Вор с черным языком

Здесь были четыре маленькие камеры и одна побольше, с койками и кольцами, к которым могли крепиться цепи или веревки. Повсюду виднелись безобразные пятна крови. В шкафу хранились всевозможные клещи и хирургические ножи, от вида которых передернуло даже меня, хотя я вовсе не нежный цветочек.

Эта были камеры для допросов.

Других потайных дверей я не нашел и поднялся обратно наверх.

На первом этаже я отыскал тайный ход, хитроумно спрятанный в камине, под колосниковой решеткой. Да и догадался об этом только потому, что пепел сгребли к задней стенке.

Я медленно продвигался по тоннелю, нащупывая кочергой ступеньки и в любой момент ожидая, что одна из них выстрелит ядовитыми шипами. Но ничего такого не случилось. Дальше лаз неожиданно расширялся, превращаясь в подлинный шедевр строительного искусства. Я прошел его до конца. Все мои чувства были напряжены до предела: я проверял дорогу кочергой, пытался уловить легкие покалывания магии, сверялся со своим везением, готовый замереть на месте, как только сердце охватит холод надвигающейся беды.

Так я и прошел без всяких приключений не меньше ста ярдов.

А потом увидел мертвого мальчишку.

Упавший сверху железный шип проткнул его насквозь, войдя под ключицей и выйдя правей заднего прохода, а потом еще оставил вмятину в каменном полу. Вероятно, шип вылетел из цилиндрической трубки под тяжестью надавившего на него камня. Жаль, что он не попал в голову, – гримаса боли подсказывала, что умер мальчик далеко не сразу. Товарищи оставили его здесь, потому что никак не могли вытащить. Такой работы испугался бы даже мясник. Добротные сапоги так и остались на нем. Друзья слишком любили его, чтобы ограбить, или просто побоялись остаться и разделить его участь. Он не сделал ничего особенного, просто взял немного левей, где тоннель расширялся, и зацепился за растяжку.

– Пусть свирель Самнайра отведет тебя в лучшее место, – сказал я и двинулся дальше.

На ходу я обдумывал все то, что рассказал Юрмейен. Как Гильдия, переодев своих солдат, натравила великанов на Аустрим, чтобы отомстить за свое изгнание из королевства. Я знал, что Берущие – жестокие мерзавцы, которые вечно тянут руки к чужому пирогу, поэтому Гильдия так и привлекала начинающих воров. Но провернуть настолько крупное дело? Никогда бы не поверил, что кто-нибудь на такое способен, даже они.

А еще Юрмейен сказал, что королева Мирейя, подобно «королеве» в «Башнях», охотится на предателей. Похоже на правду, потому что они с мужем предотвратили три покушения, редкий подвиг для тех, кого Гильдия хотела бы видеть мертвыми. Я вспомнил пьесу, которую видел в Кадоте. Там обезьянка предупредила инфанту Мирейю о коварном плане дяди убить ее отца и занять трон. Может, так все и было? Может быть, это животные помогали Мирейе вынюхивать ложь и видеть, что скрывают сердца тех, кто стоял перед ней?

Но в этом тоннеле не нашлось ответов. Я прошел несколько миль, обнаружил и благополучно миновал еще три растяжки и одну волчью яму, вовремя распознал фальшивую лестницу, где мне наверняка отрубило бы голову, пока наконец не добрался до настоящей лестницы и очутился на свежем воздухе под почти голубым небом.

Было утро.

Я выбрался из тоннеля на Дозорных холмах.

Следы вели вверх по козьей тропе. Кто-то привязал здесь осла, а потом небольшой отряд, включающий Глубокую Тень и, возможно, пленницу королевского рода, поднялся на холмы. Это случилось больше суток назад. Меня мучило желание пройтись по следам, пока они совсем не пропали, но мне нужна была помощь остальных. Как-никак Норригаль лучше меня держала след, и у нее был магический искатель. А этот отряд и сам был силен в магии.

Милая Норригаль. Было так приятно думать о том, как я снова увижу ее прекрасное лицо. Я положил в рот разделенный камень, спрятался в кустах, улегся на бок, потому что так лежать было удобней, чем на спине, и быстро заснул.





58

Появление великанов




– Ты выглядишь так… как будто у тебя были нелегкие времена, – заметила Гальва.

– Дерьмово, – подсказала Норригаль. – Ты хотела сказать, что он выглядит дерьмово, потому что так и есть. – И добавила, обращаясь только ко мне: – Ты так и выглядишь.

Сказала и нежно поцеловала в верхнюю губу.

– Ну рассказывай, – заторопила меня Йорбез. – Рассказывай, где наша Мирейя.



Не час и не два мы шли по этой тропе. Норригаль надела фальшивый нос, я высматривал ослиные следы. Поднимались на пологие холмы, увенчанные грудами древних камней, и спускались к скалистым ущельям. Миновали древний колодец со стерийскими письменами, обещавшими холодную талую воду, но на деле он оказался грязным и почти высохшим. Потом прошли мимо изображения слона, вырезанного на белом камне зеленого холма в кешийском стиле. Вероятно, как дань былой славе предков горного народа.

Мы подошли к скале с расставленными в круг деревянными столбами на вершине. Наверное, это был древний календарь. Я вскарабкался наверх, чтобы осмотреться с высоты птичьего полета, старательно обходя овечий помет, обильно покрывающий склон. Думаю, овцы тоже любят красивые виды. А вид был и в самом деле прекрасный: разбросанные тут и там пожелтевшие рощи, голубые ели и далекое озеро. Внизу лежала несчастная Храва. Но как я ни всматривался в уходящую на юго-восток тропу, так нигде и не заметил никаких признаков отряда, который мы преследовали.

Спустившись назад, я пригляделся к свалившейся на наши задницы заботе – нашим музыкантам, и заметил, что черные глазки Горбола под стать укороченному носу Бижа. Оставалось только догадываться, что` они пытались украсть или какую еще пакость задумали. Музыканты не решались что-нибудь сыграть, и это было для нас истинным благословением, но мы, не сговариваясь, прибавили шагу. Горбол, Наж и Биж изо всех сил старались не отставать, но тщетно. Они были бесполезны, беспомощны и наверняка не протянули бы долго без нас. Я едва не почувствовал себя виноватым. Нет, в самом деле почувствовал, но Гальва во что бы то ни стало должна была догнать свою королеву. И кто знает, возможно, те самые четверть часа или полдня, которые они у нас отняли, и станут границей между жизнью и смертью Мирейи.

Они почти скрылись из виду позади нас, когда мы наткнулись на мертвого осла. Голова его была расплющена. Рядом валялись два мертвых великана с уже почерневшими лицами, говорившими о том, что умерли они сравнительно давно, и совсем уж несвежий труп человека в шафранном балахоне прокаженного. Он лежал в дорожной колее, словно раздавленная всмятку лягушка.

– Срань! – сказал я.

Гальва и Йорбез стояли разинув рот. Наверное, спантийкам еще не приходилось видеть великанов, кроме как на старых гравюрах. При первой встрече от их размеров и впрямь перехватывает дыхание. Честно говоря, и при каждой следующей тоже.

Я внимательно осмотрел человека в шафранном балахоне, разрубленного и раздавленного, уставившегося на нас жутким глазом из месива, в которое превратилась его голова. Скорее всего, в кровавую кашу парня перемолол огромный пятидесятифунтовый бронзовый топор, воткнутый в землю у обочины. Шафранную одежду на севере надевают прокаженным, чтобы другие люди заранее видели их приближение. Но этот человек, обмотанный грязными бинтами, прокаженным не был. Там, где жестокая расправа сорвала повязки, кожу мертвеца покрывали не язвы, а татуировки на разных языках, совсем как у Сесты. Он не был больным. Адепт-ассасин, один из лучших убийц Гильдии, переодетый в прокаженного бродягу. Вот, значит, как они собирались пройти через весь Аустрим и добраться до Молровы, где Гильдия орудовала беспрепятственно. А там снова скрыться вместе с королевой!

Но где же она сама?

Мухи облепили трупы густой тучей. Все произошло сутки назад, а может, и двое суток.

Летящее в нас бревно мы заметили слишком поздно.




Должно быть, великанша швырнула его с расстояния без малого в сто ярдов, и, честно говоря, для нее это была просто охотничья дубинка. Бросок получился точный, прямо в яблочко. Бревно сбило Норригаль, сломав ей обе ноги, и, если боги будут милосердны ко мне, когда-нибудь я забуду, как это произошло. Но пока не забыл и не очень на это рассчитываю. Мы слишком хорошо знаем богов, чтобы надеяться на их добросердечие.

Норригаль упала навзничь и, к счастью, потеряла сознание, хотя в тот момент я не знал, жива ли она вообще. Без малого шестифутовое бревно, такое толстое, что не обхватишь, проскользило в облаке поднятой пыли и остановилось. Я посмотрел туда, откуда оно прилетело. Три великана приближались к нам, и земля тряслась под их широкими, тяжелыми шагами.

– Туда, в пещеру! – крикнула Гальва, указывая на узкий сморщенный рот на скалистом лице холма.

Пещера могла быть достаточно высокой, чтобы туда пролез человек, а могла и не быть. Великаны могли протиснуться туда следом, а могли и застрять. Но в любом случае это был меньший риск, чем оставаться на дороге. Тот человек, каким я был месяц назад, без раздумий сиганул бы вверх по склону, а Норригаль оплакивал бы уже потом. Но тот человек умер после клятвы под звездным небом. С быстротой змеи я нагнулся, сдернул с лица Норригаль фальшивый нос и ущипнул настоящий, чтобы привести ее в чувство. Она застонала, но не очнулась.

Поднимать ее осторожно времени не было, а резкий рывок мог погубить ведьмочку.

– Без Норригаль не уйду! – прокричал я в ответ.

На мгновение Гальва задумалась, взвешивая вероятность того, что королева могла оказаться в этой пещере, и сопоставляя ее с бесчестьем оставить товарища умирать на дороге. Потом кивнула, встряхнула лошадиным посохом и оседлала деревянного скакуна.

Сняв с плеча тугой лук, я приготовил стрелу. Йорбез тяжело вздохнула, собираясь с духом, и выхватила меч, готовая испытать на деле все свои утренние пробежки вверх по склону. Сам не могу поверить своим словам, но мы бросились в атаку на драных великанов.

Двое из них оказались мужчинами, и еще одна женщина. Первого покрывали синие татуировки, еще более расплывшиеся, чем у того, из Хравы. Темно-рыжие, примерно такого же цвета, как мои волосы, они подпрыгивали на бегу. Бронзовый топор сверкал в слабых лучах солнца. Женщина, швырнувшая в нас бревно, осталась без оружия. Она носила такой же пояс, как у мужчин, ее голые груди тряслись, а мускулистые руки были на вид ничуть не слабее, чем у приятелей. Третий держал в руках грозный цеп с тремя билами. Мне вдруг пришла в голову мысль, тщательно обдумать которую я смог лишь потом: мы были для них гоблинами. Маленькие, проворные, грязно дерущиеся засранцы, годные лишь на то, чтобы бить их цепами и дубинками. Только мы не кусались и были еще мельче. Наконец мы сошлись и наверняка погибли бы, если бы не звуки корнемюза.

Этого младшего брата холтийской волынки можно было повстречать повсюду, от Испантии до Молровы. Некоторым нравится его высокий пронзительный вой, другие не видят разницы между ним и визгом полузадушенной кошки. Я, вообще-то, отношусь ко вторым. Но сейчас? Сейчас я полюбил его. В нем звучало милосердие и пожелание удачи. Звучал голос самой Кассии, богини искупления, заверявшей, что моя смерть наступит не сегодня.

Корнемюз зазвучал выше, воздух с плачем вырывался из меха под мышкой у Горбола. Музыканты неуклюже побежали к нам, как только увидели спускающихся с далекого холма великанов, и теперь подошли так близко, что их стало слышно. Великан с татуировками замахнулся на меня, но его топор вдруг замедлил полет. Не совсем. Ровно настолько, чтобы я отскочил в сторону от его почти горизонтальной дуги.

Я пронырнул меж ног великана, задев головой край юбки из кожаных полос и получив порцию отвратительного запаха. Самка взревела, когда Гальва на своем деревянном скакуне точно так же уклонилась от ее руки-лопаты и рубанула яйцерезом по предплечью. Цеп попытался достать Йорбез, но и этот великан двигался медленней, чем прежде, и только разбрызгал грязь во все стороны. Старшая спантийка еще не могла достать его. Двухфутовое лезвие яйцереза – не лучшее оружие против великана. Но она уже зашла ему в тыл. Мы все оказались за спиной у великанов и помчались дальше, чтобы увести битву подальше от того места, где лежала Норригаль. А потом развернулись.

Великаны разделились, чтобы окружить нас, но бежали они как-то неловко. Тут Биж застучал в барабан, и я заметил странную вещь: удары барабана попадали в такт с шагами переднего великана, а потом зазвучали реже, и его ноги тоже стали шевелиться не так быстро. Наж заиграла на свирели в таком же усыпляющем темпе. Это была точная и мощная магия. Они начали играть в одном ритме с движениями великанов, а потом замедлились и замедлили наших противников.

– Ha! – выкрикнул я, пуская стрелу.

Цеп едва успел отбить ее кожаным наручем. Не уверен, что хотя бы оцарапал его. Но следующими стрелами я проткнул ему оба глаза. Гальва и Йорбез набросились на него и добили, рубя по ногам выше сапог до тех пор, пока великан не рухнул на колени.

Йорбез вонзила меч ему в шею, но он успел стащить Гальву с деревянной лошади, тут же снова обратившейся в посох, и попытался зашвырнуть ее как можно дальше. Сохрани он прежнюю скорость, Гальва взлетела бы выше третьего этажа и разбилась насмерть. А так великан ее только оттолкнул. Он опустил взгляд и увидел, что борода и брюхо пропитались красным.

Великан с топором шел на меня, словно бы двигаясь под водой. Он скрипел зубами, на глазах выступили слезы отчаяния. Я понимал, что он чувствовал. Великая правда магии в том, что она глубоко несправедлива. С другой стороны, быть ростом в двенадцать футов тоже нечестно.

Я отбросил лук и вытащил из ножен Пальтру. Как по ступенькам, забрался по сапогам и поясу великана и с большим трудом перерезал ему шею. Кровь хлынула фонтаном. Как и у того великана, которого прикончили спантийки, она вылетала быстро. Первый толчок послал огромный сгусток крови в бледно-голубое аустримское небо. Бо́льшая часть второго забрызгала мне руки и лицо. Ослепленный, я свалился вниз. По самой логике заклинания, а любое заклинание имеет логику, покинувшую тело кровь магия больше не связывает. Я ударился о землю, протер рукавом глаза и едва успел откатиться в сторону, чтобы медленно падающий сукин сын не впечатал меня навечно в землю.

И в этот момент музыкантов сшибло древесным стволом.

Великанша вырвала с корнем мертвое, покосившееся дерево, но не могла его бросить, поскольку лишилась скорости. И просто толкнула его на них. Они продолжали играть, видимо не решаясь убежать и разрушить заклинание, но оно все равно прервалось, когда дерево раздавило их.

Все объяснили звуки: крики Гоброла и Бижа, удивленный визг Наж, жуткий треск мертвого дерева, крушащего плоть, землю и кости. Стоны раненых музыкантов превратились в писк. Их пустая одежда лежала на земле, а из рукава Гоброла выскочила мышь. Той мыши, которая прежде была Бижем, сильно досталось. Она не могла убежать, только описала скорбный круг, а потом перевернулась на спину и умерла.

Великанша, к которой вернулась быстрота, зацепила носком сапога землю и обдала Гальву и Йорбез россыпью грязи и камней. Они скорчились, защищаясь от града обломков. Я подхватил с земли лук и выстрелил великанше в лицо. Стрела вонзилась прямо в глаз. Она взвыла от ярости и боли, и, пока я осыпал ее дождем стрел, спантийки снова бросились в атаку.

Великанша умерла как раз в тот миг, когда тучи закрыли солнце.

Тень прокатилась по каменистой земле, потом оборвалась, а из-за туч снова выглянул край солнца.

Может, я сошел с ума, но мне привиделся среди деревьев силуэт волка, тут же скрывшийся с глаз. Я не очень-то верил в то, что боги существуют в телесном виде, но в тот миг не верил и в то, что они этого не могут.

– Спасибо тебе, Солграннон, бог войны, за то, что укрепил наши руки в битве с врагами, – сказал я. – И за тебя, Фотаннон, я тоже выпью при первой возможности. За ту шалость, что устроили наши музыканты.

Еще бы понять, кому нужно помолиться за Норригаль!





59

В пещере




Поначалу показалось, что пещера освещается только снаружи, через то отверстие, в которое проникли мы. Я нес Норригаль за плечи, Гальва поддерживала ее сломанные ноги, перевязанные рубахой. Моя лунная жена очнулась в самый неподходящий момент. Она тяжело дышала от боли, то выдувая изо рта прядь волос, то втягивая обратно. Ей было так плохо, что она даже ни разу не отчитала меня за неловкость. Йорбез осталась у входа, чтобы проверить, не проберется ли кто-нибудь следом за нами.

Я тоже оглянулся.

Последний мертвый великан лежал прямо у входа в пещеру. За густыми кустами мы заметили его не сразу, и то лишь по рою мух, слетевшихся к нему со всего света. Почерневшее лицо словно бы замерло в то мгновение, когда он собирался чихнуть. Волосатая татуированная рука указывала на вход. Толстые как бревна ноги застряли среди камней. Тот, кто убил его и других великанов, мог прятаться в пещере, где-то рядом с нами. Норригаль лучше всех видела в темноте с помощью нарисованного на веках знака кошачьего глаза, но сейчас ей было не до этого.

Наконец и Йорбез зашла в пещеру.

Откуда-то сверху из темноты прилетел тихий, чуть громче шепота, женский голос: