Вурдалак
Часть 18 из 43 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ваш брат был знаком с художником Иваном Половицей?
Катя крайне удивилась вопросу.
– Художник Половица известен всему городу благодаря своим странным выходкам. Но не думаю, что Феликс был с ним близко знаком – они совершенно разные люди.
– Интересно, чем же «прославился» художник?
– Он рисовал обнаженных блудниц в объятиях мужчин… с ликами всем известных святых! Церковь была возмущена! Объявил себя падшим ангелом, повелителем духов потустороннего мира, обрядился в монашескую рясу, поверх нее надевал черный плащ с остроконечным капюшоном – и в таком виде ходил по городу.
Владимир вспомнил, что так был одет кучер, сидевший на облучке кареты незнакомки. «Художник убегает из лечебницы для того, чтобы стать кучером, пусть и прелестной барышни? А почему бы и нет, если он влюблен? Влюбленные готовы совершать сумасбродства».
– Где и на что художник жил? Ведь не продажей своих картин!
– У него свой дом, доставшийся ему после смерти родителей. Он расположен за Стрижнем, где именно – не знаю. Он рисовал вывески для трактиров, магазинов, писал на заказ картины, делал копии полотен знаменитых художников. О нем говорили, что очень талантлив, вот только бес в нем сидит.
У Владимира четко заработала мысль: «У художника есть свой дом, где он живет один. Он вполне может привозить туда свои жертвы и без помех расправляться с ними. И освобождаться от тел ему просто – переезжая ночью Красный мост. В темноте мертвеца не отличишь от живого, одно движение – и тело летит с кареты через перила моста в реку! – Тут Владимира обдало жаром. – Но в таком случае пассажирка в карете не могла не знать обо всем этом!»
– Кареты у него нет?
– Вы что?! – Катя опешила. – Он и на извозчика не мог потратиться, в основном ходил пешком в своем странном одеянии.
– Жаль, что неизвестен адрес его места жительства.
– Если нужно, я узнаю.
– Буду весьма признателен. – Владимир посмотрел на часы и вздохнул. – Пора на работу! – Он видел по глазам девушки, что она хочет продолжить разговор, но больше задерживаться не мог.
В отделении его поджидал следователь Катасонов со своим помощником – молодым человеком с тонкими усиками, в темном пиджаке и котелке.
– Лифшиц, Яков Давыдович, – представил Катасонов помощника и недовольным тоном добавил: – Как я погляжу, вы не особенно горите, выполняя мое поручение! Мы вас полчаса дожидаемся!
– Прошу меня простить, я ездил обедать. Работа продвигается, но не так быстро, как нам хотелось бы.
Владимир завел их в фельдшерскую, усадил за стол и показал, как он изучает документы в каждой папке, сверяется с журналом, в книгах выискивает симптомы заболеваний, узнает, характерно ли для того или иного заболевания агрессивное поведение. В заключение Владимир высказал свое мнение об убийце:
– Если убийца и в самом деле психически больной человек и был на излечении в нашем отделении, то о нем можно сказать следующее. Он не психопат, не истерик, а больной, живущий своими фантазиями. Для него они само собой разумеющееся и не требуют доказательств своей реальности, как растущее дерево во дворе, дом, в котором он живет. Своими фантазиями он ни с кем не делится, полагает, что обладает чрезвычайной тайной. В поведении его окружающие замечают странности, но не видят в них ничего угрожающего, считают его чудаком. Свои преступления он готовит заранее, скорее всего, придумал какой-то ритуал или прочитал о чем-нибудь подобном. И во время этого ритуала он расправляется с жертвой. Для него главное не само убийство, а соблюдение некого ритуального действа. По натуре этот человек замкнут, неразговорчив.
Катасонов пару раз хлопнул в ладоши и иронично произнес:
– Достойным окончанием вашего спича, Владимир Иванович, было бы назвать имя убийцы, но раз оно вам неизвестно, это все домыслы! Верны или неверны ваши умозаключения, мы узнаем, лишь когда разоблачим преступника.
– Я предполагал, что мои рассуждения вас заинтересуют и помогут хотя бы составить представление о том, кого мы ловим, – разочарованно произнес Владимир.
– Преступников разыскиваем мы, а вы нам только помогаете! – напыщенно произнес Катасонов, потом, очевидно решив, что был излишне резким, добавил: – Мы делаем общее дело, но каждый на своем месте. Я вас очень прошу, Владимир Иванович, как можно быстрее закончить просматривать папки и выявить подозреваемых для проверки. Для этого у вас все есть!
– К сожалению, имеются сложности, требуется ваша помощь, – возразил Владимир и рассказал об особом положении доктора Топалова и его пациентов.
Лицо Катасонова от злости стало свекольного цвета, и он сразу направился в кабинет заведующего отделением. Владимир посчитал, что его вскоре позовут, но Бобров и Катасонов обошлись без него и, судя по всему, не поскандалили. Торжествующий, сияющий Катасонов вышел из кабинета, а заведующий отделением велел позвать доктора Топалова:
– Вам предоставят любые документы и без всяких ограничений! – сказал следователь Владимиру.
– Как вам это удалось? – поразился тот, не ожидая, что так легко решится вопрос.
– Позвонили председателю попечительского совета, господину Верещагину, умнейшему человеку. Он сразу дал разрешение, а указания Олега Вениаминовича не обсуждаются. Так что, Владимир Иванович, за работу! Ожидаем от вас более конкретных результатов.
Попрощавшись со следователем и его помощником, Владимир пошел искать Ловцова и в коридоре столкнулся с доктором Топаловым. У него, как обычно, был невозмутимый вид и горделивая осанка, но в этот раз он не прошел мимо Владимира, как мимо пустого места, а скользнул по нему мерзким взглядом, от которого молодого человека передернуло. В этом взгляде не было эмоций, а только холодная расчетливость – так смотрит кобра, оценивая ситуацию перед тем, как напасть на жертву.
Ловцов, когда Владимир попросил принести ему истории болезни пациентов доктора Топалова, в частности Ивана Половицы и Григория Скибинского, удивленно на него посмотрел:
– Вас ведь интересуют больные, которые уже покинули наше отделение!
– Мне поручено ознакомиться с историями болезни всех больных отделения, без исключения. И мне сказали, что препятствий не будет. А что, вас об этом не предупредили?
– Дело в том, что истории больных, которых сейчас лечит доктор Топалов, находятся в его кабинете, и они ему постоянно нужны.
– Все же сходите к нему и попросите необходимые мне истории болезни! – потребовал Владимир.
Ловцов посмотрел на него с удивлением, в его взгляде читалось: «Новичок слишком много на себя берет! Еще недавно заглядывал мне в рот, а сейчас командует». Прищурившись, зло блеснув глазами, он отправился к доктору Топалову. И произошло невероятное – он вернулся через пятнадцать минут с нужными Владимиру историями болезни.
– Доктору Топалову сегодня требуется раньше уйти, поэтому можете с ними поработать. Завтра, если вам еще что-нибудь понадобится, доктор Топалов вам это предоставит, но только в том случае, если это не нарушит процесс лечения больных, – все же здесь больница, а не полицейское сыскное отделение.
13
С того времени, как Владимир приехал в Чернигов, он впервые испытал удовлетворение от своей работы. Одно дело ходить тенью за доктором Нестеренко, обучаясь азам психиатрии, специальности, с которой он не думал связывать свое будущее, другое – получить свободу действий и рассчитывать на свои ум и умения, занимаясь чем-то сродни творчеству. Правда, это занятие тоже было временным, но теперь он ощущал свою значимость, видел практическую пользу от своих действий – а он был уверен, что напал на след преступника!
Художник Половица идеально подходил на роль убийцы. В его истории болезни значился диагноз «маниакально-депрессивный психоз», а когда Владимир подробно познакомился с описаниями этого заболевания, то был поражен многоликостью его проявлений. В частности, у больного могут возникать бредовые идеи, которые обусловливают в дальнейшем проявление агрессии. Жил художник в одиночестве в собственном доме за Стрижнем, в любой день вечером мог покинуть больницу, и если это он был кучером черной кареты, то и транспорт у него для похищения жертв и избавления от их тел имелся.
Владимир задумался: «Художник из-за своего заболевания вполне соответствует нарисованному мною портрету преступника. Теперь осталось только найти доказательства того, что это он совершил преступления, и этим пусть займется полиция». Однако Владимира что-то остановило, и он не отправился к следователю сразу же сообщить о сделанных им выводах.
Внешности художник был обычной, непримечательной, хилого сложения, говорил тихо, умно, ничто в нем не настораживало. Сообщи Владимир следователю все, что узнал о нем, тот, наверное, посчитал бы, что убийца найден, и стал бы допрашивать его с пристрастием, как часто случается в полиции. Владимир не ломал себе голову над тем, виновен или невиновен художник, и обязательно рассказал бы о нем следователю, если бы не незнакомка из парка. Что-то тут не сходилось: прелестная пассажирка, видимо, владелица экипажа, произведшая на него самое приятное впечатление, и безумный художник, ночами сбегающий из лечебницы, чтобы исполнять обязанности кучера, а еще поохотиться за потенциальными жертвами и расправиться с ними чудовищным способом? Ташко упоминал о черной карете, которая приезжала за Лещинским, но, по-видимому, это были две различные кареты. Владимир горел желанием вновь встретиться с незнакомкой из кареты, он решил разобраться во всем этом, а уж потом сообщить следователю о том, что стало ему известно.
Для начала Владимир вечером прошелся по улицам, расположенным возле больницы, и нашел дом, в котором сдавалась комната, вернее, уговорил хозяев, пожилую семейную пару, сдать ее ему. Хозяев прельстила не столько возможность подзаработать, сколько то, что он лекарь и всегда сможет дать совет, ведь хозяин, крючконосый старик, ужасно страдал от подагры. Условия жизни в этом доме были гораздо хуже, чем в гостинице: не было электричества, умываться приходилось, налив воду в тазик, обстановка была убогая, по двору вольготно разгуливали три десятка кур, повсюду оставляя следы своего пребывания. Не было под боком ресторана и услужливого мальчишки, которого можно послать за съестным или еще за чем-нибудь. Зато новое место жительства имело одно неоспоримое преимущество – окна комнаты Владимира смотрели прямо на входную дверь психиатрического отделения больницы. В его намерения не входило по ночам следить за тем, кто и когда выходит из отделения, да и невозможно было бы что-либо разглядеть в темноте, которую не могли рассеять редкие уличные фонари. Эта роль отводилась Ташко, с недавних пор глазам и ушам Владимира, и теперь тот сможет своевременно сообщить ему о том, что художник покинул отделение.
Переселяться Владимиру предстояло на следующий день, так как хозяева должны были привести комнату в надлежащий порядок, и он надеялся, что этой ночью ничего не произойдет.
Выйдя из дома, в котором ему теперь предстояло жить, Владимир отправился на поиски экипажа, собираясь поехать в гостиницу. Для этого ему требовалось пройти к главному больничному корпусу, выходящему фасадом на улицу.
И тут он увидел, как к психиатрическому отделению подъехала карета, из нее вышли двое и вошли внутрь. У Владимира от неожиданности екнуло сердце. Он чуть ли не бегом бросился к отделению. Когда он, запыхавшийся, оказался там, карета продолжала стоять у входа. Это был частный экипаж и совсем не тот, на котором разъезжала незнакомка. Кучер, широкоплечий усатый мужчина, флегматично, с сонным видом, сидел на облучке.
– Скажи, любезный, кого ты сюда привез? – обратился к нему Владимир.
– Тебе какое дело?! – бросил кучер и презрительно сплюнул сквозь зубы.
– Я работаю здесь лекарем! – со злостью произнес Владимир, возмущенный наглостью кучера. – Ты, верно, больного сюда привез?
– Кого я привез, вас не касается, – слегка понизил тон кучер.
Владимир стал нервно барабанить в дверь, но дежурный санитар Прохор долго не открывал.
– Кто только что вошел в отделение? – напустился на него Владимир, намереваясь войти внутрь, но санитар загородил вход своей громоздкой фигурой.
– А вы куда? – Санитар и не думал его впускать.
– На работу! Ты что, меня не узнаешь, Прохор?! – Владимир готов был наброситься на санитара.
– Я-то вас узнал, только вы работаете днем, а сейчас почти что ночь!
– Кого ты впустил в отделение?! Посторонних?! На каком основании не впускаешь меня – лекаря, тут работающего?! Чья карета стоит у входа?! Я сейчас же поеду к Геннадию Львовичу и сообщу о творящихся здесь безобразиях!
Санитар перепугался:
– Успокойтесь, Владимир Иванович! Тут полный порядок, в отделении нет посторонних. Это приехал доктор Топалов, возле входа стоит его карета.
– У доктора Топалова есть собственная карета? – переспросил ошеломленный Владимир. – Почему я раньше ее не видел?
– Откуда мне знать, Владимир Иванович. – Санитар, решив не нервировать сумасшедшего лекаря, пояснил: – Карета только привозит и отвозит господина Топалова, не ожидает его у входа, поэтому вы ее и не видели.
– Кто с ним приехал?
– Никого с ним не было! – быстро произнес Прохор, но по его бегающему взгляду Владимир понял, что тот говорит неправду. – Если желаете, можете сами спросить об этом у доктора Топалова, – хитро прищурившись, предложил санитар, предполагая, что к высокомерному доктору новенький лекарь побоится обратиться.
– Очень хорошо, я так и сделаю, – и Владимир, отстранив пораженного санитара, вошел в отделение.
Доктора Топалова он застал в кабинете, там больше никого не было.
– Что вам здесь нужно?! – резким тоном спросил доктор, когда Владимир, постучав, вошел, не дожидаясь ответа.
– Увидел, что вы приехали в отделение, подумал, может, здесь что-нибудь произошло, и вернулся.
– Благодарствую! Ваша помощь мне не требуется сейчас и не потребуется впредь. Я вечерами часто приезжаю сюда поработать, понаблюдать за тем, как ведут себя мои больные.
– Прошу прощения, но мне показалось, что вы зашли в отделение не один.
– Вы ошибаетесь! – повысил голос всегда холодно-спокойный доктор Топалов, видимо, вопрос Владимира был ему очень неприятен. – Вас приняли на работу лекарем, а не полицейским шпиком! Немедленно покиньте мой кабинет, и впредь попрошу со мной общаться через третьих лиц, через того же фельдшера Ловцова!
Владимир понял, что перегнул палку, проявив настойчивость, доктор не должен отчитываться перед младшим лекарем. Он молча развернулся и, не попрощавшись, вышел из кабинета.
«Топалов, конечно же, может не отвечать на мои вопросы, но я уверен в том, что он приехал не один. Кого он привез и зачем такая таинственность? Что за этим кроется?»
Доктор Топалов вызывал у Владимира все больше подозрений: простой врач может позволить себе иметь карету, и для чего она ему? Гораздо проще и дешевле ездить на работу и с работы в наемном экипаже, чем содержать карету, лошадей, платить жалованье кучеру. И ведь это не открытая коляска, а большая крытая карета! Нужна она разве что для того, чтобы не было видно, кто в ней едет. Пассажир, приехавший с доктором, все более интересовал Владимира и представлялся ему загадочной особой.