Воронята

Ни к чему не прикасаясь, она зашла дальше в комнату и принялась разглядывать маленькую статуэтку женщины с глазами на животе. Весь чердак ее чем-то пугал до дрожи.

– Она, видимо, готовит очень много карри…

За спиной у них скрипнули ступеньки; Калла и Блу подпрыгнули.

– Можно подняться? – спросила Персефона.

Вопрос звучал глупо – она и так уже поднялась. Персефона, в кружевном платье, которое сшила ей Блу, стояла на верхней ступеньке. Волосы у нее были туго забраны наверх, а значит, она не боялась запачкать руки.

– Персефона, – рыкнула Калла.

Она оправилась от испуга и теперь попросту злилась на то, что ее напугали.

– Надо хоть немного шуметь, когда входишь.

– Я скрипела ступеньками, – заметила Персефона. – Мора сказала, что вернется к полуночи, так что постарайтесь закончить до тех пор.

– Она знает? – спросили Блу и Калла хором.

Персефона присела, чтобы взглянуть на черную кожаную маску с длинным острым клювом.

– Вы же не думали, что она поверила в байку про фильм, правда?

Калла и Блу переглянулись. Интересно, что это могло значить? Очевидно, Мора тоже хотела узнать про Нив побольше…

Блу спросила:

– Прежде чем мы приступим, может, ты расскажешь, зачем Нив, по ее собственным словам, приехала в Генриетту?

Калла обошла комнату, потирая руки. Она то ли пыталась согреться, то ли раздумывала, за что взяться в первую очередь.

– Это нетрудно. Мора вызвала ее сюда, чтобы найти твоего отца.

– Ну, не совсем так, – поправила Персефона. – Мора сказала мне, что Нив связалась с ней первая. Нив сказала, что, возможно, сумеет его найти.

– Святым духом? – уточнила Калла.

– Поосторожней в выражениях.

– Ни с того ни с сего? – поправилась Калла.

Она взяла в руки свечу.

– Это как-то странно.

Блу скрестила руки на груди.

– Мне всё еще недостает множества деталей.

Калла переложила свечу из левой руки в правую.

– Если по сути – твой отец появился восемнадцать лет назад, вскружил Море голову, сделал ее совершенно бесполезной на целый год, обрюхатил, а затем исчез сразу после твоего рождения. Он был скрытен и обаятелен. Подозреваю, типичная рвань с криминальным прошлым.

– Калла! – предупреждающе сказала Персефона.

– Меня это не смущает, – ответила Блу. Да и как ее могло смущать прошлое какого-то незнакомца? – Я просто хочу знать факты.

Персефона покачала головой.

– Почему ты такая благоразумная?

Блу пожала плечами. Она спросила у Каллы:

– Что говорит тебе свеча?

Держа свечу на некотором расстоянии от себя, та прищурилась.

– Только то, что ею пользовались для гадания. Для поиска разных предметов. Как я и подозревала.

Пока Калла перебирала еще какие-то вещи, Блу обдумала то, что услышала, и поняла, что по-прежнему питает к отцу необъяснимо теплое чувство. А еще ей понравилось, что он был обаятельным. Она сказала:

– Я слышала, мама говорила Нив, что это примерно как поиски в интернете. Не более.


– Скорее всего, – отозвалась Калла. – Просто любопытство. Не то чтобы твоя мать сохла по нему.

– О, я этого не знала, – негромко произнесла Персефона.

Блу живо навострила уши.

– Подожди, ты считаешь, что моя мать по-прежнему влюблена в этого… как его зовут, кстати?

– Щенуля, – ответила Калла, а Персефона захихикала, явно припомнив Мору, обезумевшую от любви.

– Я отказываюсь верить, что мама хоть кого-то называла Щенулей! – заявила Блу.

– О, называла! И «любовничком», – сказала Калла, взяв пустую миску.

На донышке что-то засохло, как будто в ней некогда лежала какая-то густая масса. Каша. Или кровь.

– И «орешком».

– Ты выдумываешь!

Блу стало стыдно за мать.

Персефона, красная от сдерживаемого смеха, покачала головой. Густые пряди волос выбились из пучка, и вид у нее был такой, словно она спаслась от торнадо.

– Боюсь, что нет.

– Но с какой стати называть человека…

Калла, повернувшись к Блу и самым причудливым образом изогнув брови, намекнула:

– Используй свое воображение.

Персефона беспомощно расхохоталась.

Блу скрестила руки на груди.

– Ну хватит.

Но при виде ее серьезного лица остатки самообладания у Каллы и Персефоны как ветром сдуло. Неудержимо смеясь, они начали перебрасываться ласковыми прозвищами, которые Мора, очевидно, изобрела восемнадцать лет назад.

– Дамы, – строго сказала Блу. – У нас осталось сорок пять минут.

Она указала на зеркала.

– Калла, дотронься до них.

Из всех странных вещей на чердаке они казались самыми зловещими, и испытать их было, пожалуй, неплохой идеей.

Подавив смех, Калла подошла к зеркалам. Было что-то тревожное в полной непрактичности двух отражающих поверхностей, поставленных друг напротив друга.

– Не лезь между ними, – предупредила Персефона.

– Я не дура, – огрызнулась Калла.

Блу спросила:

– Почему нельзя становиться между ними?

– Кто знает, что Нив с ними делала. Я не хочу, чтобы моя душа попала в бутылку где-нибудь в другом измерении или типа того.

Калла ухватилась за край ближайшего зеркала, стараясь стоять так, чтобы не отражаться в другом. Нахмурившись, она протянула руку Блу. Та послушно приблизилась и позволила Калле взять себя за плечо.

Прошло несколько секунд. Было тихо, не считая жужжания насекомых за окном.

– Наша маленькая Нив весьма амбициозна, – наконец прорычала Калла, сильнее вцепляясь в Блу и в край зеркала. – Видимо, нынешней славы ей недостаточно. Телепрограммы – это для ничтожеств.

– Не надо сарказма, Калла, – попросила Персефона. – Расскажи, что ты видишь.

– Я вижу Нив в той черной маске, между зеркалами. Она, видимо, вернулась… откуда-то, потому что зеркал четыре. Еще два, побольше, стоят вот за этими. Нив отражается во всех четырех зеркалах, и везде на ней маска, но в каждом зеркале она выглядит по-другому. В одном она стройнее, в другом одета в черное, в третьем у нее какая-то не такая кожа. Не знаю, что это такое… не исключаю, что вероятности.

Калла замолчала. Блу стало слегка холодно при мысли о четырех разных Нив.

– Подай маску. Нет, Блу, не ты, стой на месте. Персефона?..

Персефона осторожно подняла маску. И вновь последовала пауза, пока Калла читала предмет. Костяшки у нее побелели.