Воскрешение секты

— Сэр, вам пришло экспресс-письмо, — сказала она на ломаном английском.

Дэмиен почувствовал, как по спине потек ледяной пот. Все тело начало зудеть от пяток до корней волос. В тот момент, когда он собирался открыть рот, девушка за стойкой поднялась.

— Вам письмо. Вот!

Она протянула ему коричневый конверт. Дэмиен сделал несколько неуверенных шагов вперед и взял письмо. Оно показалось ему легким, почти невесомым, однако внутри лежало что-то твердое. Открыть конверт он не решился, желая поскорее скрыться в своем номере.

— Я могу вам еще чем-нибудь помочь? — спросила девушка.

— Нет-нет, всё в порядке. Кстати, кто доставил письмо?

— Посыльный. DHL.

Теперь, когда иллюзия, что никто не знает, где он, рассыпалась в прах, Дэмиен почувствовал, что его мания преследования обострилась еще больше. Некоторое время он стоял неподвижно перед дверью своего номера. В голове застыло навязчивое видение — дуло пистолета, направленное на него прямо за дверью. Вставив карточку в замок, он медленно открыл ее.

В номере никого не было. Из полуоткрытого окна тянуло свежим ветром, словно комната слегка дышала в своем одиночестве. Ноутбук лежал на том же месте, где он его оставил. Тут Дэмиен вспомнил про конверт, который держал в руке. Его имя и адрес отеля. Отправитель не указан, но почтовый штемпель явно шведский. Он еще раз сжал конверт, почувствовал твердый предмет внутри. Вскрыл конверт — и уставился на бельевую прищепку. Никакого сообщения, только потрепанная прищепка из выцветшего дерева. Дэмиен обследовал ее, словно это бомба, готовая вот-вот сдетонировать.

«Это послание, — подумал он. — Яснее не скажешь».

Затылок сдавило в панике. Дэмиен уселся за компьютер и вошел в Сеть. Выругался, когда страница банка оказалась недоступна, но потом попробовал еще раз, и ему удалось войти. Зашел на свой счет. Поначалу ему показалось, что это обман зрения. Цифра была такая шокирующая, что некоторое время он просто сидел с раскрытым ртом, уставившись на нее, как дурак.

Просидев так довольно долго, Дэмиен позволил себе с облегчением выдохнуть.

Перед его внутренним взором нарисовалась совершенно новая жизнь. Однако он ощутил также приступ печали. Подумал о Швеции, которую никогда больше не увидит. Но тут уж ничего не поделаешь. Не такая уж и большая жертва. К тому же у него не оставалось выбора. Франц Освальд не из тех, с кем можно спорить.

Он взглянул в окно, где шелестели на ветру пальмы. Впервые за несколько дней ощутил свое присутствие здесь и сейчас. И поймал себя на том, что стоит с дурацкой улыбкой на губах.





37




Якоб видел, как черный «Мерседес» плавно въехал на территорию усадьбы. Весь день он поглядывал в сторону ворот, ничего не мог с собой поделать. Знал, что все изменится, едва Освальд снова переступит порог «Виа Терра». Перед самым его прибытием наступила тишина. Воздух вибрировал от стыда и раскаяния. Персонал больше не носился туда-сюда по двору, как трудолюбивые муравьи. Поздно было притворяться, что все шло хорошо, пока босс отсутствовал. И никто не желал стать первым, кто попадется ему на глаза, когда он вернется. Оставалось только ждать. И надеяться на лучшее.

Якоб ломал голову, как теперь все будет. Ему казалось, что точно не хуже, чем когда ими правила Мадде. Да и бывает ли хуже? Что-то такое было в Мадде, в ее нервозной энергии. Когда она говорила, что «Франц сказал» или «Франц хочет то-то и то-то», это звучало как-то неубедительно. Временами это вовсе не походило на то, что мог сказать Франц Освальд. Однако она и Буссе — единственные, кто поддерживал с ним связь. Так как можно было что-то проверить?

Машина остановилась перед главным входом в усадьбу. Подбежали охранники — Бенни и Стен — и распахнули обе дверцы машины. Вот идиоты! Освальд поднялся с водительского сиденья. Якоб увидел его лишь мельком, со стороны: одет в спортивную куртку, волосы собраны в хвост на затылке. Освальд небрежно бросил Стену ключи от машины. Бенни подбежал и распахнул перед ним дверь усадьбы. Освальд взглянул на транспарант, висевший на стене: «Добро пожаловать домой, сэр!» Они допоздна рисовали его. Должно было получиться безукоризненно, ни малейшей капли краски за пределами трафарета. Но Освальд только покачал головой — и быстро и резко прошел в дверь. Даже из своего укрытия на расстоянии пятидесяти метров Якоб ощущал его едва сдерживаемый гнев.

Якоб недоумевал, с чего Освальд так разозлился. Он ведь только что приехал. Пара секунд — и он уже кипит гневом…

Освальд захлопнул за собой дверь. Снова наступила тишина. Якоб подумал, что на территории усадьбы никогда еще не было так тихо. Словно настал Судный день. Якоба охватило чувство, что он находится не здесь, что все это лишь кошмарный сон, от которого он скоро очнется…

Уже несколько лет Якоб ощущал в себе некую раздвоенность. Он не родился на крестьянском хуторе, как Симон, — просто, сколько себя помнил, интересовался животными. Когда он закончил сельскохозяйственный колледж, ему казалось совершенно естественным устроиться на работу в хозяйство. Но с самого начала все стало складываться как-то странно. Якоб слишком привязывался к животным. Он страдал каждый раз, когда свиней увозили на бойню, не мог заставить себя добить больное животное; ему всегда казалось, что животным тесно в их загонах. И было еще кое-что, о чем он никогда никому не решался рассказать. Ему казалось, что животные разговаривают с ним при помощи телепатии. Особенно коровы. И хотя умом он понимал, что это физически невозможно, выбросить из головы их бессловесные сообщения не мог.

«Виа Терра» показалась ему идеальным местом. По крайней мере, поначалу. Организация, где верили в сверхъестественное и держали животных. Знал бы он тогда… А теперь он в западне. С каждой коровой, с каждым хряком и бараном его связывала личная привязанность. Немыслимо было оставить их этим непредсказуемым людям. Даже нельзя быть уверенным, что кто-то накормит животных, когда Якоба не будет рядом…

Тишина в усадьбе продолжалась несколько часов, пока на скотный двор не вбежала Корина из хозяйственного отдела.

— Весь персонал собирается в столовой!

— Но почему об этом сообщаешь ты?

— Я — новая секретарша Франца. Поспеши, Якоб.

— Черт, как быстро все меняется… А что случилось с Мадде?

В глубине души Якоб надеялся, что Мадде, по крайней мере, не отправят на скотный двор, так что ему не придется возиться с ней.

— Понятия не имею, но Франц наверняка расскажет.

Они вместе побежали в столовую. По пути Якоб косился на Корину. Она явно нервничала — предвидела, что их всех ожидает. Но она точно во вкусе Освальда — тоненькая, почти анорексичка. Ей всего семнадцать — созревшее яблочко, которое Освальд с удовольствием сорвет с ветки, — и красивая, но не такая крутая, как была София. Якоб задумался, долго ли Корина сможет выдерживать давление в офисе Освальда.

Когда они вошли, в столовой царила мертвая тишина. К ним обернулись несколько раздраженных лиц. Почти все стулья оказались заняты, так что Якобу с Кориной пришлось сесть впереди.

Освальд уже был на месте. Он стоял, прислонившись к кафедре, с которой обычно произносил свои обращения. Не удостоил их даже взглядом, когда они прошли внутрь и уселись на свободных стульях. Якоб задумался, знает ли Освальд о его существовании. Они ни разу не беседовали с глазу на глаз. И от этого Якоб еще больше боялся Освальда. Казалось, в тот день, когда тот направит свой взгляд на Якоба, он сразу прочтет все его мысли.

— Все собрались? — Освальд посмотрел на Корину, которая, кивнув, громко сглотнула.

И тут же он начал кричать на них. Так громко, что несколько человек вскочили, вытянувшись в струнку, как солдаты. Это было нечто новенькое — Освальд обычно начинал свои выступления мягким тоном, поначалу роняя несколько саркастических комментариев, прежде чем перейти к делу. Но теперь он сразу начал орать.


— Вы как стадо глупых заблудших гусей! Ни на кого здесь я не могу положиться. Вы совсем не соображаете, чего я от вас хочу!

Он сделал паузу, чтобы сделать вдох.

— Не знаю, что я с вами сделаю… Вы для меня лишь обуза, гигантская пиявка, выпивающая из меня все соки…

Слыша рядом с собой нервное дыхание Корины, Якоб заметил, что костяшки ее пальцев побелели, когда она вцепилась в ручки стула. Бедная девчонка! Но тут он почувствовал, что каким-то загадочным образом оказался в стороне от всего, что происходит в зале: теперь, когда он поговорил с Симоном, когда он знает, что за высокой стеной есть жизнь…

Некоторое время Освальд стоял молча, разглядывая их. Покачал головой. В зале все опустили головы от стыда. Тут он начал снова — заговорил так быстро, что Якоб едва различал слова. Голос Освальда зазвучал на пол-октавы выше, жестко и раздраженно.

Разве не подразумевалось само собой, что жилые домики должны быть готовы к приему гостей, когда он вернется домой? Да знают ли они, сколько писем он получал в тюрьме? Пачками, сотнями — каждый день, со всего света. И все, кто писал ему, хотели узнать побольше о философии «Виа Терра». Здесь хоть кто-нибудь представляет себе, насколько велик интерес к «Виа Терра» в мире? Знают ли они, сколько экземпляров его книги распродано? Нет? Он так и думал. Понимают ли они, что ему плевать с высокой горы на отполированные ручки? Да еще и Анна сбежала, прямо у них из-под носа… А охранники храпели у себя в будке, как обычно… Две вещи он просил сделать, пока его нет: привести в порядок жилые домики и заткнуть Софию Бауман. Одного-единственного человека. Хотя в ней, пожалуй, больше драйва, чем в них во всех, вместе взятых, это он вынужден признать. Но даже с этим они не справились. Так что теперь ему остается одно: разгребать все самому. Как ему всегда в конечном итоге и приходится делать. Кстати, Мадде будет прыгать с Дьяволовой скалы утром, днем и вечером, пока не сможет сформулировать хоть одно вразумительное предложение.

А теперь пора засучить рукава. Потому что гости повалят валом. Через две недели он намерен открыть ворота. И тогда для их же блага будет лучше, чтобы все было в идеальном порядке. А эту нелепую собаку, которую они приволокли сюда, он собственноручно застрелит.

На этой завершающей ноте Освальд вышел из зала, а Корина засеменила следом. Якоб остался сидеть на своем стуле, не в силах справиться с комом в горле. Даже когда остальные начали покидать столовую, он не мог заставить себя подняться. Впереди две недели адского труда. Якоб понимал, что уже сегодня ему придется ползать на коленях, натирая полы в жилых домиках. Он чуть не плакал от усталости и разочарования.

В большой столовой он теперь остался один. Здесь внутри было тихо, но во дворе уже звучали тревожные выкрики в духе «свистать всех наверх». Потому что теперь предстояло убираться и вылизывать домики, пока Освальд не удовлетворится. Якоб от души надеялся, что охранники не станут перегибать палку и стрелять в бедного пса. Иногда Освальд только грозится, с ним ни в чем нельзя быть уверенным. Наверное, надо спрятать собаку в хлеву, пока все не успокоится…

За его спиной открылась дверь. Якоб медленно обернулся. Там стоял Буссе.

— Якоб, сегодня ночью будем делать уборку…

Тот только покачал головой. Буссе подошел к нему.

— Почему ты тут сидишь?

— Пытаюсь понять, как мне теперь заботиться о животных — им нужно давать корм, чистить загоны и все такое… Я просто не могу бросить их на произвол судьбы.

— Ну, тогда так и сделай.

— Что?

— Пойди и займись животными. Я тебя прикрою. Если кто-нибудь спросит, я скажу, что ты заболел. Нам же не нужны эпидемии, сейчас, когда вернулся Франц.

Якоб, не веря своим ушам, уставился на Буссе. Тот стал похожим на тень: красные глаза, сальные нерасчесанные волосы, двухдневная щетина, серовато-бледная кожа. С ним явно не всё в порядке. Теперь, когда снова появился Освальд, в его будущем нет ни проблеска света. Именно Буссе нес ответственность за персонал, и после той выволочки, которая только что имела место, легко было ожидать, что ему тоже скоро придется прыгать со скалы вместе с Мадде — утром, днем и вечером.

Однако в глазах у Буссе Якоб разглядел и нечто новое. Неуместное спокойствие. Отсутствие остервенения и истерики.

Он моментально догадался.

Это была почти та же самая телепатия, как с коровами.

— Я скажу тебе кое-что, прежде чем пойду к животным.

— Да, и что же? — спросил Буссе.

— Есть способ. Это все, что я могу сказать. Так что не спрашивай больше.

— Меня интересует эта концепция, — ответил Буссе.

Якоб подумал, что их разговор совершенно магический — они стоят и беседуют, прекрасно понимая мысли друг друга, и при этом ухватиться не за что; ни одного слова, которое может быть использовано против них, — только удивительное бессловесное взаимопонимание.

— Через две недели. Тогда будет шанс.

— Подай мне знак.

— Хорошо. Я пошел в хлев. Спасибо, что прикрываешь меня.





38




Пока София ехала в поезде из аэропорта, небо начало хмуриться. Тучи отяжелели от дождя, но из-за них то и дело выглядывало солнце, и его лучи пробегали по ее лицу. София уже скучала по Симону. Хотела, чтобы он поскорее добрался до Туманного острова, чтобы она могла позвонить ему и поговорить с ним. Внезапно София заскучала по Швеции. Здесь, в Калифорнии, словно всегда царили весна и лето. Софии же не хватало суровой осени и снежной зимы, и еще она тосковала по родителям и друзьям — так, что сдавливало грудь.

С Беньямином она пока не поговорила. Он послал ей сообщение, в котором написал, что она может поступать так, как считает нужным, что они выяснят отношения, когда она приедет домой. «Выяснят отношения». Словно это такое дело, которое можно просто взять и сделать, как приготовить чашку кофе, — и потом все станет хорошо… В сообщении угадывались нотки обиды.

София подумала о Маттиасе — и, должно быть, их сознания тут же соединились, потому что в эту минуту зазвонил телефон и на дисплее появилось его имя.

— Твой друг уехал?