Воронята
Часть 53 из 68 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Пуп наставил ствол в лоб Ганси.
– Нет, – сказал он. – Вот другой способ.
У Ганси возникло то же ощущение отстраненности, которое посетило его на Монмутской фабрике, когда он смотрел на осу. Он одновременно увидел текущий момент (пистолет, прижатый ко лбу над бровями, такой холодный, что ствол казался острым) и перспективу. Вот сейчас палец Пупа дернется назад, пуля вонзится ему в череп, и он умрет, вместо того чтобы добраться до Генриетты…
Тетрадь как будто оттягивала руки. Она была не нужна ему. Ганси знал содержимое на память.
Но это была его тетрадь. Он отдавал всё, ради чего трудился.
«Я заведу новую».
– Если бы вы просто попросили, – произнес Ганси, – я бы пересказал вам всё. Я был бы рад поделиться. Это не секрет.
Пистолет, уткнувшийся ему в лоб, задрожал. Пуп сказал:
– С ума сойти. Ты что-то говоришь, когда я держу тебя под прицелом. Ты удосужился это сказать.
– Зато вы знаете, что это правда.
Он протянул Пупу тетрадь.
– Ты мне отвратителен, – сказал тот, прижимая ее к груди. – Ты считаешь себя неуязвимым. Я тоже так думал.
И тогда Ганси понял, что Пуп собирается его убить. Невозможно говорить с такой ненавистью и горечью в голосе – и не спустить после этого курок.
Лицо Пупа напряглось.
Времени не стало – только промежуток между двумя дыханиями. Вдох и выдох.
Семь месяцев назад Ронан объяснял Ганси, что такое хук.
«Бей всем телом, не только кулаком.
Смотри, куда бьешь.
Локоть под девяносто градусов.
Не думай, что ему будет больно.
Ганси, я же сказал: не думай о том, как ему больно».
Он размахнулся.
Ганси забыл почти всё, чему его учил Ронан, но он помнил, что не надо отводить глаза. Лишь благодаря этому – и чистой удаче – ему удалось выбить пистолет. Оружие упало на дорогу.
Пуп издал бессловесный рев.
Оба бросились за пистолетом. Ганси споткнулся, упал на колени и слепо ударил ногой в его направлении. Он почувствовал, как нога с чем-то встретилась, сначала с рукой Пупа, затем с каким-то твердым предметом. Пистолет отлетел к задним колесам машины, и Ганси почти ползком забрался за «Камаро». Свет фар туда не достигал. Его единственной мыслью было найти укрытие, спрятаться в темноте.
По другую сторону машины царило молчание. Стараясь успокоить срывающееся дыхание, Ганси прислонился щекой к теплому металлу «кабана». Палец, который он ушиб о пистолет, болел.
«Не дыши».
Пуп, стоя на дороге, выругался, потом еще и еще. Скрипнул гравий: он присел у машины. Пуп не смог найти пистолет и опять выругался.
Вдалеке послышался шум мотора. Вероятно, по дороге кто-то ехал. Спаситель или, по крайней мере, свидетель.
На мгновение Пуп замер, а затем вдруг бросился бежать; его шаги звучали всё тише, по мере того как он приближался к собственной машине.
Ганси наклонил голову и выглянул из-под брюха «кабана», который потрескивал, остывая. Он увидел между задними колесами изящный силуэт пистолета, освещенный фарами Пупа.
Он не знал, уезжает ли Пуп или просто пошел за фонариком. Ганси попятился дальше в темноту. Он лежал там, слыша отдававшийся в ушах стук сердца. Трава царапала ему щеку.
Машина Пупа сорвалась с обочины и помчалась в сторону Генриетты.
Следом проехала другая машина. Не обратив внимания на «Камаро».
Ганси долго лежал в заросшей травой канаве, слушая жужжание насекомых вокруг и вздохи, которые издавал «кабан», по мере того как мотор приходил в норму. Большой палец, в том месте, где он ударился им о пистолет, начал всерьез болеть. Ганси, конечно, легко отделался. Но все-таки палец болел.
И тетрадь… Ганси вздрогнул: Пуп похитил хронику его самых страстных желаний.
Убедившись, что тот не вернется, Ганси встал на ноги и обошел машину. Опустившись на колени, он вытянул руку как можно дальше и подцепил пистолет за край здоровым пальцем. А затем осторожно поставил оружие на предохранитель. В его ушах послышался голос Блу: «Отпечатки!»
Ганси, двигаясь как во сне, открыл дверцу и положил пистолет на пассажирское сиденье. Ему казалось, что это был какой-то другой вечер, другая машина, другой человек…
Он закрыл глаза и повернул ключ.
Мотор долго кашлял, но наконец завелся.
Ганси открыл глаза. Всё казалось не таким, как раньше.
Он включил фары и выехал на дорогу. Нажав на газ, проверил мотор. Тот работал без запинок.
Надавив на педаль, Ганси помчался к Генриетте. Пуп убил Ноя – и знал, что его тайна раскрылась. Куда бы он ни направился теперь, ему было нечего терять.
34
Блу никогда не любила чердак, еще до того как там поселилась Нив. Наклонный потолок предоставлял массу возможностей стукнуться головой о доски. По грубо отесанным половицам и местам, застеленным колючей фанерой, было неприятно ходить босиком. Летом чердак превращался в ад. Вдобавок там не лежало ничего, кроме пыли и дохлых ос. Мора терпеть не могла копить хлам, поэтому всё, чем они не пользовались, всучивалось соседям или отправлялось в благотворительный фонд. Короче, у Блу не было никаких поводов лазить на чердак.
До сих пор.
Когда стемнело, Блу оставила Ронана, Адама и Ноя спорить, можно ли обвинить Пупа в смерти последнего, если полиция еще до этого не додумалась. Адам позвонил через пять минут после того, как Блу добралась до дома, и сказал, что Ной исчез, едва она ушла.
Значит, это было правдой. Она действительно представляла собой столик с розеткой.
– У нас есть час, – сказала Калла, когда Блу открыла дверь чердака. – Они вернутся около одиннадцати. Дай я зайду первая. На всякий случай…
Блу подняла бровь.
– Кто, по-твоему, у нее там живет?
– Не знаю.
– Хорьки?
– Не говори глупостей.
– Волшебники?
Калла протиснулась мимо Блу и начала подниматься по лестнице. Единственная лампочка, освещавшая чердак, не отбрасывала свет на всю лестницу.
– Вот это более вероятно. Фу, как пахнет.
– Значит, хорьки.
Стоя на своем выигрышном месте выше по лестнице, Калла устремила на Блу взгляд, который показался девушке опаснее, чем всё, что они могли найти на чердаке. Калла, впрочем, не соврала. Воздух, медленно двигавшийся вокруг, был довольно зловонен; Блу не могла понять, что это за запах, хотя он намекал на что-то знакомое, типа гнилого лука или грязных носков.
– Похоже на серу, – сказала она. – Или труп.
Вспомнив про ужасный голос, который исходил изо рта Нив, Блу подумала, что не удивилась бы ни тому, ни другому.
– Пахнет асафетидой, – мрачно поправила Калла.
– Это что такое?
– Либо то, что придает карри восхитительный вкус, либо то, что очень полезно при колдовстве.
Блу задышала ртом. Трудно было представить, что нечто, столь убедительно пахнущее трупом, способно придавать чему-либо восхитительный вкус.
– А ты как думаешь?
Калла достигла верхушки лестницы.
– Точно не карри, – ответила она.
Теперь, когда Блу тоже стояла наверху, она увидела, что Нив совершенно преобразила чердак. Прямо на полу покоился матрас, застеленный тряпочными ковриками. Повсюду кучками стояли незажженные свечи разного размера, темные миски, стаканы с водой. Ярким малярным скотчем на полу между некоторыми предметами была выложены какие-то узоры. Под ногами у Блу на тарелке, покрытой пеплом, лежал полусгоревший стебель какого-то растения. Возле одного из узких слуховых окон стояли лицом друг к другу два трюмо на ножках, бесконечно отражаясь друг в друге.
А еще там на чердаке царил холод. Хотя после дневной жары это казалось невероятным.
– Ничего не трогай, – сказала Калла.
Блу сочла это явной иронией, учитывая то, зачем они пришли.
– Нет, – сказал он. – Вот другой способ.
У Ганси возникло то же ощущение отстраненности, которое посетило его на Монмутской фабрике, когда он смотрел на осу. Он одновременно увидел текущий момент (пистолет, прижатый ко лбу над бровями, такой холодный, что ствол казался острым) и перспективу. Вот сейчас палец Пупа дернется назад, пуля вонзится ему в череп, и он умрет, вместо того чтобы добраться до Генриетты…
Тетрадь как будто оттягивала руки. Она была не нужна ему. Ганси знал содержимое на память.
Но это была его тетрадь. Он отдавал всё, ради чего трудился.
«Я заведу новую».
– Если бы вы просто попросили, – произнес Ганси, – я бы пересказал вам всё. Я был бы рад поделиться. Это не секрет.
Пистолет, уткнувшийся ему в лоб, задрожал. Пуп сказал:
– С ума сойти. Ты что-то говоришь, когда я держу тебя под прицелом. Ты удосужился это сказать.
– Зато вы знаете, что это правда.
Он протянул Пупу тетрадь.
– Ты мне отвратителен, – сказал тот, прижимая ее к груди. – Ты считаешь себя неуязвимым. Я тоже так думал.
И тогда Ганси понял, что Пуп собирается его убить. Невозможно говорить с такой ненавистью и горечью в голосе – и не спустить после этого курок.
Лицо Пупа напряглось.
Времени не стало – только промежуток между двумя дыханиями. Вдох и выдох.
Семь месяцев назад Ронан объяснял Ганси, что такое хук.
«Бей всем телом, не только кулаком.
Смотри, куда бьешь.
Локоть под девяносто градусов.
Не думай, что ему будет больно.
Ганси, я же сказал: не думай о том, как ему больно».
Он размахнулся.
Ганси забыл почти всё, чему его учил Ронан, но он помнил, что не надо отводить глаза. Лишь благодаря этому – и чистой удаче – ему удалось выбить пистолет. Оружие упало на дорогу.
Пуп издал бессловесный рев.
Оба бросились за пистолетом. Ганси споткнулся, упал на колени и слепо ударил ногой в его направлении. Он почувствовал, как нога с чем-то встретилась, сначала с рукой Пупа, затем с каким-то твердым предметом. Пистолет отлетел к задним колесам машины, и Ганси почти ползком забрался за «Камаро». Свет фар туда не достигал. Его единственной мыслью было найти укрытие, спрятаться в темноте.
По другую сторону машины царило молчание. Стараясь успокоить срывающееся дыхание, Ганси прислонился щекой к теплому металлу «кабана». Палец, который он ушиб о пистолет, болел.
«Не дыши».
Пуп, стоя на дороге, выругался, потом еще и еще. Скрипнул гравий: он присел у машины. Пуп не смог найти пистолет и опять выругался.
Вдалеке послышался шум мотора. Вероятно, по дороге кто-то ехал. Спаситель или, по крайней мере, свидетель.
На мгновение Пуп замер, а затем вдруг бросился бежать; его шаги звучали всё тише, по мере того как он приближался к собственной машине.
Ганси наклонил голову и выглянул из-под брюха «кабана», который потрескивал, остывая. Он увидел между задними колесами изящный силуэт пистолета, освещенный фарами Пупа.
Он не знал, уезжает ли Пуп или просто пошел за фонариком. Ганси попятился дальше в темноту. Он лежал там, слыша отдававшийся в ушах стук сердца. Трава царапала ему щеку.
Машина Пупа сорвалась с обочины и помчалась в сторону Генриетты.
Следом проехала другая машина. Не обратив внимания на «Камаро».
Ганси долго лежал в заросшей травой канаве, слушая жужжание насекомых вокруг и вздохи, которые издавал «кабан», по мере того как мотор приходил в норму. Большой палец, в том месте, где он ударился им о пистолет, начал всерьез болеть. Ганси, конечно, легко отделался. Но все-таки палец болел.
И тетрадь… Ганси вздрогнул: Пуп похитил хронику его самых страстных желаний.
Убедившись, что тот не вернется, Ганси встал на ноги и обошел машину. Опустившись на колени, он вытянул руку как можно дальше и подцепил пистолет за край здоровым пальцем. А затем осторожно поставил оружие на предохранитель. В его ушах послышался голос Блу: «Отпечатки!»
Ганси, двигаясь как во сне, открыл дверцу и положил пистолет на пассажирское сиденье. Ему казалось, что это был какой-то другой вечер, другая машина, другой человек…
Он закрыл глаза и повернул ключ.
Мотор долго кашлял, но наконец завелся.
Ганси открыл глаза. Всё казалось не таким, как раньше.
Он включил фары и выехал на дорогу. Нажав на газ, проверил мотор. Тот работал без запинок.
Надавив на педаль, Ганси помчался к Генриетте. Пуп убил Ноя – и знал, что его тайна раскрылась. Куда бы он ни направился теперь, ему было нечего терять.
34
Блу никогда не любила чердак, еще до того как там поселилась Нив. Наклонный потолок предоставлял массу возможностей стукнуться головой о доски. По грубо отесанным половицам и местам, застеленным колючей фанерой, было неприятно ходить босиком. Летом чердак превращался в ад. Вдобавок там не лежало ничего, кроме пыли и дохлых ос. Мора терпеть не могла копить хлам, поэтому всё, чем они не пользовались, всучивалось соседям или отправлялось в благотворительный фонд. Короче, у Блу не было никаких поводов лазить на чердак.
До сих пор.
Когда стемнело, Блу оставила Ронана, Адама и Ноя спорить, можно ли обвинить Пупа в смерти последнего, если полиция еще до этого не додумалась. Адам позвонил через пять минут после того, как Блу добралась до дома, и сказал, что Ной исчез, едва она ушла.
Значит, это было правдой. Она действительно представляла собой столик с розеткой.
– У нас есть час, – сказала Калла, когда Блу открыла дверь чердака. – Они вернутся около одиннадцати. Дай я зайду первая. На всякий случай…
Блу подняла бровь.
– Кто, по-твоему, у нее там живет?
– Не знаю.
– Хорьки?
– Не говори глупостей.
– Волшебники?
Калла протиснулась мимо Блу и начала подниматься по лестнице. Единственная лампочка, освещавшая чердак, не отбрасывала свет на всю лестницу.
– Вот это более вероятно. Фу, как пахнет.
– Значит, хорьки.
Стоя на своем выигрышном месте выше по лестнице, Калла устремила на Блу взгляд, который показался девушке опаснее, чем всё, что они могли найти на чердаке. Калла, впрочем, не соврала. Воздух, медленно двигавшийся вокруг, был довольно зловонен; Блу не могла понять, что это за запах, хотя он намекал на что-то знакомое, типа гнилого лука или грязных носков.
– Похоже на серу, – сказала она. – Или труп.
Вспомнив про ужасный голос, который исходил изо рта Нив, Блу подумала, что не удивилась бы ни тому, ни другому.
– Пахнет асафетидой, – мрачно поправила Калла.
– Это что такое?
– Либо то, что придает карри восхитительный вкус, либо то, что очень полезно при колдовстве.
Блу задышала ртом. Трудно было представить, что нечто, столь убедительно пахнущее трупом, способно придавать чему-либо восхитительный вкус.
– А ты как думаешь?
Калла достигла верхушки лестницы.
– Точно не карри, – ответила она.
Теперь, когда Блу тоже стояла наверху, она увидела, что Нив совершенно преобразила чердак. Прямо на полу покоился матрас, застеленный тряпочными ковриками. Повсюду кучками стояли незажженные свечи разного размера, темные миски, стаканы с водой. Ярким малярным скотчем на полу между некоторыми предметами была выложены какие-то узоры. Под ногами у Блу на тарелке, покрытой пеплом, лежал полусгоревший стебель какого-то растения. Возле одного из узких слуховых окон стояли лицом друг к другу два трюмо на ножках, бесконечно отражаясь друг в друге.
А еще там на чердаке царил холод. Хотя после дневной жары это казалось невероятным.
– Ничего не трогай, – сказала Калла.
Блу сочла это явной иронией, учитывая то, зачем они пришли.