Воскрешение секты
Часть 28 из 57 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— У меня небольшое дело в деревне, но я вернусь к ужину.
— А что, если…
— Увидим, — ответил Симон.
Когда он собрался открыть калитку, ему показалось, что что-то не так. Было совершенно тихо. Из-за каменной стены не доносилось ни единого звука. «Он не смог прийти, — подумал Симон. — Что-то случилось. Его засекли». Но все же отпер калитку и проскользнул внутрь.
Они стояли прямо перед ним, застыв, словно статуи. Якоб с открытым ртом и Анна с большими глазами, с рюкзаком за плечами. При виде Симона она чуть было не вскрикнула, но Якоб поспешно затряс головой.
— Я больше не могу, — прошептала Анна.
По ее глазам Симон увидел, что она говорит искренне.
* * *
Зимой все стало гораздо лучше. Освальд изменился. Фанатичное увлечение Софией Бауман отошло. Он перестал посылать письма лузеру и, казалось, с головой ушел в написание новых тезисов.
Иногда Франц впадал в эйфорию по поводу этих тезисов и, когда Анна-Мария приходила к нему на свидания, с пылающими глазами читал ей свои записи.
— Знаешь ли ты, что большинство людей проводят больше времени в своей голове, чем на земле? — спросил он однажды. — Поэтому-то и существует «Виа Терра». Чтобы вернуть людям их жизнь.
Анна-Мария далеко не всегда понимала, что он имеет в виду, но считала, что Франц наделен почти нечеловеческой глубиной мысли, так что она поддерживала его хвалебными речами и восхищенными возгласами.
В эти месяцы Освальд был с ней так любезен, что Анна-Мария чувствовала себя немного сбитой с толку. Их свидания, до этого бурные или деловые, теперь протекали как уютные посиделки дома на диване, когда они болтали о пустяках или читали письма от фанатов Освальда. Стопки писем значительно выросли с тех пор, как вышла его биография. Встречались женщины, посылавшие ему свои фотографии в полуобнаженном виде; некоторые из них были невероятно красивы. Но Освальд лишь смеялся.
— Нет, ты только посмотри на эту дуру! Как откровенно она себя предлагает — просто противно… Мне повезло, что рядом со мной женщина другого сорта, — говорил он, гладя ее по щеке.
Он вел себя так нежно, что Анна-Мария заподозрила неладное. Теперь она почти скучала по тем моментам, когда он бывал с ней суров или специально дразнил; ей хотелось убедиться, что эта его сторона никуда не делась. Так что она заговорила о Софии Бауман — эта тема обычно вызывала у Франца приступ гнева. Но на этот раз он ничуть не завелся.
— Рано или поздно приходится отпустить эту тему, не так ли? Видела ее на этих записях? Просто невероятно. Угрызения совести за всю ту ложь, которую она о нас распространяет, сживут ее со света; нам даже не нужно этим заниматься. Поверь мне, в один прекрасный день она просто схлопнется.
Однажды Анна-Мария надела на себя джемпер с глубоким вырезом, едва прикрывавшим соски, без лифчика. Уложила на голове волосы, чтобы обнажить шею и затылок. Надушилась духами, про которые он сказал, что они ему нравятся. Встала рядом с ним и откинула голову назад, делая вид, что расправляет затекшую шею. Она знала, что ему, как и ей, нравится секс с удушением.
Франц тут же отреагировал, схватил ее за горло и прижал к стене. Анна-Мария возбудилась, стала тяжело дышать, и он еще крепче сдавил ей горло — приятно и в меру, так что у нее слегка закружилась голова.
Больше ничего не произошло, но и это показало ей, что в нем не угасла та искра. И все же иногда у нее возникали вопросы. Вот уже больше года у Освальда не было секса. Так легко было бы быстренько все проделать, прижав ее к стене… Ни разу во время ее посещений в комнату для свиданий не заходил охранник. Но каждый раз в последний момент Франц останавливался. Приводил какую-нибудь отговорку типа того, что не желает рисковать их будущим. И это говорит человек, обожающий все доводить до предела, раздвигать границы дозволенного…
Несмотря на этот досадный момент, вся зима прошла в приятном упоении. Иногда Франц посылал ее в «Виа Терра», и это никак нельзя было назвать почетным заданием. Тамошние кретины все понимали шиворот-навыворот. Бродили, как зомби, ничего не доводили до конца, и усадьба начала приходить в упадок. Про себя Анна-Мария радовалась, что не окажется на месте Буссе или Мадлен, когда Освальда выпустят на свободу. От него всем наверняка достанется по первое число.
Наступили и прошли Рождество и Новый год. В канун Рождества они провели час вместе. Не делали ничего традиционного — Освальд ненавидел Рождество. Лишь легко поцеловал ее в губы и шепнул: «С праздником, моя красавица!» — от чего Анна-Мария чуть не взлетела от счастья, почти оторвавшись подошвами от холодного бетонного пола.
* * *
И только в конце февраля, примерно за месяц до выхода на свободу, Освальд стал беспокоиться. Заставил ее несколько раз уточнить дату, выяснить все подробности процедуры, как все это будет происходить. В конце концов решил, что первую ночь проведет в отеле в Гётеборге, а в «Виа Терра» отправится на следующий день. Теперь он начал задавать всякие неудобные вопросы про свою организацию — как там идут дела и понимает ли персонал то, какого успеха он добился своей автобиографией? Она ответила, как есть: персонал в растерянности, им не хватает лидера. Усадьба выглядит неухоженной, и сама она не раз указывала на это Мадде, но безрезультатно. В ответ Освальд разразился длинной тирадой, направленной, к счастью, не против Анны-Марии лично, а против некомпетентности персонала.
— Хочу, чтобы ты оказала мне одну услугу, — заявил он однажды.
— Все, что угодно.
— Устрой мне встречу с этим Дэмиеном. Я хочу повстречаться с ним в конфиденциальной обстановке.
— Ни за что! — выпалила Анна-Мария, не успев даже подумать. — Я прервала всякие контакты с ним после инцидента с камерой наблюдения, — поспешно прибавила она.
— Придется тебе снова с ним связаться.
— Но зачем?
— Какого черта? Ты собираешься так же лезть в мои дела, когда я выйду отсюда? — прошипел он.
— Нет, ясное дело, нет, но я просто не понимаю… У тебя ведь есть тот тип, которому ты посылал со мной письма. Зачем тебе встречаться с Дэмиеном?
— Во-первых, этот парень уже не работает со мной… в том смысле. Во-вторых, дело такого свойства, что о нем не напишешь на бумажке.
— А что такое? Почему ты не можешь мне рассказать?
— Потому что это глубоко личное.
— Я по-прежнему не понимаю, почему с ним ты можешь поделиться своими личными делами, а со мной нет.
— Тебе необязательно это понимать, — оборвал ее Франц, вонзив в нее тот самый взгляд, говорящий о том, что он не потерпит возражений. Неужели все то, что возникло между ними за эти месяцы, будет испорчено?
— Ты не понимаешь потому, что по-прежнему не доверяешь мне. А это я воспринимаю как оскорбление.
Однако теперь вид у него сделался загадочный и даже лукавый. Волна облегчения накрыла Анну-Марию, когда она поняла. Как же она не догадалась! Ясное дело, он готовит что-то для них обоих, когда выйдет… Какую-то благодарность за ее помощь, за дружбу и, возможно, нечто большее в знак любви… Конечно же, дело обстоит именно так. Она взглянула на него с неуверенной улыбкой.
— Я могу позвонить ему. Но это дело останется между вами.
— Именно. Я не хочу, чтобы ты присутствовала.
— Но что я скажу охранникам? Вы же с ним не друзья и не родственники.
— Скажи, что это твой ассистент, временно исполняющий твои обязанности.
Когда Анна-Мария подумала о том, что скажет по этому поводу Хельга Маклин, в животе у нее словно заворочалась холодная змея.
— Ладно, договорились, — вздохнула она.
И тут же его настроение переменилось, как меняет цвет хамелеон. Франц стал сама любезность. Прежде чем она ушла от него в тот день, он взял ее лицо в ладони и долго смотрел ей в глаза.
— Ты моя Анни, моя самая прекрасная на свете, — проговорил он и слегка поцеловал ее в губы. — Передай этим придуркам в «Виа Терра», чтобы усадьба к моему приезду была в идеальном состоянии. Они в этом кровно заинтересованы. Вода у Дьяволовой скалы чертовски холодная.
31
И вот опять он — этот взгляд… Словно магнит в другом конце помещения. Софии не требовалось даже поднимать глаза, чтобы узнать — он на нее смотрит. Вот уже три дня подряд он приходит в библиотеку. Всегда садится в читательском уголке с газетой и просиживает пару часов, делая вид, что читает. На самом же деле неотрывно следит за ней.
В обычной ситуации она просто подошла бы к нему и попросила его перестать на нее пялиться. Однако в его поведении не было ничего угрожающего. К тому же он такой красивый… Полудлинные, слегка растрепанные волосы. Глаза наверняка голубые. Правильные черты лица, нос слегка длинноват, рот небольшой и чувственный. Во всей его осанке, свободной и слегка ленивой, таилось нечто привлекательное. Он излучал уверенность в себе. Но тут примешивалось и еще кое-что — ощущение, что это тот случай, который нельзя упустить.
Зима, проведенная в Калифорнии, превзошла все ожидания Софии. На работе все шло хорошо. Она обзавелась новыми друзьями. На ярком голубом небе постоянно светило солнце. Только по утрам туман укутывал Пало-Альто, постепенно рассеиваясь под мягкими лучами солнца. Дожди начались не раньше января — упорный ливень, не прекращавшийся две недели. А потом вернулось солнце. София была счастлива — ее охватило то опьянение счастьем, которое она в последний раз испытывала до секты. Дни стали длинными и теплыми, ночи — короткими и мягкими. Кошмарные сны улетучились. И сейчас требовалась лишь вишенка на торте. Софии хотелось чего-то особенного, прежде чем возвращаться в Швецию. Увлекательного и даже немного жутковатого.
И тут в дверь вошел этот ужасно симпатичный парень, уселся на диван и стал наблюдать за ней.
С большим трудом ей удалось оторвать от него свое внимание, сосредоточиться на работе. София регистрировала на компьютере новые поступления. И тут услышала осторожное покашливание — и вот он стоит перед ней. Глаза и вправду голубые. От его дерзкой улыбки у нее запылали щеки. В животе что-то подпрыгнуло.
— Ты шведка, не так ли? — сказал он. По-шведски.
София кивнула. Постаралась держаться профессионально, словно он спросил ее о какой-то книге.
— Чем могу помочь?
— Да-да, у меня есть одна проблема. Не могу оторвать от тебя глаз.
София рассмеялась этой банальности. Почувствовала смущение, как бывает, когда тебя коробит от плоских реплик из голливудских фильмов.
— Тогда тебе придется обратиться к окулисту. Как видишь, я тут немного занята.
Мужчина протянул руку. София механически пожала ее.
— Маттиас Виландер, из Гётеборга.
Когда она попыталась высвободиться, он удержал ее руку в своей. Его настойчивость вызывала у нее чувство дискомфорта. В делах сердечных София любила, когда все развивалось постепенно. Взгляды украдкой, случайные соприкосновения руками и все такое… Этот же подъезжал к ней слишком откровенно.
Но все равно необычно, что они натолкнулись друг на друга. Это был первый швед, которого София здесь встретила.
Она посмотрела на него, взглядом умоляя его уйти, но он остался на месте. У нее промелькнула мысль, что он может быть опасен — как раз из тех, к кому ее тянет. Как Освальд или Эллис когда-то… Мужчины, разрушившие ее жизнь.
— Прости мне мою настойчивость, — проговорил Маттиас. — Я обратил на тебя внимание, еще когда пришел сюда в первый раз несколько дней назад. Почувствовал какое-то притяжение, словно мы уже встречались… Мы знакомы?
— Не думаю.
— Ты давно здесь живешь?
— Почти восемь месяцев.
— А что, если…
— Увидим, — ответил Симон.
Когда он собрался открыть калитку, ему показалось, что что-то не так. Было совершенно тихо. Из-за каменной стены не доносилось ни единого звука. «Он не смог прийти, — подумал Симон. — Что-то случилось. Его засекли». Но все же отпер калитку и проскользнул внутрь.
Они стояли прямо перед ним, застыв, словно статуи. Якоб с открытым ртом и Анна с большими глазами, с рюкзаком за плечами. При виде Симона она чуть было не вскрикнула, но Якоб поспешно затряс головой.
— Я больше не могу, — прошептала Анна.
По ее глазам Симон увидел, что она говорит искренне.
* * *
Зимой все стало гораздо лучше. Освальд изменился. Фанатичное увлечение Софией Бауман отошло. Он перестал посылать письма лузеру и, казалось, с головой ушел в написание новых тезисов.
Иногда Франц впадал в эйфорию по поводу этих тезисов и, когда Анна-Мария приходила к нему на свидания, с пылающими глазами читал ей свои записи.
— Знаешь ли ты, что большинство людей проводят больше времени в своей голове, чем на земле? — спросил он однажды. — Поэтому-то и существует «Виа Терра». Чтобы вернуть людям их жизнь.
Анна-Мария далеко не всегда понимала, что он имеет в виду, но считала, что Франц наделен почти нечеловеческой глубиной мысли, так что она поддерживала его хвалебными речами и восхищенными возгласами.
В эти месяцы Освальд был с ней так любезен, что Анна-Мария чувствовала себя немного сбитой с толку. Их свидания, до этого бурные или деловые, теперь протекали как уютные посиделки дома на диване, когда они болтали о пустяках или читали письма от фанатов Освальда. Стопки писем значительно выросли с тех пор, как вышла его биография. Встречались женщины, посылавшие ему свои фотографии в полуобнаженном виде; некоторые из них были невероятно красивы. Но Освальд лишь смеялся.
— Нет, ты только посмотри на эту дуру! Как откровенно она себя предлагает — просто противно… Мне повезло, что рядом со мной женщина другого сорта, — говорил он, гладя ее по щеке.
Он вел себя так нежно, что Анна-Мария заподозрила неладное. Теперь она почти скучала по тем моментам, когда он бывал с ней суров или специально дразнил; ей хотелось убедиться, что эта его сторона никуда не делась. Так что она заговорила о Софии Бауман — эта тема обычно вызывала у Франца приступ гнева. Но на этот раз он ничуть не завелся.
— Рано или поздно приходится отпустить эту тему, не так ли? Видела ее на этих записях? Просто невероятно. Угрызения совести за всю ту ложь, которую она о нас распространяет, сживут ее со света; нам даже не нужно этим заниматься. Поверь мне, в один прекрасный день она просто схлопнется.
Однажды Анна-Мария надела на себя джемпер с глубоким вырезом, едва прикрывавшим соски, без лифчика. Уложила на голове волосы, чтобы обнажить шею и затылок. Надушилась духами, про которые он сказал, что они ему нравятся. Встала рядом с ним и откинула голову назад, делая вид, что расправляет затекшую шею. Она знала, что ему, как и ей, нравится секс с удушением.
Франц тут же отреагировал, схватил ее за горло и прижал к стене. Анна-Мария возбудилась, стала тяжело дышать, и он еще крепче сдавил ей горло — приятно и в меру, так что у нее слегка закружилась голова.
Больше ничего не произошло, но и это показало ей, что в нем не угасла та искра. И все же иногда у нее возникали вопросы. Вот уже больше года у Освальда не было секса. Так легко было бы быстренько все проделать, прижав ее к стене… Ни разу во время ее посещений в комнату для свиданий не заходил охранник. Но каждый раз в последний момент Франц останавливался. Приводил какую-нибудь отговорку типа того, что не желает рисковать их будущим. И это говорит человек, обожающий все доводить до предела, раздвигать границы дозволенного…
Несмотря на этот досадный момент, вся зима прошла в приятном упоении. Иногда Франц посылал ее в «Виа Терра», и это никак нельзя было назвать почетным заданием. Тамошние кретины все понимали шиворот-навыворот. Бродили, как зомби, ничего не доводили до конца, и усадьба начала приходить в упадок. Про себя Анна-Мария радовалась, что не окажется на месте Буссе или Мадлен, когда Освальда выпустят на свободу. От него всем наверняка достанется по первое число.
Наступили и прошли Рождество и Новый год. В канун Рождества они провели час вместе. Не делали ничего традиционного — Освальд ненавидел Рождество. Лишь легко поцеловал ее в губы и шепнул: «С праздником, моя красавица!» — от чего Анна-Мария чуть не взлетела от счастья, почти оторвавшись подошвами от холодного бетонного пола.
* * *
И только в конце февраля, примерно за месяц до выхода на свободу, Освальд стал беспокоиться. Заставил ее несколько раз уточнить дату, выяснить все подробности процедуры, как все это будет происходить. В конце концов решил, что первую ночь проведет в отеле в Гётеборге, а в «Виа Терра» отправится на следующий день. Теперь он начал задавать всякие неудобные вопросы про свою организацию — как там идут дела и понимает ли персонал то, какого успеха он добился своей автобиографией? Она ответила, как есть: персонал в растерянности, им не хватает лидера. Усадьба выглядит неухоженной, и сама она не раз указывала на это Мадде, но безрезультатно. В ответ Освальд разразился длинной тирадой, направленной, к счастью, не против Анны-Марии лично, а против некомпетентности персонала.
— Хочу, чтобы ты оказала мне одну услугу, — заявил он однажды.
— Все, что угодно.
— Устрой мне встречу с этим Дэмиеном. Я хочу повстречаться с ним в конфиденциальной обстановке.
— Ни за что! — выпалила Анна-Мария, не успев даже подумать. — Я прервала всякие контакты с ним после инцидента с камерой наблюдения, — поспешно прибавила она.
— Придется тебе снова с ним связаться.
— Но зачем?
— Какого черта? Ты собираешься так же лезть в мои дела, когда я выйду отсюда? — прошипел он.
— Нет, ясное дело, нет, но я просто не понимаю… У тебя ведь есть тот тип, которому ты посылал со мной письма. Зачем тебе встречаться с Дэмиеном?
— Во-первых, этот парень уже не работает со мной… в том смысле. Во-вторых, дело такого свойства, что о нем не напишешь на бумажке.
— А что такое? Почему ты не можешь мне рассказать?
— Потому что это глубоко личное.
— Я по-прежнему не понимаю, почему с ним ты можешь поделиться своими личными делами, а со мной нет.
— Тебе необязательно это понимать, — оборвал ее Франц, вонзив в нее тот самый взгляд, говорящий о том, что он не потерпит возражений. Неужели все то, что возникло между ними за эти месяцы, будет испорчено?
— Ты не понимаешь потому, что по-прежнему не доверяешь мне. А это я воспринимаю как оскорбление.
Однако теперь вид у него сделался загадочный и даже лукавый. Волна облегчения накрыла Анну-Марию, когда она поняла. Как же она не догадалась! Ясное дело, он готовит что-то для них обоих, когда выйдет… Какую-то благодарность за ее помощь, за дружбу и, возможно, нечто большее в знак любви… Конечно же, дело обстоит именно так. Она взглянула на него с неуверенной улыбкой.
— Я могу позвонить ему. Но это дело останется между вами.
— Именно. Я не хочу, чтобы ты присутствовала.
— Но что я скажу охранникам? Вы же с ним не друзья и не родственники.
— Скажи, что это твой ассистент, временно исполняющий твои обязанности.
Когда Анна-Мария подумала о том, что скажет по этому поводу Хельга Маклин, в животе у нее словно заворочалась холодная змея.
— Ладно, договорились, — вздохнула она.
И тут же его настроение переменилось, как меняет цвет хамелеон. Франц стал сама любезность. Прежде чем она ушла от него в тот день, он взял ее лицо в ладони и долго смотрел ей в глаза.
— Ты моя Анни, моя самая прекрасная на свете, — проговорил он и слегка поцеловал ее в губы. — Передай этим придуркам в «Виа Терра», чтобы усадьба к моему приезду была в идеальном состоянии. Они в этом кровно заинтересованы. Вода у Дьяволовой скалы чертовски холодная.
31
И вот опять он — этот взгляд… Словно магнит в другом конце помещения. Софии не требовалось даже поднимать глаза, чтобы узнать — он на нее смотрит. Вот уже три дня подряд он приходит в библиотеку. Всегда садится в читательском уголке с газетой и просиживает пару часов, делая вид, что читает. На самом же деле неотрывно следит за ней.
В обычной ситуации она просто подошла бы к нему и попросила его перестать на нее пялиться. Однако в его поведении не было ничего угрожающего. К тому же он такой красивый… Полудлинные, слегка растрепанные волосы. Глаза наверняка голубые. Правильные черты лица, нос слегка длинноват, рот небольшой и чувственный. Во всей его осанке, свободной и слегка ленивой, таилось нечто привлекательное. Он излучал уверенность в себе. Но тут примешивалось и еще кое-что — ощущение, что это тот случай, который нельзя упустить.
Зима, проведенная в Калифорнии, превзошла все ожидания Софии. На работе все шло хорошо. Она обзавелась новыми друзьями. На ярком голубом небе постоянно светило солнце. Только по утрам туман укутывал Пало-Альто, постепенно рассеиваясь под мягкими лучами солнца. Дожди начались не раньше января — упорный ливень, не прекращавшийся две недели. А потом вернулось солнце. София была счастлива — ее охватило то опьянение счастьем, которое она в последний раз испытывала до секты. Дни стали длинными и теплыми, ночи — короткими и мягкими. Кошмарные сны улетучились. И сейчас требовалась лишь вишенка на торте. Софии хотелось чего-то особенного, прежде чем возвращаться в Швецию. Увлекательного и даже немного жутковатого.
И тут в дверь вошел этот ужасно симпатичный парень, уселся на диван и стал наблюдать за ней.
С большим трудом ей удалось оторвать от него свое внимание, сосредоточиться на работе. София регистрировала на компьютере новые поступления. И тут услышала осторожное покашливание — и вот он стоит перед ней. Глаза и вправду голубые. От его дерзкой улыбки у нее запылали щеки. В животе что-то подпрыгнуло.
— Ты шведка, не так ли? — сказал он. По-шведски.
София кивнула. Постаралась держаться профессионально, словно он спросил ее о какой-то книге.
— Чем могу помочь?
— Да-да, у меня есть одна проблема. Не могу оторвать от тебя глаз.
София рассмеялась этой банальности. Почувствовала смущение, как бывает, когда тебя коробит от плоских реплик из голливудских фильмов.
— Тогда тебе придется обратиться к окулисту. Как видишь, я тут немного занята.
Мужчина протянул руку. София механически пожала ее.
— Маттиас Виландер, из Гётеборга.
Когда она попыталась высвободиться, он удержал ее руку в своей. Его настойчивость вызывала у нее чувство дискомфорта. В делах сердечных София любила, когда все развивалось постепенно. Взгляды украдкой, случайные соприкосновения руками и все такое… Этот же подъезжал к ней слишком откровенно.
Но все равно необычно, что они натолкнулись друг на друга. Это был первый швед, которого София здесь встретила.
Она посмотрела на него, взглядом умоляя его уйти, но он остался на месте. У нее промелькнула мысль, что он может быть опасен — как раз из тех, к кому ее тянет. Как Освальд или Эллис когда-то… Мужчины, разрушившие ее жизнь.
— Прости мне мою настойчивость, — проговорил Маттиас. — Я обратил на тебя внимание, еще когда пришел сюда в первый раз несколько дней назад. Почувствовал какое-то притяжение, словно мы уже встречались… Мы знакомы?
— Не думаю.
— Ты давно здесь живешь?
— Почти восемь месяцев.