Воскрешение секты
Часть 21 из 57 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Да нет, не то чтобы шпионить… просто связаться. Дать нам кое-какую информацию.
— Это называется «доносчик»?
В ответ Бенни выдавил из себя нервозное подобие смеха, прозвучало это весьма фальшиво.
— Называй как хочешь. Послушай, мы понимаем, что выжить на зарплату садовника непросто. У тебя есть шанс заработать кругленькую сумму. Считай, что это подработка.
— Я все равно пока не понимаю, что ты хочешь, чтобы я сделал.
— Снова связаться с Софией. Узнать, чем она занимается. А на следующий год, когда Франц вернется, может быть, ты пригласишь ее сюда… Уверен, что она захочет посмотреть на твои посадки. О тебе ведь даже в газетах писали. Когда она приедет сюда, Франц постарается с ней встретиться, понимаешь?
— Почему он просто ей не позвонит? В тюрьме у него наверняка есть доступ к телефону.
— Он верит в успех личной встречи, если ты понимаешь, о чем я.
Больше Симон и слышать ничего не желал. Ни единого слова. Более всего на свете ему хотелось вскочить и треснуть как следует этого вонючего типа, рассевшегося в его любимом кресле. Однако он сдержался. Поднялся так быстро, что Бенни автоматически тоже вскочил.
— Я должен подумать. У тебя есть номер, куда я могу позвонить?
Его ответ обнадежил Бенни, тот улыбнулся кривоватой улыбкой.
— Да, черт подери. У тебя есть бумага и ручка?
Симон протянул ему блокнот и ручку, и Бенни записал ему номер.
— И этот разговор останется между нами, правда?
— А с кем бы я стал это обсуждать?
— Да, хороший вопрос…
* * *
Услышав, как снаружи стартовал мотоцикл, Симон подошел к окну и убедился, что Бенни действительно уехал. После этого сел в кресло и перевел дух. Поймал себя на том, что щеки у него горят. «Они совсем с ума сошли! Просто спятили!» Немного отдышавшись, он позвонил Софии.
Она разрыдалась, едва услышав его голос.
— Что такое, София? Что-то случилось?
— Эти сволочи подкинули мне в квартиру дымовую шашку.
Она рассказала все одним длиннющим предложением, набрала воздуху — и снова разрыдалась.
— Может быть, тебе сейчас не хочется разговаривать, — начал Симон. — В смысле…
— Нет на свете человека, с которым я хотела бы поговорить больше, чем с тобой! Я сейчас у родителей. Даже не могу собраться с силами и вернуться в свою квартиру… Уже два дня не была на работе.
— Проклятие! А что делает полиция?
— Они заставили хозяина дома поставить камеры наблюдения, но тот, кто подбросил дымовуху, повесил что-то на камеру, подкравшись сбоку. Так что даже не удалось увидеть, кто это был.
— Полный бред!
— Да уж… Но это еще не самое ужасное. Они сфотографировали моих родителей и послали мне снимок. Что это значит? Какая-то мерзкая угроза — как ты думаешь?
— Не знаю. Но мне кажется, тебе пора закончить с этим блогом. Тебе плохо от всего этого, так не может продолжаться.
— Даже не собираюсь! — София сразу же взбодрилась, ее голос зазвучал тверже. — Но чего они от меня хотят, как тебе кажется?
— Мне кажется, просто подгадить — всеми мыслимыми способами.
— Да, но дымовая шашка!.. Таким занимаются только хулиганы.
— Вот именно… Кстати, о неприятном: ты готова услышать новость?
Симон рассказал о визите Бенни. Непонятно почему, но София расхохоталась. С ней всегда так — невозможно предугадать, как она отреагирует. Ее настроение меняется, словно внутри ее раскачивается метроном. Одна из тех вещей, которые Симон считал совершенно неотразимыми в Софии, — это резкая смена эмоций. Но сейчас ее смех звучал почти зловеще.
— Вот же черт!.. Впрочем, это мы можем обратить себе на пользу.
— Но каким образом?
— Ты можешь сбить их с толку, притвориться, что шпионишь за мной, и снабжать их дезинформацией.
Симон задумался, пытаясь понять, нравится ли ему эта новая роль, которую София хочет навязать ему. Сейчас он так занят… Его планы ограничиваются тем, чтобы выиграть конкурс. Однако в ее словах есть доля истины. Ему не придется сильно напрягаться. Просто изображать дурачка, который все понял неправильно.
— Симон, алло!
— Я здесь. Просто задумался.
— Знаешь, такое ощущение, что Освальд планирует меня похитить.
— Разве такое сейчас делают? В смысле — в Швеции?
— Один раз он уже пробовал, разве ты не помнишь? Послал Бенни и Стена, чтобы забрать меня, когда я пряталась на даче в Норрланде.
— Да, но не думаю, что он попробует снова. Не станет рисковать после того, как отсидел в тюрьме.
— Освальд может пойти на все, что угодно. Он убежден в своем всемогуществе.
— Но почему ты говоришь это таким веселым тоном? Только что была такая расстроенная…
— Я впадаю в отчаяние, только когда не понимаю, что будет происходить дальше… Знаешь, мы просто обязаны обратить это в свою пользу!
Несколько минут назад София казалась совершенно раздавленной. Сейчас она загорелась. Для Симона это было все равно что за долю секунды воскреснуть из мертвых. У него возникло неприятное чувство, что он втягивается в какую-то переделку — словно соломинка, увлекаемая течением.
— Послушай, я могу подумать и перезвонить тебе?
— Само собой.
Усевшись в кресло, Симон глубоко задумался. За окнами из-за деревьев выглянул серпик луны. Стояла тишина, воздух больше не вибрировал так, как в присутствии Бенни. Симон закрыл глаза. Дал волю мыслям. Несколько раз проиграл в мозгу разговор с Бенни. Отметил, что его все это разозлило. То, как Бенни обращался с ним как с деревенским дурачком, которого можно обмануть и заставить делать все, что угодно…
В сознании всплыл тот случай, когда Освальд ударил Симона на глазах у всего персонала. Теперь он пожалел, что не дал тогда сдачи. Не стер Освальда в порошок. Не прибил это сатанинское отродье еще тогда. Все происходившее в последнее время, казалось, было лишено единого плана. Взлом почтового ящика, угрожающие надписи на дверях, дымовые шашки… Освальд обычно действует более методично. Наверняка за всем этим стоит он, но, похоже, все это — часть некоего большого замысла. Симон ломал голову, что именно Освальду нужно от Софии. Почему она так для него важна. Он чувствовал, что есть какая-то причина, которой он не понимает.
Мысль об этом заставила его вздрогнуть.
25
Июнь начался с жары. Температура поднялась до тридцати градусов. Стояло полное безветрие, и зной повис над улицами и парками, как трепещущее покрывало. Весенние запахи смешивались с выхлопами машин. Даже в тени было жарко и душно. У пожилых людей случались тепловые удары. Только что выросшая сочная трава стала сухой и желтой, так что город приобрел странный блеклый налет. Доведенные почти до отчаяния люди искали прохлады — купались в фонтанах, ходили с зонтиками и скупили все мороженое, так что оно закончилось даже у поставщиков на складах, и СМИ пустили в оборот понятие «кризис мороженого». На пляжах люди лежали плотными рядами и жарились на солнце, как сардины. Те, у кого не хватало сил тащиться на пляж, искали прохлады в помещениях. Количество посетителей в библиотеке удвоилось, поскольку за толстыми каменными стенами старого здания библиотеки таилась прохлада.
У Софии стало так много дел, что она не успевала предаваться своим тревогам. Похоже, даже Валин не выдержал жары — черная машина исчезла. Домой София приходила настолько усталая, что у нее оставались силы лишь на то, чтобы пить чай со льдом и писать свой блог.
Но спала она беспокойно. В квартире было душно, а оставлять на ночь окна открытыми София не решалась. Вместо этого купила кондиционер, который только гонял воздух и мешал ей спать своим гудением. Часто она просыпалась, тяжело дыша. Ночи казались бесконечными.
Жара подпитывала кошмарный сон, возвращавшийся с особой настойчивостью Всегда один и тот же. Освальд, прижавший ее к стене. Менялись детали. Его дыхание иногда бывало тяжелым, иногда — хриплым и шершавым. Все ее чувства во сне были обострены до боли. Боль, когда он укусил ее в затылок. Пуговицы, падающие на мраморный пол, когда он сорвал с нее блузку. Просыпаясь, София чувствовала себя совершенно измотанной. Из последних сил пыталась убедить себя, что однажды кошмары отступят и она перестанет прокручивать в голове эту сцену.
О том вечере София никогда не писала. О том, что произошло тогда, знали только Беньямин и Симон. Однако она догадывалась: ключ к пониманию того, почему Освальд так болезненно охотится за ней, — его тяжелое дыхание в тот раз. Может быть, ей стоит написать об этом…
Поначалу София колебалась, поскольку ей уже виделась некая закономерность. Когда она изобличала его, начинались нападки — со все нарастающей интенсивностью. В словах Беньямина и Симона есть рациональное зерно — достаточно ей заткнуться, и Освальд оставит ее в покое. Но не исчезнут ни кошмарные сны, ни чувство вины. В «Виа Терра» остались ее друзья, которых заставляют прыгать со скалы в ледяную воду и питаться рисом с бобами. Стоило ей подумать об Эльвире, и София понимала — подруге там очень плохо. Снова вспоминались слова Магнуса Стрида: «Некоторые из нас не могут спокойно смотреть на то, как жирные негодяи садятся на шею слабым».
В один особенно жаркий и удушливый вечер она написала пост. Писала и удаляла, переписывала и редактировала. Снова и снова просматривала текст, пока не почувствовала, что больше ничего не может улучшить. К этому моменту Дильберт уже несколько часов дрых на ее кровати.
Когда на следующее утро София заглянула в блог, там появилось множество комментариев. Большинство писало нечто вроде «бедняжка» или «мужественный поступок — рассказать об этом». Но от одного комментария ей стало не по себе. «Что ж ты не дала этому негодяю ногой в пах? Сама виновата. Ты же не сказала „нет“».
Комментарий добавил некто, назвавший себя Ultrafemina. Софию это вывело из себя — вероятно, потому, что в этом утверждении ей почудилась доля правды. Но затем она все же решила послать Ultrafemina подальше. Что эта особа знает о том, каково было жить там, на острове? О последствиях протестов против Освальда? София решила, что Ultrafemina — старая тетка, никогда не занимавшаяся сексом и теперь срывающая свою обиду на других, добавляя злобные комментарии.
Чего она точно не ожидала, так это того, что вечерние газеты ухватятся за ее разоблачение и через пару дней запестрят сенсационными рубриками.
ОСВАЛЬД ГРУБО ИЗНАСИЛОВАЛ СОФИЮ БАУМАН
СОФИЯ БАУМАН РАССКАЗЫВАЕТ ВСЮ ПРАВДУ
— Это называется «доносчик»?
В ответ Бенни выдавил из себя нервозное подобие смеха, прозвучало это весьма фальшиво.
— Называй как хочешь. Послушай, мы понимаем, что выжить на зарплату садовника непросто. У тебя есть шанс заработать кругленькую сумму. Считай, что это подработка.
— Я все равно пока не понимаю, что ты хочешь, чтобы я сделал.
— Снова связаться с Софией. Узнать, чем она занимается. А на следующий год, когда Франц вернется, может быть, ты пригласишь ее сюда… Уверен, что она захочет посмотреть на твои посадки. О тебе ведь даже в газетах писали. Когда она приедет сюда, Франц постарается с ней встретиться, понимаешь?
— Почему он просто ей не позвонит? В тюрьме у него наверняка есть доступ к телефону.
— Он верит в успех личной встречи, если ты понимаешь, о чем я.
Больше Симон и слышать ничего не желал. Ни единого слова. Более всего на свете ему хотелось вскочить и треснуть как следует этого вонючего типа, рассевшегося в его любимом кресле. Однако он сдержался. Поднялся так быстро, что Бенни автоматически тоже вскочил.
— Я должен подумать. У тебя есть номер, куда я могу позвонить?
Его ответ обнадежил Бенни, тот улыбнулся кривоватой улыбкой.
— Да, черт подери. У тебя есть бумага и ручка?
Симон протянул ему блокнот и ручку, и Бенни записал ему номер.
— И этот разговор останется между нами, правда?
— А с кем бы я стал это обсуждать?
— Да, хороший вопрос…
* * *
Услышав, как снаружи стартовал мотоцикл, Симон подошел к окну и убедился, что Бенни действительно уехал. После этого сел в кресло и перевел дух. Поймал себя на том, что щеки у него горят. «Они совсем с ума сошли! Просто спятили!» Немного отдышавшись, он позвонил Софии.
Она разрыдалась, едва услышав его голос.
— Что такое, София? Что-то случилось?
— Эти сволочи подкинули мне в квартиру дымовую шашку.
Она рассказала все одним длиннющим предложением, набрала воздуху — и снова разрыдалась.
— Может быть, тебе сейчас не хочется разговаривать, — начал Симон. — В смысле…
— Нет на свете человека, с которым я хотела бы поговорить больше, чем с тобой! Я сейчас у родителей. Даже не могу собраться с силами и вернуться в свою квартиру… Уже два дня не была на работе.
— Проклятие! А что делает полиция?
— Они заставили хозяина дома поставить камеры наблюдения, но тот, кто подбросил дымовуху, повесил что-то на камеру, подкравшись сбоку. Так что даже не удалось увидеть, кто это был.
— Полный бред!
— Да уж… Но это еще не самое ужасное. Они сфотографировали моих родителей и послали мне снимок. Что это значит? Какая-то мерзкая угроза — как ты думаешь?
— Не знаю. Но мне кажется, тебе пора закончить с этим блогом. Тебе плохо от всего этого, так не может продолжаться.
— Даже не собираюсь! — София сразу же взбодрилась, ее голос зазвучал тверже. — Но чего они от меня хотят, как тебе кажется?
— Мне кажется, просто подгадить — всеми мыслимыми способами.
— Да, но дымовая шашка!.. Таким занимаются только хулиганы.
— Вот именно… Кстати, о неприятном: ты готова услышать новость?
Симон рассказал о визите Бенни. Непонятно почему, но София расхохоталась. С ней всегда так — невозможно предугадать, как она отреагирует. Ее настроение меняется, словно внутри ее раскачивается метроном. Одна из тех вещей, которые Симон считал совершенно неотразимыми в Софии, — это резкая смена эмоций. Но сейчас ее смех звучал почти зловеще.
— Вот же черт!.. Впрочем, это мы можем обратить себе на пользу.
— Но каким образом?
— Ты можешь сбить их с толку, притвориться, что шпионишь за мной, и снабжать их дезинформацией.
Симон задумался, пытаясь понять, нравится ли ему эта новая роль, которую София хочет навязать ему. Сейчас он так занят… Его планы ограничиваются тем, чтобы выиграть конкурс. Однако в ее словах есть доля истины. Ему не придется сильно напрягаться. Просто изображать дурачка, который все понял неправильно.
— Симон, алло!
— Я здесь. Просто задумался.
— Знаешь, такое ощущение, что Освальд планирует меня похитить.
— Разве такое сейчас делают? В смысле — в Швеции?
— Один раз он уже пробовал, разве ты не помнишь? Послал Бенни и Стена, чтобы забрать меня, когда я пряталась на даче в Норрланде.
— Да, но не думаю, что он попробует снова. Не станет рисковать после того, как отсидел в тюрьме.
— Освальд может пойти на все, что угодно. Он убежден в своем всемогуществе.
— Но почему ты говоришь это таким веселым тоном? Только что была такая расстроенная…
— Я впадаю в отчаяние, только когда не понимаю, что будет происходить дальше… Знаешь, мы просто обязаны обратить это в свою пользу!
Несколько минут назад София казалась совершенно раздавленной. Сейчас она загорелась. Для Симона это было все равно что за долю секунды воскреснуть из мертвых. У него возникло неприятное чувство, что он втягивается в какую-то переделку — словно соломинка, увлекаемая течением.
— Послушай, я могу подумать и перезвонить тебе?
— Само собой.
Усевшись в кресло, Симон глубоко задумался. За окнами из-за деревьев выглянул серпик луны. Стояла тишина, воздух больше не вибрировал так, как в присутствии Бенни. Симон закрыл глаза. Дал волю мыслям. Несколько раз проиграл в мозгу разговор с Бенни. Отметил, что его все это разозлило. То, как Бенни обращался с ним как с деревенским дурачком, которого можно обмануть и заставить делать все, что угодно…
В сознании всплыл тот случай, когда Освальд ударил Симона на глазах у всего персонала. Теперь он пожалел, что не дал тогда сдачи. Не стер Освальда в порошок. Не прибил это сатанинское отродье еще тогда. Все происходившее в последнее время, казалось, было лишено единого плана. Взлом почтового ящика, угрожающие надписи на дверях, дымовые шашки… Освальд обычно действует более методично. Наверняка за всем этим стоит он, но, похоже, все это — часть некоего большого замысла. Симон ломал голову, что именно Освальду нужно от Софии. Почему она так для него важна. Он чувствовал, что есть какая-то причина, которой он не понимает.
Мысль об этом заставила его вздрогнуть.
25
Июнь начался с жары. Температура поднялась до тридцати градусов. Стояло полное безветрие, и зной повис над улицами и парками, как трепещущее покрывало. Весенние запахи смешивались с выхлопами машин. Даже в тени было жарко и душно. У пожилых людей случались тепловые удары. Только что выросшая сочная трава стала сухой и желтой, так что город приобрел странный блеклый налет. Доведенные почти до отчаяния люди искали прохлады — купались в фонтанах, ходили с зонтиками и скупили все мороженое, так что оно закончилось даже у поставщиков на складах, и СМИ пустили в оборот понятие «кризис мороженого». На пляжах люди лежали плотными рядами и жарились на солнце, как сардины. Те, у кого не хватало сил тащиться на пляж, искали прохлады в помещениях. Количество посетителей в библиотеке удвоилось, поскольку за толстыми каменными стенами старого здания библиотеки таилась прохлада.
У Софии стало так много дел, что она не успевала предаваться своим тревогам. Похоже, даже Валин не выдержал жары — черная машина исчезла. Домой София приходила настолько усталая, что у нее оставались силы лишь на то, чтобы пить чай со льдом и писать свой блог.
Но спала она беспокойно. В квартире было душно, а оставлять на ночь окна открытыми София не решалась. Вместо этого купила кондиционер, который только гонял воздух и мешал ей спать своим гудением. Часто она просыпалась, тяжело дыша. Ночи казались бесконечными.
Жара подпитывала кошмарный сон, возвращавшийся с особой настойчивостью Всегда один и тот же. Освальд, прижавший ее к стене. Менялись детали. Его дыхание иногда бывало тяжелым, иногда — хриплым и шершавым. Все ее чувства во сне были обострены до боли. Боль, когда он укусил ее в затылок. Пуговицы, падающие на мраморный пол, когда он сорвал с нее блузку. Просыпаясь, София чувствовала себя совершенно измотанной. Из последних сил пыталась убедить себя, что однажды кошмары отступят и она перестанет прокручивать в голове эту сцену.
О том вечере София никогда не писала. О том, что произошло тогда, знали только Беньямин и Симон. Однако она догадывалась: ключ к пониманию того, почему Освальд так болезненно охотится за ней, — его тяжелое дыхание в тот раз. Может быть, ей стоит написать об этом…
Поначалу София колебалась, поскольку ей уже виделась некая закономерность. Когда она изобличала его, начинались нападки — со все нарастающей интенсивностью. В словах Беньямина и Симона есть рациональное зерно — достаточно ей заткнуться, и Освальд оставит ее в покое. Но не исчезнут ни кошмарные сны, ни чувство вины. В «Виа Терра» остались ее друзья, которых заставляют прыгать со скалы в ледяную воду и питаться рисом с бобами. Стоило ей подумать об Эльвире, и София понимала — подруге там очень плохо. Снова вспоминались слова Магнуса Стрида: «Некоторые из нас не могут спокойно смотреть на то, как жирные негодяи садятся на шею слабым».
В один особенно жаркий и удушливый вечер она написала пост. Писала и удаляла, переписывала и редактировала. Снова и снова просматривала текст, пока не почувствовала, что больше ничего не может улучшить. К этому моменту Дильберт уже несколько часов дрых на ее кровати.
Когда на следующее утро София заглянула в блог, там появилось множество комментариев. Большинство писало нечто вроде «бедняжка» или «мужественный поступок — рассказать об этом». Но от одного комментария ей стало не по себе. «Что ж ты не дала этому негодяю ногой в пах? Сама виновата. Ты же не сказала „нет“».
Комментарий добавил некто, назвавший себя Ultrafemina. Софию это вывело из себя — вероятно, потому, что в этом утверждении ей почудилась доля правды. Но затем она все же решила послать Ultrafemina подальше. Что эта особа знает о том, каково было жить там, на острове? О последствиях протестов против Освальда? София решила, что Ultrafemina — старая тетка, никогда не занимавшаяся сексом и теперь срывающая свою обиду на других, добавляя злобные комментарии.
Чего она точно не ожидала, так это того, что вечерние газеты ухватятся за ее разоблачение и через пару дней запестрят сенсационными рубриками.
ОСВАЛЬД ГРУБО ИЗНАСИЛОВАЛ СОФИЮ БАУМАН
СОФИЯ БАУМАН РАССКАЗЫВАЕТ ВСЮ ПРАВДУ