привез, а потом отвез?
– Обычно он ее здесь оставляет на некоторое время.
– Где?
– Не знаю, она никогда не выходит в коридор.
– Вы уверены, что она все еще находится здесь?
Послышались приближающиеся шаги, и Владимир, резко оборвав разговор, вышел из уборной. Навстречу, улыбаясь, шел Ловцов.
– А я вас обыскался, Владимир Иванович, – произнес фельдшер, пытливо вглядываясь в лицо Владимира. – Нигде нет! Я принес вами заказанные истории болезни пациентов доктора Топалова, в фельдшерской вас нет, а я эти документы без присмотра оставить не могу и времени ждать у меня нет.
– Прошу меня простить – легкое недомогание. Видимо, вчера за ужином что-то несвежее съел.
– Проблемы с желудком, Владимир Иванович? Может, помощь нужна?
Из уборной вышел Ташко, сейчас он сутулился больше обычного, низко наклонив голову. Взгляд Ловцова сразу переметнулся на больного, он сощурился, словно пытаясь понять: то, что лекарь и больной оказались здесь одновременно, – это случайность или нет?
– Благодарю, сам справлюсь, ведь и я кое-чему научен.
– Не хотел вас обидеть, Владимир Иванович. Предложил, не подумав, от чистого сердца!
По коридору удалялась жалкая фигура Ташко, в нем ощущалась обреченность, словно он шел на заклание.
– Что мы стоим? Идемте, и у меня, и у вас работы невпроворот, – стал торопить его Владимир.
Усевшись в фельдшерской за стол, Владимир не спешил приступать к изучению историй болезни. «Выходит, если Ташко не ошибается, доктор Топалов привез сюда женщину, и это происходит не в первый раз. Пациентка? Любовница? Второе вряд ли – здесь самое неподходящее место для встреч такого рода. Кто она ему и зачем ему ее здесь прятать, ведь он хозяин большого дома?» И тут же он сам себе ответил: «Ведь никто не догадается искать пропавшего человека среди психически больных! А прятать человека в своем доме Топалов, видимо, опасается».
Поработав часок, Владимир прошелся по больничному коридору, раздумывая, где держит пленницу доктор Топалов. Палаты, в которых содержатся пациенты, естественно, отпадают, остаются палаты, где изолируют больных, когда те пребывают в возбужденном состоянии или имеют заразные болезни. Таких палат четыре, все они рассчитаны на двух пациентов. Это узкие, продолговатые комнаты, и пациенты там в основном находятся в лежачем положении, при необходимости в смирительных рубашках или под действием успокоительных лекарств. Обычно, как только буйная фаза заканчивается, больного сразу переводят в общую палату.
Проходя мимо дверей изоляторов, Владимир специально замедлил шаг, чутко прислушиваясь, не донесется ли из-за какой-нибудь двери шум, свидетельствующий о том, что пленница именно там? Но ничего подозрительного Владимир не услышал и, разочарованный, вернулся в фельдшерскую и снова засел за истории болезни.
Перед обедом к нему зашел сыщик Лифшиц, помощник следователя Катасонова. У сыщика было невыразительное, незапоминающееся лицо, и только тонкие, мышиные усики, нисколько ему не шедшие, привлекали внимание. Докладывая о результатах своей работы, Владимир никак не мог решить, что ему делать с информацией о художнике и Лещинском, об их ночных отлучках, странном поведении доктора Топалова и его загадочной затворнице.
Проще было бы сейчас обо всем этом рассказать сыщику, сбросить с себя груз ответственности. Катасонов незамедлительно выяснит, кого прячет доктор Топалов в отделении, если только это не фантазии Ташко. Полицейские проверят алиби художника, Лещинского и того же доктора Топалова, и, возможно, следствие сдвинется с мертвой точки. Дальше закрутится полицейская машина, а следователь Катасонов не захочет делить лавры победителя, вычислившего хитроумного убийцу, с кем-либо. Он уже высказывался на этот счет. Но Владимир втянулся в это дело, захватившее его целиком, и самое главное, он был уверен, что вышел на след преступника, тогда как полиция все еще топталась на месте. Еще немного – и станет известно, кто этот загадочный убийца! И вычислить его сможет он сам, без помощи полиции. Если он самолично разоблачит убийцу, об этом непременно напишут в газетах, конечно же, и киевская пресса не оставит без внимания такую новость. Какой был бы для отца сюрприз, если бы он, открыв свежие «Губернские ведомости», прочел бы статью о том, как молодой врач сумел разоблачить убийцу! Он будет гордиться своим сыном! Так что Владимир решил пока утаивать эту информацию от полиции.
– Не густо, господин Шульженко! – с нажимом произнес Лифшиц, выслушав отчет Владимира. – Мне кажется, вы подошли к выполнению поручения формально, не творчески, без огонька. Надо изучать не все подряд истории болезни, а выборочно, наиболее подозрительных пациентов, а то вы тут засядете надолго.
«Что ж это за город такой? Адвокаты и полицейские сетуют на то, что их работа недостаточно творческая!» – подумал Владимир и раздраженно поинтересовался:
– А вы, выходит, специалист в этом вопросе? С радостью воспользуюсь вашим советом!
– Не кипятитесь, Владимир Иванович. Давайте вместе будем рассматривать эти документы, вы – как врач, а я – как полицейский.
– Извольте! С превеликим удовольствием! – Владимиру совсем не улыбалось проводить здесь время со шпиком, он понимал, что это его свяжет по рукам и ногам.
«Отказаться от поручения? Тогда я вернусь к своим обязанностям лекаря, которые не столько тяжелы, сколько неприятны и требуют моего присутствия здесь до вечера, а ведь многое еще предстоит узнать за пределами больницы». Взвесив все за и против, Владимир решил подыграть полицейскому, не портить с ним отношения.
Лифшиц устроился за столом рядом с ним. Владимир, сама любезность и предупредительность, подсовывал ему папки с документами, одновременно давая краткие пояснения. Как он и предполагал, через час такой работы оптимизм у полицейского угас, энергия иссякла, и, сославшись на неотложные дела, он собрался уходить. Но Владимир задержал его: