Все дьяволы здесь
Часть 6 из 112 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Вот почему в вашем отделе куча инженеров, включая Северин Арбур. Она первоклассный инженер. Используйте ее. — Мадам Госсет вперилась взглядом в Бовуара. — Доверяйте ей.
Он кивнул, но про себя подумал: ну если Арбур такой выдающийся инженер, то почему она работает в его отделе, а не занимается проектированием?
— Значит, термин «контроль качества» вводит в заблуждение. На самом деле это полицейская операция. А я — страж порядка? — спросил Бовуар, вгрызаясь в профитроль.
— Вы должны были подозревать это, когда нашли кастет в вашей приветственной корзинке.
Бовуар рассмеялся.
— Нет, вы не страж порядка, — сказала мадам Госсет. — Вы наша страховочная сеть. Наша последняя надежда, если дела пойдут по дурному сценарию. Вы должны предотвращать решения, которые могут привести к катастрофе. — Она уставилась на него очень серьезным взглядом. — Я не предполагаю этого, не подозреваю, что это случится. Но мне нужна полная уверенность.
«Интересно, что она говорит „я“, а не „мы“», — подумал Бовуар.
— Я объяснила вам, почему я вас приняла, а теперь вы расскажите, почему вы согласились. Прежде вы не раз отвергали предложение.
Она была права. Два раза он отклонял их предложение, но в третий согласился. А причина?
Он устал, работа в Квебекской полиции достала его. Он возглавлял отдел по расследованию убийств, после того как его наставник, шеф и тесть Арман Гамаш был отстранен от должности.
Бовуар был свидетелем того унижения, которому подвергся Гамаш. Несправедливые обвинения в правонарушениях. Неспособность политиков защитить и оправдать Гамаша. А ведь они прекрасно знали, что он действовал только в интересах службы и граждан.
Старший инспектор Бовуар был восстановлен в правах после такой же унизительной серии расследований.
Каждый день они сталкивались с убийцами. Каждый день подвергали опасности свою жизнь.
А их за это делали козлами отпущения. Привязанными к колышку, на съедение политикам, ищущим переизбрания.
Их зарплата была скромной по сравнению с тем, что платили в бизнесе, риски были неизмеримыми, а находить награды становилось все труднее и труднее. У Жана Ги была молодая семья, и он надеялся увидеть, как она увеличится. Он ждал рождения дочери, которой понадобятся оба родителя.
И потому, когда ГХС Инжиниринг сделала ему предложение в очередной раз, назвала жалованье, которое они готовы ему платить, и сообщила, что место его работы будет в Париже, они обсудили это с Анни. И дали согласие.
Так Жан Ги Бовуар оставил службу в полиции, как раз ко времени возвращения старшего инспектора Гамаша. Бовуар вернул бразды правления тому, кто возглавлял отдел прежде и собирался возглавлять в будущем.
Но он не стал рассказывать мадам Госсет все эти подробности.
— Для меня настало время перемен, — просто ответил он, когда стюард унес их тарелки.
И перемены определенно наступили. Пусть и не настолько радикальные, как он надеялся.
— Что произойдет, если я обнаружу, что что-то не так?
— Вы придете ко мне.
— Как я смогу узнать, что — как это вы сказали? — трещина в чашке не была инициирована сверху? Такое, видите ли, часто случается. Начинается там.
— Oui. Я думаю, что в этом случае и пригодятся ваши расследовательские таланты. — Мадам Госсет снова подалась вперед, в то время как самолет заложил вираж, готовясь к посадке посреди громадного и невероятно голубого океана. — Voyons[15], у меня нет ни малейших оснований подозревать, что происходят какие-то нарушения. Если такие основания появятся, я вам о них сообщу. Вы здесь для того, чтобы не позволить нам, намеренно или нет, «открыть тропинку в страну мертвецов». — Ее взгляд стал жестким. Чуть ли не свирепым. — Мы проектируем вещи, которые улучшают жизнь людей. Но если плоды наших трудов рушатся, они уносят жизни. Мы должны быть стопроцентно уверены. Вы понимаете?
Она уставилась на него таким пронзительным взглядом, что Бовуар опешил. До этого момента он видел предложенную ему работу с другой перспективы.
Мягкая посадка после жестоких реалий Квебекской полиции. Жалованье гораздо больше, чем он когда-либо надеялся получить. Они будут в безопасности. Они будут жить с комфортом. Они будут в Париже.
Теперь он увидел свою работу с перспективы мадам Госсет.
На кону стояли жизни людей. И его работа состояла в том, чтобы ни одна жизнь не была потеряна.
— Но я физически не смогу держать на контроле все проекты, — сказал он. — Их не одна сотня.
— У вас для этого есть штат сотрудников. Не беспокойтесь. Когда вы привыкнете, у вас разовьется чутье на нарушения. Вы будете чуять их запах.
«Чуять?» — чуть не вырвалось у него. В чем, по ее мнению, состоит расследование? И все же он вынужден был согласиться: если совершаются какие-то нарушения, то появляется особый запах.
В последующие дни и месяцы Жан Ги Бовуар размышлял об этом разговоре. Он вспомнил о нем теперь, глядя на своего заместителя, источавшего запах «Диор» и негодование.
— Я думаю, что сумею разобраться с люксембургскими планами, Северин. Merci. Как продвигаются дела с патагонским проектом?
Какая-то его часть симпатизировала мадам Арбур. Но если она до сих пор не приняла его, не согласилась с его назначением, то одному из них придется уйти.
«И ушедшим буду не я», — сказал себе Бовуар.
— С патагонским? Я ничего о нем не знаю. — Она встала. — Извините. У меня создалось впечатление, что вы захотите поговорить о люксембургском проекте.
— Почему вы так подумали?
— Потому что на следующей неделе там пройдут последние испытания на безопасность. Может быть, вы захотите присутствовать?
— Не вижу для этого оснований. Может быть, вы хотите поехать? Вы поэтому пришли?
— Нет-нет. С этим все в порядке.
Даже по стандартам Северин Арбур это был странный и обескураживающий разговор.
— Вы хотите что-то сказать о люксембургском проекте, Северин?
— Нет.
Она покинула его кабинет, и Жан Ги подумал, что ему следовало бы посмотреть доклад по Люксембургу. Еще раз. Но уже шел шестой час. Ему нужно было спешить домой, чтобы покормить Оноре и дать Анни возможность вздремнуть перед ужином.
Люксембург может подождать.
Сняв свой пиджак со спинки стула, он прошел в соседний кабинет, где сидела мадам Арбур, и сказал:
— Я ухожу домой. Желаю хорошего уик-энда.
Она подняла на него взгляд, потом снова уставилась на монитор. Без единого слова.
Оставшись одна, Северин Арбур огляделась. Она понимала, что сейчас близка к точке невозврата, как это называют летчики. Еще один удар по клавише, и она будет полностью и безвозвратно в этом потоке действий.
В окне она видела вдали Эйфелеву башню.
Чудо французской инженерной мысли. Монумент инновации и дерзости. Что-то такое, чем можно гордиться.
Потом мадам Арбур вернулась к ноутбуку и нажала «отправить».
Взяв свою сумку от «Шанель», она поспешила прочь, задержавшись на несколько секунд, чтобы отметиться в книге ухода.
— Хорошего уик-энда, — сказал охранник, осмотрев содержимое ее сумки.
Северин Арбур улыбнулась, пожелала и ему хороших выходных, после чего вышла и направилась в метро.
Теперь пути назад не было.
Глава третья
Когда они вышли на улицу Архивов, Рейн-Мари Гамаш взяла мужа под руку, и они двинулись в сторону автобусной остановки на улице Катр-Фис.
Арман предложил взять такси, чтобы доехать от их квартиры в Маре до ресторана, но Рейн-Мари предпочла автобус. Она хорошо знала этот маршрут. Тот самый маршрут, который всегда подтверждал, что она в Париже.
— Ты помнишь, когда мы в первый раз сели в этот автобус? — спросила она.
Он слышал ее слова, но думал о том, как Рейн-Мари в первый раз взяла его под руку. Вот так же, как сейчас.
Это было их третье свидание, и они шли после ужина по скользкому зимнему тротуару в Монреале.
Он предложил ей руку, чтобы не упала, и в тот же самый момент Рейн-Мари протянула руку к нему.
Чтобы не упал он.
Она взяла его под руку. Чтобы их судьбы переплелись. Если один из них потеряет равновесие, то другой его поддержит. Или они упадут вместе.
— На тебе был синий плащ, который дала поносить твоя мать, — сказал Арман, вспоминая тот морозный вечер.
— На мне было платье в горошек, которое я одолжила у сестры, — сказала Рейн-Мари, вспоминая тот теплый день.
— Это было зимой, — сказал он.
— В самый разгар лета.
— «О да, — произнес он в вечерний воздух. — Я прекрасно это помню»[16].
— Врунишка, — рассмеялась она, узнав цитату.
Он улыбнулся. И сжал ее руку. Они проходили мимо мужчин и женщин, молодых и старых, влюбленных и незнакомых, идущих, как и они, по улице Катр-Фис.
Он кивнул, но про себя подумал: ну если Арбур такой выдающийся инженер, то почему она работает в его отделе, а не занимается проектированием?
— Значит, термин «контроль качества» вводит в заблуждение. На самом деле это полицейская операция. А я — страж порядка? — спросил Бовуар, вгрызаясь в профитроль.
— Вы должны были подозревать это, когда нашли кастет в вашей приветственной корзинке.
Бовуар рассмеялся.
— Нет, вы не страж порядка, — сказала мадам Госсет. — Вы наша страховочная сеть. Наша последняя надежда, если дела пойдут по дурному сценарию. Вы должны предотвращать решения, которые могут привести к катастрофе. — Она уставилась на него очень серьезным взглядом. — Я не предполагаю этого, не подозреваю, что это случится. Но мне нужна полная уверенность.
«Интересно, что она говорит „я“, а не „мы“», — подумал Бовуар.
— Я объяснила вам, почему я вас приняла, а теперь вы расскажите, почему вы согласились. Прежде вы не раз отвергали предложение.
Она была права. Два раза он отклонял их предложение, но в третий согласился. А причина?
Он устал, работа в Квебекской полиции достала его. Он возглавлял отдел по расследованию убийств, после того как его наставник, шеф и тесть Арман Гамаш был отстранен от должности.
Бовуар был свидетелем того унижения, которому подвергся Гамаш. Несправедливые обвинения в правонарушениях. Неспособность политиков защитить и оправдать Гамаша. А ведь они прекрасно знали, что он действовал только в интересах службы и граждан.
Старший инспектор Бовуар был восстановлен в правах после такой же унизительной серии расследований.
Каждый день они сталкивались с убийцами. Каждый день подвергали опасности свою жизнь.
А их за это делали козлами отпущения. Привязанными к колышку, на съедение политикам, ищущим переизбрания.
Их зарплата была скромной по сравнению с тем, что платили в бизнесе, риски были неизмеримыми, а находить награды становилось все труднее и труднее. У Жана Ги была молодая семья, и он надеялся увидеть, как она увеличится. Он ждал рождения дочери, которой понадобятся оба родителя.
И потому, когда ГХС Инжиниринг сделала ему предложение в очередной раз, назвала жалованье, которое они готовы ему платить, и сообщила, что место его работы будет в Париже, они обсудили это с Анни. И дали согласие.
Так Жан Ги Бовуар оставил службу в полиции, как раз ко времени возвращения старшего инспектора Гамаша. Бовуар вернул бразды правления тому, кто возглавлял отдел прежде и собирался возглавлять в будущем.
Но он не стал рассказывать мадам Госсет все эти подробности.
— Для меня настало время перемен, — просто ответил он, когда стюард унес их тарелки.
И перемены определенно наступили. Пусть и не настолько радикальные, как он надеялся.
— Что произойдет, если я обнаружу, что что-то не так?
— Вы придете ко мне.
— Как я смогу узнать, что — как это вы сказали? — трещина в чашке не была инициирована сверху? Такое, видите ли, часто случается. Начинается там.
— Oui. Я думаю, что в этом случае и пригодятся ваши расследовательские таланты. — Мадам Госсет снова подалась вперед, в то время как самолет заложил вираж, готовясь к посадке посреди громадного и невероятно голубого океана. — Voyons[15], у меня нет ни малейших оснований подозревать, что происходят какие-то нарушения. Если такие основания появятся, я вам о них сообщу. Вы здесь для того, чтобы не позволить нам, намеренно или нет, «открыть тропинку в страну мертвецов». — Ее взгляд стал жестким. Чуть ли не свирепым. — Мы проектируем вещи, которые улучшают жизнь людей. Но если плоды наших трудов рушатся, они уносят жизни. Мы должны быть стопроцентно уверены. Вы понимаете?
Она уставилась на него таким пронзительным взглядом, что Бовуар опешил. До этого момента он видел предложенную ему работу с другой перспективы.
Мягкая посадка после жестоких реалий Квебекской полиции. Жалованье гораздо больше, чем он когда-либо надеялся получить. Они будут в безопасности. Они будут жить с комфортом. Они будут в Париже.
Теперь он увидел свою работу с перспективы мадам Госсет.
На кону стояли жизни людей. И его работа состояла в том, чтобы ни одна жизнь не была потеряна.
— Но я физически не смогу держать на контроле все проекты, — сказал он. — Их не одна сотня.
— У вас для этого есть штат сотрудников. Не беспокойтесь. Когда вы привыкнете, у вас разовьется чутье на нарушения. Вы будете чуять их запах.
«Чуять?» — чуть не вырвалось у него. В чем, по ее мнению, состоит расследование? И все же он вынужден был согласиться: если совершаются какие-то нарушения, то появляется особый запах.
В последующие дни и месяцы Жан Ги Бовуар размышлял об этом разговоре. Он вспомнил о нем теперь, глядя на своего заместителя, источавшего запах «Диор» и негодование.
— Я думаю, что сумею разобраться с люксембургскими планами, Северин. Merci. Как продвигаются дела с патагонским проектом?
Какая-то его часть симпатизировала мадам Арбур. Но если она до сих пор не приняла его, не согласилась с его назначением, то одному из них придется уйти.
«И ушедшим буду не я», — сказал себе Бовуар.
— С патагонским? Я ничего о нем не знаю. — Она встала. — Извините. У меня создалось впечатление, что вы захотите поговорить о люксембургском проекте.
— Почему вы так подумали?
— Потому что на следующей неделе там пройдут последние испытания на безопасность. Может быть, вы захотите присутствовать?
— Не вижу для этого оснований. Может быть, вы хотите поехать? Вы поэтому пришли?
— Нет-нет. С этим все в порядке.
Даже по стандартам Северин Арбур это был странный и обескураживающий разговор.
— Вы хотите что-то сказать о люксембургском проекте, Северин?
— Нет.
Она покинула его кабинет, и Жан Ги подумал, что ему следовало бы посмотреть доклад по Люксембургу. Еще раз. Но уже шел шестой час. Ему нужно было спешить домой, чтобы покормить Оноре и дать Анни возможность вздремнуть перед ужином.
Люксембург может подождать.
Сняв свой пиджак со спинки стула, он прошел в соседний кабинет, где сидела мадам Арбур, и сказал:
— Я ухожу домой. Желаю хорошего уик-энда.
Она подняла на него взгляд, потом снова уставилась на монитор. Без единого слова.
Оставшись одна, Северин Арбур огляделась. Она понимала, что сейчас близка к точке невозврата, как это называют летчики. Еще один удар по клавише, и она будет полностью и безвозвратно в этом потоке действий.
В окне она видела вдали Эйфелеву башню.
Чудо французской инженерной мысли. Монумент инновации и дерзости. Что-то такое, чем можно гордиться.
Потом мадам Арбур вернулась к ноутбуку и нажала «отправить».
Взяв свою сумку от «Шанель», она поспешила прочь, задержавшись на несколько секунд, чтобы отметиться в книге ухода.
— Хорошего уик-энда, — сказал охранник, осмотрев содержимое ее сумки.
Северин Арбур улыбнулась, пожелала и ему хороших выходных, после чего вышла и направилась в метро.
Теперь пути назад не было.
Глава третья
Когда они вышли на улицу Архивов, Рейн-Мари Гамаш взяла мужа под руку, и они двинулись в сторону автобусной остановки на улице Катр-Фис.
Арман предложил взять такси, чтобы доехать от их квартиры в Маре до ресторана, но Рейн-Мари предпочла автобус. Она хорошо знала этот маршрут. Тот самый маршрут, который всегда подтверждал, что она в Париже.
— Ты помнишь, когда мы в первый раз сели в этот автобус? — спросила она.
Он слышал ее слова, но думал о том, как Рейн-Мари в первый раз взяла его под руку. Вот так же, как сейчас.
Это было их третье свидание, и они шли после ужина по скользкому зимнему тротуару в Монреале.
Он предложил ей руку, чтобы не упала, и в тот же самый момент Рейн-Мари протянула руку к нему.
Чтобы не упал он.
Она взяла его под руку. Чтобы их судьбы переплелись. Если один из них потеряет равновесие, то другой его поддержит. Или они упадут вместе.
— На тебе был синий плащ, который дала поносить твоя мать, — сказал Арман, вспоминая тот морозный вечер.
— На мне было платье в горошек, которое я одолжила у сестры, — сказала Рейн-Мари, вспоминая тот теплый день.
— Это было зимой, — сказал он.
— В самый разгар лета.
— «О да, — произнес он в вечерний воздух. — Я прекрасно это помню»[16].
— Врунишка, — рассмеялась она, узнав цитату.
Он улыбнулся. И сжал ее руку. Они проходили мимо мужчин и женщин, молодых и старых, влюбленных и незнакомых, идущих, как и они, по улице Катр-Фис.