Вор с черным языком
Часть 56 из 59 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
63
Молния во тьме
Черный колючий краб, едва различимый в сумраке пещеры, хотя и разросся уже до размеров собаки, ткнул мне в лицо клешней, едва не задев глаз, и сиганул со стены на пол. Я отскочил и достал Ангну, мой рондельный кинжал, собираясь проткнуть гадкую тварь, но она быстро поползла к Норригаль.
Немудрено, что вид длинноногой черной мерзости, несущейся прямо на нее, напугал покалеченную ведьмочку. Она вытянула вперед большой палец с кольцом и выпустила яркую, обжигающую молнию, превратившую книжного краба в пепел. Ослепленный на время разрядом, я подбежал к Норригаль и встал перед ней, а спантийки точно так же прикрыли собой королеву у дальней стены.
Дурацкое кольцо! Раскалившийся металл обжег Норригаль. Она взвизгнула, стащила его с пальца и бросила на землю. Кольцо задымилось и растаяло без следа.
Зрение начало возвращаться ко мне.
– Святая щелка Кассии! – пробормотал я, стараясь понять, что происходит вокруг.
Норригаль тоже пыталась проморгаться.
– С тобой все в порядке, Кинч? – спросила она почти шепотом в потрясенной, настороженной тишине пещеры.
– Да, – ответил я, но тут же охнул от жгучей боли в предплечье и торопливо задрал окровавленный рукав, уже догадываясь, что случилось. – О нет!
Моя татуировка исчезла.
– Мяу, – сказал слепой серый кот Обормот, восьмеркой вышагивая по полу.
Но конечно же, он появился не один.
Сначала я увидел ее глаза. Сеста, адептка-ассасин. Ее рука, зачерненная татуировками от плеча до кончиков пальцев, сверкнула в воздухе и ударила меня по голове, отшвырнув в сторону, словно щепку. У меня потемнело в глазах: удар был нечеловеческой силы. На черном плече адептки загорелся угольком символ «железо», и я понял, что он означает «железная рука». Такое заклинание не может продержаться долго, но, пока оно действует, руки Сесты будут твердыми и мощными, как железные прутья. Я убрал кинжал в ножны, поднял лук и натянул тетиву.
Спантийские воительницы пробежали через всю пещеру в мгновение ока.
Адептка отбила меч Йорбез рукой, так что искры посыпались, потом ее верхняя губа засветилась, она плюнула в глаз Гальве, и тот задымился. Убийца ослепила спантийку, как урримадская плюющаяся кобра!
Подсечкой она сбила с ног Йорбез, и тут я увидел символ «вверх» на ноге адептки. Не раздумывая я выстрелил над ее головой, и мое сердце согрела искра вернувшейся удачи. Везение снова было со мной. Неуловимым для глаза движением Сеста прыгнула к дальней стене, видимо решив задушить королеву крепкими как железо руками.
Но не успела.
Моя стрела пронзила ее, как перепелку.
Вошла в почку и выглянула из печени.
Сеста дернулась в полете, врезалась в стену и упала. К чести ее, она не позволила себе ни единого стона. Йорбез в два шага подобралась к ней и всадила меч прямо в сердце. Сеста ухмыльнулась, но на губах у нее выступила кровь. Она потянулась рукой к татуировке часов на груди. Стрелка часов теперь как будто выступала наружу. Адептка тянулась именно к ней! Незаметный прежде символ «назад» разгорался все ярче.
– Moch! – крикнул я.
– Срань! – отозвалась Норригаль, как будто перевела то, что я сказал. – Не дай ей этого сделать!
Йорбез ловко выдернула меч, получив за свои старания фонтан крови в лицо, а затем рубанула по руке ассасина, тянувшейся к часам. Меч спантийки сломался о железную руку. Убийца выкашляла еще один сгусток крови и дернула стрелку часов.
64
Крольчиха и волк
– Ох!
Боль прострелила мне руку. Я задрал рукав и увидел на нем пятна крови.
– О нет! – выдохнул я, смутно чувствуя, что уже говорил это раньше.
Моя татуировка кровоточила.
Опять?
Или только сейчас?
– Мяу, – сказал Обормот, незряче бродя восьмеркой по полу.
«Сеста! Она вырывается на свободу!»
Сначала я увидел ее глаза. Потом руки с черными татуировками от плеч до кончиков пальцев. На мгновение они засияли как угли. «Разве только что не происходило то же самое?» – подумал я, и, пока стоял в оцепенении, она ударила меня по голове с такой силой, что оторвала кончик уха.
Срань, как больно-то!
Я увидел на ее плече символ «железо», но откуда-то уже знал, что она пользуется заклинанием «железные руки». Крепкие, как ворота замка. Заклинание, очень быстро сжигающее магию.
Я убрал Ангну, взял лук и наложил стрелу.
У меня не было никаких сомнений, что она пронзит адептку насквозь.
«Да!»
Тут подоспели Гальва и Йорбез, показывая королеве, чтобы она оставалась на месте.
«Правильно, так и нужно», – подсказал рассудок, но чувство везения говорило другое.
Искры посыпались во все стороны, когда железной твердости рука адептки отразила клинок Йорбез, один раз, другой, а потом выкрутила предплечье спантийки так, что едва не вырвала меч. Гальва шагнула вперед, но и ее удар был отбит. Простонав от боли, Сеста плюнула ей в глаз, но попала в тот, что уже дымился.
«Нет, это неправильно. Все должно быть не так».
На ноге ассасина загорелся символ «вверх», и я выстрелил в точку над ее головой. Не успев даже подумать, зачем так поступаю и почему мои действия кажутся мне знакомыми и обреченными. Холод неудачи пробежал от груди до коленной чашечки.
Убийца не поднялась вверх.
Во всяком случае, не прямо вверх.
Она полетела влево, оттолкнулась ногой от сталактита и повернула в дальний угол пещеры, прямо к Мирейе. Моя стрела лишь чиркнула по камню в темноте.
Королева-ведьма приготовилась защищаться, но у нее не было оружия. Стремительным кошачьим прыжком Гальва оказалась между ними, сделала обманный выпад, а потом нанесла удар в живот убийце. Ассасин не смогла отбить клинок железной рукой, но успела развернуться, и меч Гальвы лишь слегка задел ее. Она качнулась влево, но отпрыгнула вправо и выбросила сложенную копьем ладонь точно в горло Йорбез. Другой рукой она прикрыла себе шею от клинка спантийки, который должен был накормить ее до отвала, но только поднял сноп искр.
Йорбез не свалилась замертво. Она испустила предсмертный кровавый хрип, стоя на ногах. Удар разорвал ей трахею и милосердно сломал шейные позвонки. Вряд ли она успела понять, что произошло. Моя следующая стрела не попала в шею ассасина и прочертила полосу на щеке мертвой Йорбез, перерезав ту странную нить, что удерживала ее от падения. Спантийка рухнула, как мешок с камнями.
Я вытащил нож. Мы все ожидали, что ассасин снова рванется к Мирейе, и поэтому я прыгнул в ту сторону. Но адепты не действуют так, как от них ожидают. Она отскочила назад и бросилась к Норригаль. Краем глаза я заметил, что великанша попыталась подняться, но снова осела на землю.
Сердце взорвалось в моей груди при виде Норригаль, поднимающей свой маленький ритуальный нож, беспомощной как дитя, но все же улыбающейся.
Ассасин пнула ее ногой по голове, а потом ударила кулаком в грудь с такой силой, что сломала ребра и повредила внутренности. А затем сеющая вокруг себя смерть стерва отскочила к Гальве и Мирейе.
– Нет! – закричал я, бросившись к Норригаль, моей любимой, моей супруге до новой луны.
Она отхаркнула кровь, посмотрела на меня закатившимися, умирающими глазами и протянула нож рукояткой вперед. Я слышал, как охнула от боли Гальва, как взвизгнула ассасин.
Великанша что-то закричала.
Норригаль не могла говорить, а просто показала движением ножа.
Сад в Бесснежном лесу.
Крольчиха и волк.
Я понял ее, или, по крайней мере, мне так показалось. Это было разумно и в то же время отвратительно, как всегда бывает, когда тебе удается мельком взглянуть на истинное устройство мироздания, его коленные суставы. В одно мгновение я вспомнил уши крольчихи в моей руке и то ощущение, когда я перерубал крепкую трахею Рогача. Поток его горячей крови, долго еще остававшейся липкой на моих руках, особенно на внутреннем сгибе локтя. Его жесткие волосы, мускусный затхлый запах, внезапно смытый горячей кровью. Все это было так отчетливо, так знакомо. Мерзкое ощущение, даже если перед тобой враг. Много, много хуже, чем ударить ножом или проткнуть стрелой. Больше я ни о чем не успел подумать в тот короткий миг, за который не успеешь даже два раза моргнуть, но у меня еще будет время все осмыслить. Нежность и гладкость шеи Норригаль, потяжелевшие от пота волосы, прилипающие к ней, заметное сквозь кожу биение пульса. И теперь я должен перерезать ей горло до того, как Норригаль умрет, а умрет она неизбежно.
Обратной дороги нет.
Я уже видел, как это происходит.
Надо только поверить.
Уши крольчихи в моей руке.
То место, откуда рождается голос, прямо под моим ножом.
Она все равно умерла бы мгновением позже – и без всякой пользы.
Нет причин не сделать этого.
Ничего особенного, просто шея.
Шевелись, рука!
Шевелись, твою мать!
Молния во тьме
Черный колючий краб, едва различимый в сумраке пещеры, хотя и разросся уже до размеров собаки, ткнул мне в лицо клешней, едва не задев глаз, и сиганул со стены на пол. Я отскочил и достал Ангну, мой рондельный кинжал, собираясь проткнуть гадкую тварь, но она быстро поползла к Норригаль.
Немудрено, что вид длинноногой черной мерзости, несущейся прямо на нее, напугал покалеченную ведьмочку. Она вытянула вперед большой палец с кольцом и выпустила яркую, обжигающую молнию, превратившую книжного краба в пепел. Ослепленный на время разрядом, я подбежал к Норригаль и встал перед ней, а спантийки точно так же прикрыли собой королеву у дальней стены.
Дурацкое кольцо! Раскалившийся металл обжег Норригаль. Она взвизгнула, стащила его с пальца и бросила на землю. Кольцо задымилось и растаяло без следа.
Зрение начало возвращаться ко мне.
– Святая щелка Кассии! – пробормотал я, стараясь понять, что происходит вокруг.
Норригаль тоже пыталась проморгаться.
– С тобой все в порядке, Кинч? – спросила она почти шепотом в потрясенной, настороженной тишине пещеры.
– Да, – ответил я, но тут же охнул от жгучей боли в предплечье и торопливо задрал окровавленный рукав, уже догадываясь, что случилось. – О нет!
Моя татуировка исчезла.
– Мяу, – сказал слепой серый кот Обормот, восьмеркой вышагивая по полу.
Но конечно же, он появился не один.
Сначала я увидел ее глаза. Сеста, адептка-ассасин. Ее рука, зачерненная татуировками от плеча до кончиков пальцев, сверкнула в воздухе и ударила меня по голове, отшвырнув в сторону, словно щепку. У меня потемнело в глазах: удар был нечеловеческой силы. На черном плече адептки загорелся угольком символ «железо», и я понял, что он означает «железная рука». Такое заклинание не может продержаться долго, но, пока оно действует, руки Сесты будут твердыми и мощными, как железные прутья. Я убрал кинжал в ножны, поднял лук и натянул тетиву.
Спантийские воительницы пробежали через всю пещеру в мгновение ока.
Адептка отбила меч Йорбез рукой, так что искры посыпались, потом ее верхняя губа засветилась, она плюнула в глаз Гальве, и тот задымился. Убийца ослепила спантийку, как урримадская плюющаяся кобра!
Подсечкой она сбила с ног Йорбез, и тут я увидел символ «вверх» на ноге адептки. Не раздумывая я выстрелил над ее головой, и мое сердце согрела искра вернувшейся удачи. Везение снова было со мной. Неуловимым для глаза движением Сеста прыгнула к дальней стене, видимо решив задушить королеву крепкими как железо руками.
Но не успела.
Моя стрела пронзила ее, как перепелку.
Вошла в почку и выглянула из печени.
Сеста дернулась в полете, врезалась в стену и упала. К чести ее, она не позволила себе ни единого стона. Йорбез в два шага подобралась к ней и всадила меч прямо в сердце. Сеста ухмыльнулась, но на губах у нее выступила кровь. Она потянулась рукой к татуировке часов на груди. Стрелка часов теперь как будто выступала наружу. Адептка тянулась именно к ней! Незаметный прежде символ «назад» разгорался все ярче.
– Moch! – крикнул я.
– Срань! – отозвалась Норригаль, как будто перевела то, что я сказал. – Не дай ей этого сделать!
Йорбез ловко выдернула меч, получив за свои старания фонтан крови в лицо, а затем рубанула по руке ассасина, тянувшейся к часам. Меч спантийки сломался о железную руку. Убийца выкашляла еще один сгусток крови и дернула стрелку часов.
64
Крольчиха и волк
– Ох!
Боль прострелила мне руку. Я задрал рукав и увидел на нем пятна крови.
– О нет! – выдохнул я, смутно чувствуя, что уже говорил это раньше.
Моя татуировка кровоточила.
Опять?
Или только сейчас?
– Мяу, – сказал Обормот, незряче бродя восьмеркой по полу.
«Сеста! Она вырывается на свободу!»
Сначала я увидел ее глаза. Потом руки с черными татуировками от плеч до кончиков пальцев. На мгновение они засияли как угли. «Разве только что не происходило то же самое?» – подумал я, и, пока стоял в оцепенении, она ударила меня по голове с такой силой, что оторвала кончик уха.
Срань, как больно-то!
Я увидел на ее плече символ «железо», но откуда-то уже знал, что она пользуется заклинанием «железные руки». Крепкие, как ворота замка. Заклинание, очень быстро сжигающее магию.
Я убрал Ангну, взял лук и наложил стрелу.
У меня не было никаких сомнений, что она пронзит адептку насквозь.
«Да!»
Тут подоспели Гальва и Йорбез, показывая королеве, чтобы она оставалась на месте.
«Правильно, так и нужно», – подсказал рассудок, но чувство везения говорило другое.
Искры посыпались во все стороны, когда железной твердости рука адептки отразила клинок Йорбез, один раз, другой, а потом выкрутила предплечье спантийки так, что едва не вырвала меч. Гальва шагнула вперед, но и ее удар был отбит. Простонав от боли, Сеста плюнула ей в глаз, но попала в тот, что уже дымился.
«Нет, это неправильно. Все должно быть не так».
На ноге ассасина загорелся символ «вверх», и я выстрелил в точку над ее головой. Не успев даже подумать, зачем так поступаю и почему мои действия кажутся мне знакомыми и обреченными. Холод неудачи пробежал от груди до коленной чашечки.
Убийца не поднялась вверх.
Во всяком случае, не прямо вверх.
Она полетела влево, оттолкнулась ногой от сталактита и повернула в дальний угол пещеры, прямо к Мирейе. Моя стрела лишь чиркнула по камню в темноте.
Королева-ведьма приготовилась защищаться, но у нее не было оружия. Стремительным кошачьим прыжком Гальва оказалась между ними, сделала обманный выпад, а потом нанесла удар в живот убийце. Ассасин не смогла отбить клинок железной рукой, но успела развернуться, и меч Гальвы лишь слегка задел ее. Она качнулась влево, но отпрыгнула вправо и выбросила сложенную копьем ладонь точно в горло Йорбез. Другой рукой она прикрыла себе шею от клинка спантийки, который должен был накормить ее до отвала, но только поднял сноп искр.
Йорбез не свалилась замертво. Она испустила предсмертный кровавый хрип, стоя на ногах. Удар разорвал ей трахею и милосердно сломал шейные позвонки. Вряд ли она успела понять, что произошло. Моя следующая стрела не попала в шею ассасина и прочертила полосу на щеке мертвой Йорбез, перерезав ту странную нить, что удерживала ее от падения. Спантийка рухнула, как мешок с камнями.
Я вытащил нож. Мы все ожидали, что ассасин снова рванется к Мирейе, и поэтому я прыгнул в ту сторону. Но адепты не действуют так, как от них ожидают. Она отскочила назад и бросилась к Норригаль. Краем глаза я заметил, что великанша попыталась подняться, но снова осела на землю.
Сердце взорвалось в моей груди при виде Норригаль, поднимающей свой маленький ритуальный нож, беспомощной как дитя, но все же улыбающейся.
Ассасин пнула ее ногой по голове, а потом ударила кулаком в грудь с такой силой, что сломала ребра и повредила внутренности. А затем сеющая вокруг себя смерть стерва отскочила к Гальве и Мирейе.
– Нет! – закричал я, бросившись к Норригаль, моей любимой, моей супруге до новой луны.
Она отхаркнула кровь, посмотрела на меня закатившимися, умирающими глазами и протянула нож рукояткой вперед. Я слышал, как охнула от боли Гальва, как взвизгнула ассасин.
Великанша что-то закричала.
Норригаль не могла говорить, а просто показала движением ножа.
Сад в Бесснежном лесу.
Крольчиха и волк.
Я понял ее, или, по крайней мере, мне так показалось. Это было разумно и в то же время отвратительно, как всегда бывает, когда тебе удается мельком взглянуть на истинное устройство мироздания, его коленные суставы. В одно мгновение я вспомнил уши крольчихи в моей руке и то ощущение, когда я перерубал крепкую трахею Рогача. Поток его горячей крови, долго еще остававшейся липкой на моих руках, особенно на внутреннем сгибе локтя. Его жесткие волосы, мускусный затхлый запах, внезапно смытый горячей кровью. Все это было так отчетливо, так знакомо. Мерзкое ощущение, даже если перед тобой враг. Много, много хуже, чем ударить ножом или проткнуть стрелой. Больше я ни о чем не успел подумать в тот короткий миг, за который не успеешь даже два раза моргнуть, но у меня еще будет время все осмыслить. Нежность и гладкость шеи Норригаль, потяжелевшие от пота волосы, прилипающие к ней, заметное сквозь кожу биение пульса. И теперь я должен перерезать ей горло до того, как Норригаль умрет, а умрет она неизбежно.
Обратной дороги нет.
Я уже видел, как это происходит.
Надо только поверить.
Уши крольчихи в моей руке.
То место, откуда рождается голос, прямо под моим ножом.
Она все равно умерла бы мгновением позже – и без всякой пользы.
Нет причин не сделать этого.
Ничего особенного, просто шея.
Шевелись, рука!
Шевелись, твою мать!