Вор с черным языком
Часть 57 из 59 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
И она шевельнулась.
Я сделал это.
Перерезал горло милой, нежной Норригаль.
За два удара сердца Норригаль исчезла, а вместо нее появилась старая ведьма по имени Мертвоножка. Подтверждая свое имя, она ковыляла на ногах мертвеца, чуть ли не скелета, опираясь на трость.
Как крольчиха, которую я прирезал когда-то давно в том саду, уступила место волку из Вывернутой башни, так же поступили и две ведьмы. Или не две? Тогда у меня не было времени обдумать это, но их лица – молодое, прекрасное и старое, круглое, словно бочка, – были очень похожи.
Глаза Мертвоножки пылали гневом. Я выронил маленький нож, достал Пальтру, вскочил и бросился на адептку, стоявшую на одном колене. Из тяжелой раны на бедре, оставленной Гальвой, текла кровь. Сама Гальва лежала на животе с распростертыми руками и замершими в неподвижности ногами. Эта стерва сломала ей спину! Раненная в нескольких местах, Сеста поднялась, а Гальва, как сумела, перекатилась на спину и попыталась стащить с себя кольчугу и выпустить корвида. Но сил у нее не хватило.
Ассасин рванулась к королеве, которая подобрала меч Йорбез. Я налетел на адептку сзади и хотел ударить ножом в основание шеи. Но она развернулась и с сокрушительной силой отпихнула меня локтем в сторону. Я упал и почувствовал, как треснуло ребро.
Она выхватила у меня нож. Великанша споткнулась и упала – то ли от слабости, то ли от еще действующего яда, потом снова попыталась встать, но не смогла. Королева приняла что-то вроде боевой стойки, но не успела ассасин прикончить ее – а она бы непременно это сделала, – как стена пещеры позади Мирейи с грохотом затряслась и с нее посыпались камни и комья земли. Творившаяся перед нами магия была так сильна, что у всех волосы встали дыбом.
Три мертвеца: Глубокая Тень, адепт-ассасин в балахоне прокаженного и толстый маг – вдруг вскочили и со всех своих раздавленных ног рванулись к стене пещеры, задымившейся, когда они промчались сквозь нее. Снова раздался сокрушительный грохот, и три фигуры с клочками ведьминого мха вместо глаз вышли из стены рядом с Сестой, словно двоюродные братья того глиняного существа, которое наполняло наши кубки в Вывернутой башне. Они встали в ряд между убийцей и королевой, но адептку это не смутило. Пока еще нет. Своей железной рукой она разнесла первого каменного противника в щебень. Но заклинание дорого ей обошлось. Движения адептки стали замедляться. Отошедшая от стены Мирейя шагнула ближе, чтобы проткнуть ее. Но Мертвоножка, тоже прихромавшая к месту схватки, оттащила королеву за волосы – да, так все и было, королеву за волосы – и сказала:
– Как-нибудь без тебя, девочка. Мы сами разберемся с этой стервой.
Сесту уже отделали так, что она писала кровью. Не горя желанием соваться в ураган камня, железа и плоти, я поднял лук с последней стрелой. На сердце у меня потеплело, и я всадил стрелу как раз над пупком смертоносной стервы. Она снесла голову второму противнику, и он тут же рассыпался. Руки адептки побелели, заклинание выгорело. Она рассеянно потянулась к часам на груди, но и эта татуировка свое уже отработала, осталась только голая бледная плоть. Последний и самый большой каменный человек ударил ее сбоку по голове, и она растянулась на полу. Существу тоже досталась, и оно с жутким стоном тяжело поднялось на ноги. Возможно, какая-то часть сознания Бавотта еще оставалось в нем, сетуя теперь на свое рабство и скорую повторную гибель. Сеста встала на колени, кровь ручьем текла из пронзенного живота. Я поднял яйцерез Гальвы и подошел ближе.
– Посмотри на себя, вшивый сучонок! – сказала она. – У меня не осталось сил, а ты все прячешься и медлишь, как кастрированный раб, надеясь, что каменный человек сделает всю работу за тебя. Ты хоть посчитал, сколько раз я спасала твою никчемную жизнь? От разбойников. От гоблинов. Я убила твою любовницу, заморыш, и с большим удовольствием. Так ты будешь мне мстить, драный недомерок, или уступишь славу другим?
Мертвоножка еле слышно прошептала что-то на старогальтском, а потом сказала:
– Тогда дерись с ним в собственной шкуре, дохлая демоница.
Она махнула рукой, словно отбрасывая от себя что-то. Оставшиеся магические татуировки Сесты стекли с ее кожи, превратившись в черную лужицу на полу. Все до единой. Она попыталась подняться с колен, но не смогла. Каменный человек распался в груду щебня, глаза из ведьминого мха погасли. Пошатываясь, я подошел к Сесте, поднял яйцерез над головой, чтобы расколоть ей череп. Она даже не подняла руки. В первый раз я видел ее испуганной. Сеста стояла на коленях с простреленным животом и слезшей с кожи магией. Слишком ослабевшая, чтобы показать свою выучку. Она со свистом втягивала воздух, не в силах даже встать. Я опустил клинок и проговорил:
– Проваливай отсюда!
Но прежде чем Сеста сумела подняться на ноги, если она вообще была на это способна, Мирейя Аустримская, законная королева Испантии, отсекла ей голову.
65
Бегство на запад
Когда схватка закончилась, я отыскал Обормота. Он тихо мяукал в углу, испуганный как никогда. Я положил кота к себе на плечи, завернувшись в него, словно в шарф, и лишь после этого он замурлыкал. Наверное, почувствовал, что здесь ему ничто не грозит, маленький слепой глупышка. Я так и пошел с ним на плечах туда, где Мертвоножка и Мирейя ухаживали за Гальвой.
Даже представить себе не мог, что в мире существует такая сильная магия, способная восстановить разрушенное. Но именно это старая ведьма и проделала с искалеченной спантийкой. Я стащил с Гальвы кольчугу и отложил подальше, чтобы железо не ослабило заклинаний. Мертвоножка вылечила ее, и Гальва стала такой же, как прежде, а может быть, даже лучше. Ведьма велела мне выйти из пещеры и принести посох Гальвы, так и лежавший в траве возле дороги, на которой мы повстречались с великанами. Мертвоножка взяла лошадиный посох, а потом приказала мне сломать его о камень. Причем важно было сломать так, чтобы он мог потом снова сложиться. Для этого ведьма после короткого заклинания посолила посох, и он стал хрупким. Потом обмакнула сломанные концы в кровь и слюну Гальвы и без малого час что-то напевала над обломками, прежде чем соединить их снова. Уже без соли, но закрепив вином и моей кровью. Я был только рад поделиться ею. Гальва вскрикнула. Ведьма подняла посох выше, и спантийка тоже поднялась, словно марионетка на туго натянутых ниточках. Она казалась теперь бодрой и полной сил. Старая ведьма положила ладонь на слепой глаз Гальвы, вытянула из него яд, которым плюнула Сеста, и смахнула на землю, как будто отрава и не попадала в цель.
Этот глаз так навсегда и остался чуточку бледней другого.
Первым делом возвращенная к жизни птичья воительница подошла к безжизненному телу Йорбез.
– Ты нашла ее, – сказала она на спантийском и расцеловала Йорбез в обе щеки. – Спасибо тебе, госпожа моя. Скоро увидимся.
Я так и не понял, кого она назвала «госпожой» – Йорбез или Далгату, Костлявую. Мне всегда казалось, что поклоняющиеся Смерти притворяются или носят маску храбреца, если хотите, но эта женщина, похоже, и в самом деле радовалась, глядя на труп свой наставницы и подруги, на ее посиневшее из-за сломанной трахеи лицо. Ведь это означало, что сама Йорбез резвится сейчас где-то вместе со своей прекрасной госпожой, крылатым скелетом.
Никогда мне не понять этих спантийцев.
Я посмотрел на Мертвоножку и заметил, что ее волосы, еще сохранявшие пепельно-коричневый оттенок, когда она появилась здесь, теперь превратились в снежную бурю. Один глаз выпучился, и вообще вид у нее был нездоровый. Даже у такой могущественной ведьмы силы не беспредельны. Поворотное заклинание, каменные люди и исцеление Гальвы едва не погубили ее, и, если я не ошибся в своих подозрениях, вывести нас отсюда ей тоже обойдется недешево.
Великанша застонала от боли, и ведьма позаботилась и о ней, посыпав порошком из сумки Норригаль, который взбодрил Мисфу и затянул раны от слишком быстрого возвращения к обычному росту. Возможно, младшая ведьма приберегала порошок для своих раздробленных ног. Может быть, она боялась, что великанша убьет нас всех, как раздавила обессилевших воров. Или у нее просто не хватило сил, чтобы применить заклинание, настолько тяжело она была ранена. Мертвоножка отчасти ответила на мое любопытство.
– Это не даст ей умереть, – сказала ведьма. – Но не исцелит до такой степени, чтобы она нас всех перебила.
– А что стало с твоей… внучатой племянницей? – спросил я. – Она умерла?
Мертвоножка улыбнулась:
– Нет, пока я сама жива. А когда умру – хотелось бы, чтобы это случилось до возвращения в Бесснежный лес, – она создаст другую, моложе себя, а сама станет старшей.
– Но она…
– Снова там, где ты когда-то встретился с ней. Она жива и здорова, но ты не скоро увидишь ее, если увидишь вообще.
– Я вернусь к ней, – сказал я. – Так или иначе.
– Землею, водою… – начала Мертвоножка.
– Огнем или вороном, – закончил я.
– Тебе нужно спрятаться от Берущих. Возьми с собой эту книгу и найди способ перевести то, что в ней сказано. Ее содержимое разорвет твою Гильдию в клочья. Сделай это, чтобы искупить всю пролитую до сей поры кровь. Сделай это – и ты станешь достойным своего отца.
Обдумать возможный смысл последней фразы я не успел, потому что книга, словно поняв, что мы говорим о ней, вдруг шевельнулась и устремилась к выходу из пещеры. Я швырнул в нее камнем, и она замерла.
Гальва объяснила Мирейе, о чем говорила Мертвоножка, и королева что-то сказала в ответ.
Гальва попыталась возразить, но королева перебила ее, настаивая на своем. Воительница подошла ко мне, явно не слишком довольная новостями, которые принесла.
– Моя повелительница Мирейя велела мне отправиться с тобой, гальт. Охранять твою жизнь и следить за тем, чтобы ты правильно распорядился этой книгой.
– Какая радость для нас обоих!
– А теперь помоги мне еще в одном деле, – сказала Мертвоножка и протянула мне нож-пилу, показывая на мертвую адептку.
Ведьма тяжело опустилась на пол пещеры, выдернула свои гниющие ноги и отбросила, словно отсыревшие поленья. А потом выжидающе посмотрела на меня:
– Ну?
Я оглянулся на обезглавленное тело Сесты.
По милости богов глаза ее смотрели в другую сторону.
Я не был создан для того, чтобы отрубать ноги. Гальты называют это «грязным геройством», намекая на то, что я измажусь в дерьме, выполняя такую работу. Но я никогда не был и кровавым героем.
– Избавь меня от этого, – попросил я.
– Почему? – Мертвоножка кивнула на труп убийцы. – Ты собираешься отвезти ее домой?
Она произнесла эта так похоже на Норригаль, так по-гальтски, так небрежно и зловеще.
Я так тосковал по своей лунной жене, как будто знал ее всю жизнь, а не… сколько? Шесть недель? Не прошло и шестидесяти дней с нашей встречи, а теперь каждый час без нее казался лишенным смысла.
Если вы никогда по уши не влюблялись и не теряли владычицу своего сердца, можете и дальше надо мной смеяться. А если все-таки влюблялись, выпейте и утрите слезу.
Я сделаю все, что нужно, с этой губительной книгой Гильдии, а потом вернусь за Норригаль, живет ли она в Вывернутой башне или лежит в могиле. И если боги будут милосердны и покажут мне ее живой еще раз, я пообещаю ей столько лун, сколько она сама захочет.
Должно быть, Мертвоножка опять прочитала мои мысли, как тогда, в Бесснежном лесу.
– Как будто Норригаль На Гэлбрет захочет снова увидеть такого, как ты, – сказала она. – Это все равно что отодрать эльфа.
Опять тот же ритм, как у Норригаль.
Я посмотрел на нее.
– Этого не может быть, – пробормотал я. – Хрен, такого вообще не может быть.
Старая ведьма усмехнулась.
«Как все-таки она потеряла ноги?»
Норригаль не может быть ее внучатой племянницей.
«Великанша зашвырнула дерево прямо ей в ноги».
Норригаль и была Мертвоножкой.
«Когда-то давно и сейчас тоже».
Каким-то образом.
– Об этом нужно подумать, – сказал я. – Я просто…
Я сделал это.
Перерезал горло милой, нежной Норригаль.
За два удара сердца Норригаль исчезла, а вместо нее появилась старая ведьма по имени Мертвоножка. Подтверждая свое имя, она ковыляла на ногах мертвеца, чуть ли не скелета, опираясь на трость.
Как крольчиха, которую я прирезал когда-то давно в том саду, уступила место волку из Вывернутой башни, так же поступили и две ведьмы. Или не две? Тогда у меня не было времени обдумать это, но их лица – молодое, прекрасное и старое, круглое, словно бочка, – были очень похожи.
Глаза Мертвоножки пылали гневом. Я выронил маленький нож, достал Пальтру, вскочил и бросился на адептку, стоявшую на одном колене. Из тяжелой раны на бедре, оставленной Гальвой, текла кровь. Сама Гальва лежала на животе с распростертыми руками и замершими в неподвижности ногами. Эта стерва сломала ей спину! Раненная в нескольких местах, Сеста поднялась, а Гальва, как сумела, перекатилась на спину и попыталась стащить с себя кольчугу и выпустить корвида. Но сил у нее не хватило.
Ассасин рванулась к королеве, которая подобрала меч Йорбез. Я налетел на адептку сзади и хотел ударить ножом в основание шеи. Но она развернулась и с сокрушительной силой отпихнула меня локтем в сторону. Я упал и почувствовал, как треснуло ребро.
Она выхватила у меня нож. Великанша споткнулась и упала – то ли от слабости, то ли от еще действующего яда, потом снова попыталась встать, но не смогла. Королева приняла что-то вроде боевой стойки, но не успела ассасин прикончить ее – а она бы непременно это сделала, – как стена пещеры позади Мирейи с грохотом затряслась и с нее посыпались камни и комья земли. Творившаяся перед нами магия была так сильна, что у всех волосы встали дыбом.
Три мертвеца: Глубокая Тень, адепт-ассасин в балахоне прокаженного и толстый маг – вдруг вскочили и со всех своих раздавленных ног рванулись к стене пещеры, задымившейся, когда они промчались сквозь нее. Снова раздался сокрушительный грохот, и три фигуры с клочками ведьминого мха вместо глаз вышли из стены рядом с Сестой, словно двоюродные братья того глиняного существа, которое наполняло наши кубки в Вывернутой башне. Они встали в ряд между убийцей и королевой, но адептку это не смутило. Пока еще нет. Своей железной рукой она разнесла первого каменного противника в щебень. Но заклинание дорого ей обошлось. Движения адептки стали замедляться. Отошедшая от стены Мирейя шагнула ближе, чтобы проткнуть ее. Но Мертвоножка, тоже прихромавшая к месту схватки, оттащила королеву за волосы – да, так все и было, королеву за волосы – и сказала:
– Как-нибудь без тебя, девочка. Мы сами разберемся с этой стервой.
Сесту уже отделали так, что она писала кровью. Не горя желанием соваться в ураган камня, железа и плоти, я поднял лук с последней стрелой. На сердце у меня потеплело, и я всадил стрелу как раз над пупком смертоносной стервы. Она снесла голову второму противнику, и он тут же рассыпался. Руки адептки побелели, заклинание выгорело. Она рассеянно потянулась к часам на груди, но и эта татуировка свое уже отработала, осталась только голая бледная плоть. Последний и самый большой каменный человек ударил ее сбоку по голове, и она растянулась на полу. Существу тоже досталась, и оно с жутким стоном тяжело поднялось на ноги. Возможно, какая-то часть сознания Бавотта еще оставалось в нем, сетуя теперь на свое рабство и скорую повторную гибель. Сеста встала на колени, кровь ручьем текла из пронзенного живота. Я поднял яйцерез Гальвы и подошел ближе.
– Посмотри на себя, вшивый сучонок! – сказала она. – У меня не осталось сил, а ты все прячешься и медлишь, как кастрированный раб, надеясь, что каменный человек сделает всю работу за тебя. Ты хоть посчитал, сколько раз я спасала твою никчемную жизнь? От разбойников. От гоблинов. Я убила твою любовницу, заморыш, и с большим удовольствием. Так ты будешь мне мстить, драный недомерок, или уступишь славу другим?
Мертвоножка еле слышно прошептала что-то на старогальтском, а потом сказала:
– Тогда дерись с ним в собственной шкуре, дохлая демоница.
Она махнула рукой, словно отбрасывая от себя что-то. Оставшиеся магические татуировки Сесты стекли с ее кожи, превратившись в черную лужицу на полу. Все до единой. Она попыталась подняться с колен, но не смогла. Каменный человек распался в груду щебня, глаза из ведьминого мха погасли. Пошатываясь, я подошел к Сесте, поднял яйцерез над головой, чтобы расколоть ей череп. Она даже не подняла руки. В первый раз я видел ее испуганной. Сеста стояла на коленях с простреленным животом и слезшей с кожи магией. Слишком ослабевшая, чтобы показать свою выучку. Она со свистом втягивала воздух, не в силах даже встать. Я опустил клинок и проговорил:
– Проваливай отсюда!
Но прежде чем Сеста сумела подняться на ноги, если она вообще была на это способна, Мирейя Аустримская, законная королева Испантии, отсекла ей голову.
65
Бегство на запад
Когда схватка закончилась, я отыскал Обормота. Он тихо мяукал в углу, испуганный как никогда. Я положил кота к себе на плечи, завернувшись в него, словно в шарф, и лишь после этого он замурлыкал. Наверное, почувствовал, что здесь ему ничто не грозит, маленький слепой глупышка. Я так и пошел с ним на плечах туда, где Мертвоножка и Мирейя ухаживали за Гальвой.
Даже представить себе не мог, что в мире существует такая сильная магия, способная восстановить разрушенное. Но именно это старая ведьма и проделала с искалеченной спантийкой. Я стащил с Гальвы кольчугу и отложил подальше, чтобы железо не ослабило заклинаний. Мертвоножка вылечила ее, и Гальва стала такой же, как прежде, а может быть, даже лучше. Ведьма велела мне выйти из пещеры и принести посох Гальвы, так и лежавший в траве возле дороги, на которой мы повстречались с великанами. Мертвоножка взяла лошадиный посох, а потом приказала мне сломать его о камень. Причем важно было сломать так, чтобы он мог потом снова сложиться. Для этого ведьма после короткого заклинания посолила посох, и он стал хрупким. Потом обмакнула сломанные концы в кровь и слюну Гальвы и без малого час что-то напевала над обломками, прежде чем соединить их снова. Уже без соли, но закрепив вином и моей кровью. Я был только рад поделиться ею. Гальва вскрикнула. Ведьма подняла посох выше, и спантийка тоже поднялась, словно марионетка на туго натянутых ниточках. Она казалась теперь бодрой и полной сил. Старая ведьма положила ладонь на слепой глаз Гальвы, вытянула из него яд, которым плюнула Сеста, и смахнула на землю, как будто отрава и не попадала в цель.
Этот глаз так навсегда и остался чуточку бледней другого.
Первым делом возвращенная к жизни птичья воительница подошла к безжизненному телу Йорбез.
– Ты нашла ее, – сказала она на спантийском и расцеловала Йорбез в обе щеки. – Спасибо тебе, госпожа моя. Скоро увидимся.
Я так и не понял, кого она назвала «госпожой» – Йорбез или Далгату, Костлявую. Мне всегда казалось, что поклоняющиеся Смерти притворяются или носят маску храбреца, если хотите, но эта женщина, похоже, и в самом деле радовалась, глядя на труп свой наставницы и подруги, на ее посиневшее из-за сломанной трахеи лицо. Ведь это означало, что сама Йорбез резвится сейчас где-то вместе со своей прекрасной госпожой, крылатым скелетом.
Никогда мне не понять этих спантийцев.
Я посмотрел на Мертвоножку и заметил, что ее волосы, еще сохранявшие пепельно-коричневый оттенок, когда она появилась здесь, теперь превратились в снежную бурю. Один глаз выпучился, и вообще вид у нее был нездоровый. Даже у такой могущественной ведьмы силы не беспредельны. Поворотное заклинание, каменные люди и исцеление Гальвы едва не погубили ее, и, если я не ошибся в своих подозрениях, вывести нас отсюда ей тоже обойдется недешево.
Великанша застонала от боли, и ведьма позаботилась и о ней, посыпав порошком из сумки Норригаль, который взбодрил Мисфу и затянул раны от слишком быстрого возвращения к обычному росту. Возможно, младшая ведьма приберегала порошок для своих раздробленных ног. Может быть, она боялась, что великанша убьет нас всех, как раздавила обессилевших воров. Или у нее просто не хватило сил, чтобы применить заклинание, настолько тяжело она была ранена. Мертвоножка отчасти ответила на мое любопытство.
– Это не даст ей умереть, – сказала ведьма. – Но не исцелит до такой степени, чтобы она нас всех перебила.
– А что стало с твоей… внучатой племянницей? – спросил я. – Она умерла?
Мертвоножка улыбнулась:
– Нет, пока я сама жива. А когда умру – хотелось бы, чтобы это случилось до возвращения в Бесснежный лес, – она создаст другую, моложе себя, а сама станет старшей.
– Но она…
– Снова там, где ты когда-то встретился с ней. Она жива и здорова, но ты не скоро увидишь ее, если увидишь вообще.
– Я вернусь к ней, – сказал я. – Так или иначе.
– Землею, водою… – начала Мертвоножка.
– Огнем или вороном, – закончил я.
– Тебе нужно спрятаться от Берущих. Возьми с собой эту книгу и найди способ перевести то, что в ней сказано. Ее содержимое разорвет твою Гильдию в клочья. Сделай это, чтобы искупить всю пролитую до сей поры кровь. Сделай это – и ты станешь достойным своего отца.
Обдумать возможный смысл последней фразы я не успел, потому что книга, словно поняв, что мы говорим о ней, вдруг шевельнулась и устремилась к выходу из пещеры. Я швырнул в нее камнем, и она замерла.
Гальва объяснила Мирейе, о чем говорила Мертвоножка, и королева что-то сказала в ответ.
Гальва попыталась возразить, но королева перебила ее, настаивая на своем. Воительница подошла ко мне, явно не слишком довольная новостями, которые принесла.
– Моя повелительница Мирейя велела мне отправиться с тобой, гальт. Охранять твою жизнь и следить за тем, чтобы ты правильно распорядился этой книгой.
– Какая радость для нас обоих!
– А теперь помоги мне еще в одном деле, – сказала Мертвоножка и протянула мне нож-пилу, показывая на мертвую адептку.
Ведьма тяжело опустилась на пол пещеры, выдернула свои гниющие ноги и отбросила, словно отсыревшие поленья. А потом выжидающе посмотрела на меня:
– Ну?
Я оглянулся на обезглавленное тело Сесты.
По милости богов глаза ее смотрели в другую сторону.
Я не был создан для того, чтобы отрубать ноги. Гальты называют это «грязным геройством», намекая на то, что я измажусь в дерьме, выполняя такую работу. Но я никогда не был и кровавым героем.
– Избавь меня от этого, – попросил я.
– Почему? – Мертвоножка кивнула на труп убийцы. – Ты собираешься отвезти ее домой?
Она произнесла эта так похоже на Норригаль, так по-гальтски, так небрежно и зловеще.
Я так тосковал по своей лунной жене, как будто знал ее всю жизнь, а не… сколько? Шесть недель? Не прошло и шестидесяти дней с нашей встречи, а теперь каждый час без нее казался лишенным смысла.
Если вы никогда по уши не влюблялись и не теряли владычицу своего сердца, можете и дальше надо мной смеяться. А если все-таки влюблялись, выпейте и утрите слезу.
Я сделаю все, что нужно, с этой губительной книгой Гильдии, а потом вернусь за Норригаль, живет ли она в Вывернутой башне или лежит в могиле. И если боги будут милосердны и покажут мне ее живой еще раз, я пообещаю ей столько лун, сколько она сама захочет.
Должно быть, Мертвоножка опять прочитала мои мысли, как тогда, в Бесснежном лесу.
– Как будто Норригаль На Гэлбрет захочет снова увидеть такого, как ты, – сказала она. – Это все равно что отодрать эльфа.
Опять тот же ритм, как у Норригаль.
Я посмотрел на нее.
– Этого не может быть, – пробормотал я. – Хрен, такого вообще не может быть.
Старая ведьма усмехнулась.
«Как все-таки она потеряла ноги?»
Норригаль не может быть ее внучатой племянницей.
«Великанша зашвырнула дерево прямо ей в ноги».
Норригаль и была Мертвоножкой.
«Когда-то давно и сейчас тоже».
Каким-то образом.
– Об этом нужно подумать, – сказал я. – Я просто…