Все дьяволы здесь
Часть 47 из 112 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Нет, — сказала мадам. — Но по пятницам всегда куча дел, я делаю уборку, а месье разбирается с мусором.
— На первом этаже потек радиатор, — сказал месье. — Пришлось исправлять. В старых домах всегда что-нибудь не так.
Но то, что случилось днем ранее, подумал Арман, когда они вышли от стариков, было из разряда «совсем не так».
Во дворе Гамаш прикоснулся к руке Бовуара, безмолвно попросив не спешить.
В пространстве двора доминировало одно-единственное дерево — с толстым стволом, высокое, сучковатое. В окнах трепетали занавески, в оконных ящиках цвели ярко-красные герани и светло-голубые фиалки.
Даже Бовуар, не очень ценивший красоту, мог по достоинству оценить то, что видел здесь.
А видели они одну из многих особенностей Парижа, спрятанную за простыми деревянными дверями, где обнаруживались такие дворы и потайные сады.
Париж был городом фасадов. Красоты, как очевидной, так и скрытой. Героизма, как очевидного, так и скрытого. Ужасных деяний, как очевидных, так и скрытых.
— А не мог ли Александр Плесснер, — начал Арман тихим голосом, чтобы никто из обитателей дома, чьи окна выходили во двор, не услышал его, — сам впустить убийцу в квартиру?
— Но с какой стати?
— По двум причинам, — сказал Гамаш. — Либо Плесснера перекупили и убийца был фактически сообщником…
— Но зачем тогда убивать? — спросил Бовуар. — Тем более когда документы еще не найдены? Квартира была перевернута вверх дном. Им отчаянно было нужно что-то найти. И очевидно, они этого не нашли.
— Или, — продолжал Гамаш, — Плесснер работал со Стивеном, помогал ему найти что-то. Стивен спрятал улику у себя в квартире и послал Плесснера за этой вещью. И еще поручил ему встретиться здесь с кем-то. С кем-то, кому они доверяли.
— Но кому они могли настолько доверять?
— А кому учат доверять с самого детства?
— Уж во всяком случае не человеку с конфеткой. — Бовуар задумался, потом посмотрел на тестя. — Полицейскому.
— Oui. Стивен готов был поверить любому копу, но высокого звания…
— Самого высокого звания, — сказал Бовуар. Он огляделся и еще больше понизил голос. — Префекту полиции?
— Стивен не пошел в квартиру сам из страха, что его увидят и опознают. Поэтому он послал Плесснера, которого никто не знал, и договорился с высокопоставленным копом, Клодом Дюссо или с кем-то еще, чтобы тот встретил Плесснера здесь.
— Впустил его через пожарную лестницу, чтобы никто не увидел.
— Возможно.
— Но опять же, зачем убивать месье Плесснера, прежде чем улика будет обнаружена? Квартира вся вверх дном. Это явно не Плесснер сделал.
— Может быть, он что-то заподозрил, — сказал Гамаш. — Может быть, Плесснер отказался делать то, что собирался, и его убили, когда он попытался уйти.
Часть деталей укладывалась в эту версию.
Другая часть — нет.
— Подведем итог, — сказал Бовуар. — С люксембургским проектом, возможно, что-то не так, а возможно, все так, ГХС может быть участником, а может не быть. Александр Плесснер, может быть, работал со Стивеном, помогая ему раскрыть какое-то мошенничество, а может, и не работал. И префект полиции, может, замешан в этой истории, а может, и нет.
— Именно, — подтвердил Гамаш.
— Знаете, — заметил Бовуар, — не могу сказать, что по-настоящему скучаю по расследованию убийств.
Гамаш тихо хмыкнул от удовольствия.
Они подошли к лифту, и Бовуар побледнел:
— Вы первый.
— Я пойду пешком, merci, — сказал Гамаш.
— И я тоже.
Бовуар шел, перешагивая через две ступеньки, и поднялся наверх, тяжело дыша.
Гамаш шел медленно и поднялся наверх с новым вопросом.
Что, если Стивен обнаружил Александра Плесснера, своего друга и коллегу, за обыском своей квартиры и убил его? Не этим ли он занимался в те часы перед ужином?
Глава двадцать первая
— О господи, — сказала Анни, опускаясь в кресло в своей гостиной. — Так уже лучше.
Они с Оноре вздремнули немного, а потом она пригласила на чай Даниеля и Розлин с девочками.
— Ладно, — сказала она, глядя на брата. — Что происходит?
— Ты о чем?
— О твоих ответах следователю. Не очень удовлетворительных.
— Она практически обвинила меня, нас, в убийстве Стивена ради денег. Тебя это не расстроило?
— Это ее обязанность, — возразила Анни. — Она задавала законные вопросы. Мы ведь знаем правду.
— Скажи это папе. Он там нагромоздил еще кучу вопросов.
— Он пытался спасти тебя, придурок. Извини, это ребенок говорит. — Она положила руку себе на живот.
— Ты носишь антихриста? — спросил Даниель, и Анни рассмеялась.
— Папа просто хотел дать тебе лишнюю возможность сказать то, что всем в этой комнате, а особенно полицейским, прекрасно известно. Что корпорациям убийства сходят с рук.
— Он мог вообще не обращать внимания на мои слова, но вместо этого он намеренно выставил меня в плохом свете.
— Правда? Ты никак не хочешь поверить, дурья башка.
— Опять ребенок? — спросила Розлин.
— Нет, это как раз я, — сказала Анни. — Ты сам выставил себя в плохом свете, и уж если мы говорим об этом, то ребенку интересно, как, черт возьми, ты можешь позволить себе новую квартиру?
— Ты хочешь знать? — сказал Даниель, покраснев.
Его дочери посмотрели на него, и он, чтобы успокоиться, сделал глубокий вдох. Понизив голос и стараясь говорить дружелюбным тоном, он сказал:
— Это не твое дело, но я тебе все равно скажу. — Он стал загибать пальцы. — Мы накопили. Я получил повышение. У Роз превосходная работа, а мне дали льготные проценты на ипотеку. Удовлетворена?
— Я рада за тебя. За вас обоих. Правда. Но ты должен понимать, что это выглядит подозрительно. Почему ты не сказал все копам? Это выглядит так, будто ты рассчитываешь на деньги, которые достанутся тебе после смерти Стивена. Отец пытался тебе помочь.
Даниель покачал головой.
Оноре подошел к Даниелю и предложил своему дядюшке игрушечную уточку, которую ему подарила бабушка Рут, когда они уезжали из Квебека.
Если уточку сжать, она говорила «дак». По крайней мере, они думали, что она говорит «дак», а не что-то другое. Надеялись.
— Merci, — сказал Даниель, беря игрушку.
Он два раза сжал ее, и Оноре рассмеялся.
— Мне нужно позвонить на работу, — сказал Даниель, вставая.
Анни проследила за тем, как он выходит из комнаты, приложив телефон к уху.
Тогда она вытащила свой телефон и тоже позвонила.
— К сожалению, входить нельзя, месье, — сказал жандарм, охранявший дверь в квартиру Стивена.
— Я могу поговорить со старшим агентом? — спросил Гамаш.
— Он занят.
Бовуар хотел сказать что-то, но Гамаш остановил его. Он достал бумажник и протянул агенту визитку:
— Не могли бы вы передать ему это?
Полицейский посмотрел на карточку. Она не произвела на него никакого впечатления. Какой-то незначительный старший инспектор из Квебека.
— Un moment, — сказал он и закрыл перед ними дверь.
— На первом этаже потек радиатор, — сказал месье. — Пришлось исправлять. В старых домах всегда что-нибудь не так.
Но то, что случилось днем ранее, подумал Арман, когда они вышли от стариков, было из разряда «совсем не так».
Во дворе Гамаш прикоснулся к руке Бовуара, безмолвно попросив не спешить.
В пространстве двора доминировало одно-единственное дерево — с толстым стволом, высокое, сучковатое. В окнах трепетали занавески, в оконных ящиках цвели ярко-красные герани и светло-голубые фиалки.
Даже Бовуар, не очень ценивший красоту, мог по достоинству оценить то, что видел здесь.
А видели они одну из многих особенностей Парижа, спрятанную за простыми деревянными дверями, где обнаруживались такие дворы и потайные сады.
Париж был городом фасадов. Красоты, как очевидной, так и скрытой. Героизма, как очевидного, так и скрытого. Ужасных деяний, как очевидных, так и скрытых.
— А не мог ли Александр Плесснер, — начал Арман тихим голосом, чтобы никто из обитателей дома, чьи окна выходили во двор, не услышал его, — сам впустить убийцу в квартиру?
— Но с какой стати?
— По двум причинам, — сказал Гамаш. — Либо Плесснера перекупили и убийца был фактически сообщником…
— Но зачем тогда убивать? — спросил Бовуар. — Тем более когда документы еще не найдены? Квартира была перевернута вверх дном. Им отчаянно было нужно что-то найти. И очевидно, они этого не нашли.
— Или, — продолжал Гамаш, — Плесснер работал со Стивеном, помогал ему найти что-то. Стивен спрятал улику у себя в квартире и послал Плесснера за этой вещью. И еще поручил ему встретиться здесь с кем-то. С кем-то, кому они доверяли.
— Но кому они могли настолько доверять?
— А кому учат доверять с самого детства?
— Уж во всяком случае не человеку с конфеткой. — Бовуар задумался, потом посмотрел на тестя. — Полицейскому.
— Oui. Стивен готов был поверить любому копу, но высокого звания…
— Самого высокого звания, — сказал Бовуар. Он огляделся и еще больше понизил голос. — Префекту полиции?
— Стивен не пошел в квартиру сам из страха, что его увидят и опознают. Поэтому он послал Плесснера, которого никто не знал, и договорился с высокопоставленным копом, Клодом Дюссо или с кем-то еще, чтобы тот встретил Плесснера здесь.
— Впустил его через пожарную лестницу, чтобы никто не увидел.
— Возможно.
— Но опять же, зачем убивать месье Плесснера, прежде чем улика будет обнаружена? Квартира вся вверх дном. Это явно не Плесснер сделал.
— Может быть, он что-то заподозрил, — сказал Гамаш. — Может быть, Плесснер отказался делать то, что собирался, и его убили, когда он попытался уйти.
Часть деталей укладывалась в эту версию.
Другая часть — нет.
— Подведем итог, — сказал Бовуар. — С люксембургским проектом, возможно, что-то не так, а возможно, все так, ГХС может быть участником, а может не быть. Александр Плесснер, может быть, работал со Стивеном, помогая ему раскрыть какое-то мошенничество, а может, и не работал. И префект полиции, может, замешан в этой истории, а может, и нет.
— Именно, — подтвердил Гамаш.
— Знаете, — заметил Бовуар, — не могу сказать, что по-настоящему скучаю по расследованию убийств.
Гамаш тихо хмыкнул от удовольствия.
Они подошли к лифту, и Бовуар побледнел:
— Вы первый.
— Я пойду пешком, merci, — сказал Гамаш.
— И я тоже.
Бовуар шел, перешагивая через две ступеньки, и поднялся наверх, тяжело дыша.
Гамаш шел медленно и поднялся наверх с новым вопросом.
Что, если Стивен обнаружил Александра Плесснера, своего друга и коллегу, за обыском своей квартиры и убил его? Не этим ли он занимался в те часы перед ужином?
Глава двадцать первая
— О господи, — сказала Анни, опускаясь в кресло в своей гостиной. — Так уже лучше.
Они с Оноре вздремнули немного, а потом она пригласила на чай Даниеля и Розлин с девочками.
— Ладно, — сказала она, глядя на брата. — Что происходит?
— Ты о чем?
— О твоих ответах следователю. Не очень удовлетворительных.
— Она практически обвинила меня, нас, в убийстве Стивена ради денег. Тебя это не расстроило?
— Это ее обязанность, — возразила Анни. — Она задавала законные вопросы. Мы ведь знаем правду.
— Скажи это папе. Он там нагромоздил еще кучу вопросов.
— Он пытался спасти тебя, придурок. Извини, это ребенок говорит. — Она положила руку себе на живот.
— Ты носишь антихриста? — спросил Даниель, и Анни рассмеялась.
— Папа просто хотел дать тебе лишнюю возможность сказать то, что всем в этой комнате, а особенно полицейским, прекрасно известно. Что корпорациям убийства сходят с рук.
— Он мог вообще не обращать внимания на мои слова, но вместо этого он намеренно выставил меня в плохом свете.
— Правда? Ты никак не хочешь поверить, дурья башка.
— Опять ребенок? — спросила Розлин.
— Нет, это как раз я, — сказала Анни. — Ты сам выставил себя в плохом свете, и уж если мы говорим об этом, то ребенку интересно, как, черт возьми, ты можешь позволить себе новую квартиру?
— Ты хочешь знать? — сказал Даниель, покраснев.
Его дочери посмотрели на него, и он, чтобы успокоиться, сделал глубокий вдох. Понизив голос и стараясь говорить дружелюбным тоном, он сказал:
— Это не твое дело, но я тебе все равно скажу. — Он стал загибать пальцы. — Мы накопили. Я получил повышение. У Роз превосходная работа, а мне дали льготные проценты на ипотеку. Удовлетворена?
— Я рада за тебя. За вас обоих. Правда. Но ты должен понимать, что это выглядит подозрительно. Почему ты не сказал все копам? Это выглядит так, будто ты рассчитываешь на деньги, которые достанутся тебе после смерти Стивена. Отец пытался тебе помочь.
Даниель покачал головой.
Оноре подошел к Даниелю и предложил своему дядюшке игрушечную уточку, которую ему подарила бабушка Рут, когда они уезжали из Квебека.
Если уточку сжать, она говорила «дак». По крайней мере, они думали, что она говорит «дак», а не что-то другое. Надеялись.
— Merci, — сказал Даниель, беря игрушку.
Он два раза сжал ее, и Оноре рассмеялся.
— Мне нужно позвонить на работу, — сказал Даниель, вставая.
Анни проследила за тем, как он выходит из комнаты, приложив телефон к уху.
Тогда она вытащила свой телефон и тоже позвонила.
— К сожалению, входить нельзя, месье, — сказал жандарм, охранявший дверь в квартиру Стивена.
— Я могу поговорить со старшим агентом? — спросил Гамаш.
— Он занят.
Бовуар хотел сказать что-то, но Гамаш остановил его. Он достал бумажник и протянул агенту визитку:
— Не могли бы вы передать ему это?
Полицейский посмотрел на карточку. Она не произвела на него никакого впечатления. Какой-то незначительный старший инспектор из Квебека.
— Un moment, — сказал он и закрыл перед ними дверь.