Вор с черным языком

29

«Зубастая лиана»




При таких густых облаках о восходе солнца говорить не приходилось. Никогда точно не скажешь: «Все, вот теперь солнце взошло». Легко было решить, что мы будем драться без рубах, когда кровь во мне закипала, а тело согревала кожаная куртка. А теперь я дрожал от холода в этом богом забытом краю. Но если уж мне суждено умереть и с этим уже ничего не поделать, то не хотелось бы подтверждать сказки о моей трусости.

– Норригаль… – сказал я, и она повернулась ко мне лицом, которое я страстно целовал всю ночь, потому что сон никак не приходил. – У тебя нет ничего, чтобы унять дрожь?

– Есть, но ты от этого станешь медлительным.

– Тогда оставь это себе.

Вид Малка без рубахи обнадеживал ничуть не больше, чем в рубахе, под которой вздувались мышцы. Я все еще верил, что спантийка смогла бы одолеть его в пляске с оружием, но сомневался, чтобы она справилась с этим громилой в кулачном бою. Помоги мне, быстрота! Не покинь меня, везение! Давайте проведем этого мерзавца! Я обмотал кулаки полосками шкуры, чтобы защитить костяшки, а если сумею уберечь и голову, это будет большая удача.

– Как ты думаешь, спрам, можно сказать, что солнце уже взошло? – спросил Малк, возбужденный, как любой мужчина, которому не терпится отведать любимой забавы.

– Раз уж мы оба хотим вслед за солнцем увидеть еще и луну, то да, взошло. Давай начинать.

Я попрощался со спантийкой, а она наклонила голову и шевельнула губами, но я так и не понял, во сне она говорила или наяву. В любом случае Гальва будет спать еще не один час и проснется только тогда, когда все уже решится.

Норригаль печально помахала мне рукой, а я подмигнул ей. Матросы расчистили палубу вокруг главной мачты, а сами собрались на носу и корме. Капитан Болщ восседал на подобии трона, а Коркала стояла за его плечом. Требования устава капитана не очень интересовали, его больше увлекало само зрелище. Все делали ставки, и капитан тоже. Лишь немногие рискнули поставить на меня, привлеченные выгодными условиями. Думаю, за меня давали двенадцать к одному. Не слишком приятные прогнозы, но меня никто и не спрашивал.

Капитан забрал у Коркалы дубинку с бронзовым кулаком и поднял ее, а я поморщился, вспомнив, куда путешествовала эта штука, пока я пиликал на скрипке. Когда он опустит руку, начнутся захваты и удары. Это было чудесное мгновение, пока дубинка висела в воздухе. Мгновение, за которое человек мог бы прожить счастливую жизнь в райской долине шириной в три удара сердца. Я слышал крики чаек, слышал плеск пенящихся волн, что ударяли в борт корабля. Оно было не таким уж и плохим, это мгновение.

А потом дубинка опустилась.



Полчаса спустя я все еще был жив, но адски, до тошноты устал. Я прижимался к спине Малка, обхватив его ногами за пояс, как делал бо`льшую часть этого долгого, изнуряющего поединка. Этот галлардианский стиль борьбы называется li denchēct di lįan, то есть зубастая лиана, или просто лиана. В Галлардии лучшие в мире мастера рукопашного боя, и они в основном применяют стиль «зубастой лианы». О нет, смотреть там особенно не на что. Ни красивых ударов, ни захватывающих дух бросков. Ты просто тщательно выискиваешь то, что противник умеет хуже всего, а потом заставляешь его делать именно это.

Разумеется, нас обучали «лиане» в Низшей школе – воры любят ее так же горячо, как солдаты – кулачный бой, а моряки – мужеложество. Для невысоких парней и девушек это лучший способ уцелеть в схватке с более крупным врагом, а в воры набирают именно невысоких. Вот так я и дрался, весь покрытый липким потом, с заплывшим глазом, выбитым зубом и, вероятно, сломанным ребром. Меня бросало то в жар, то в холод, но я все еще был жив, а противник начал уставать. Сколько раз он наносил удары вскользь, из неудобного положения, не дающего вложить в удар всю силу, пытался даже боднуть меня головой. Но достал только дважды, и оба раза не кулаками, а ногами, а потом швырял на палубу, и это было хуже всего. В ответ я сломал ему мизинец левой руки, надавал по ушам так, что чуть не вышиб мозги, и пару раз ткнул большим пальцем в глаза. Но мы все еще дрались, с горящими мышцами и легкими, наполненными битым стеклом. Благородный дуб и трусливая лиана. И команде это начинало надоедать.

– Ты драться собрался или обниматься с ним?

– Дерись как мужчина!

– Останови их, капитан, растащи в стороны!

– Это колдовство, вы же знаете, что он умеет колдовать!

– Трус!

– Трус!

– Слизняк!

Это то, что мне кричали по-холтийски. На молровском, антерском и спантийском выходило еще хуже. Но недовольный гул одинаково звучит на всех языках. Разочарованная толпа матросов свистела, шипела и фыркала, хотя, честно говоря, ближе к середине схватки они сами утомились и переняли мою тактику. Теперь они стали бросаться в меня разными предметами, а это уже не шутки. Пока в ход шли только пробки от бутылок, обломки китовых костей и чей-то грязный чулок. Но пройдет немного времени, и какая-нибудь тяжелая деревяшка или железка так долбанет мне по башке, что я ослаблю мой захват.

Малк опять поднимался на ноги, забрызгав слюной мой локоть и дыша так, словно ему срочно нужна была повитуха. Я заплел ему ноги своими и сдавливал коленями почки, как только мог; стоило бы только Малку встать, и он непременно опять швырнул бы меня на палубу и навалился сверху. Он уже встал на колено, одной рукой пытаясь расцепить мои пальцы, а вторую подсовывая мне в подмышку, чтобы спасти шею от усыпляющего зажима. И хотя я по-прежнему сдавливал его подбородок – и, надеюсь, ему было больно, – он как-то ухитрился заговорить. Не знаю, что на него нашло, но Малк вдруг снова принялся меня стыдить:

– Я… так и думал… что ты будешь драться… по-гоблински… У тебя нет чести… и никогда не было.

– Никогда и не настаивал на этом, – ответил я.

– Трус.

Моя вина.

– Слизняк.

То есть слизнул от призыва. Опять моя вина.

– Тварь кусачая.

Он просто обозвал меня гоблином, и я это понимал, но от боли и усталости ужасно разозлился, что упустил столько возможностей укусить его. Оторвать ему нос, или ухо, или шматок шеи. Гори он в аду, я все-таки укусил Малка, да так, что дерьмо полетело во все стороны. Он завизжал, брызжа слюной, и в ответ цапнул меня за локоть.

Вылетевший из серой мглы крепежный штифт угодил мне в краешек глаза. Не могу осуждать того, кто его бросил. Как ни крути, а зрелище было постыдное. Опасаясь продолжения, я посмотрел в ту сторону, откуда пришла угроза, но ничего не разглядел заплывшим глазом. Потом глянул в другую и увидел Норригаль. Сонная, еле стоявшая на ногах спантийка навалилась на ее плечо. В руке Гальва держала подаренный ведьмой посох с лошадиной головой. Я должен был догадаться, что обрученная с Костлявой быстро исцелится. Смерть не могла допустить, чтобы меч Гальвы перестал кормить ее королевство. Но спантийка не собиралась пока вмешиваться в схватку, и я этого тоже не хотел. Она – из соображений чести, а я – просто для того, чтобы нас не поджарили на медленном огне.


За третий укус Малк должен был бы сказать мне спасибо, потому что боль придала ему сил и помогла встать на непослушные ноги. Он пнул меня так, что я свалился на палубу и откатился в сторону, как корявая ветка. А в следующее мгновение он тоже упал и покатился, а на носу корабля кто-то завопил. Все завопили. Море под кораблем странно изогнулось, и тут я увидел его. Щупальце.

Кракен вернулся.





30

Свинья в море




Забавно, как быстро люди теряют интерес к дуэли, когда на них нападает морской монстр. У меня энтузиазма точно поубавилось. Я схватил Норригаль за локоть и захромал вместе с ней подальше от чудища, к носу, где рядом с баллистами была подвешена шлюпка. Капитан Болщ что-то заорал по-молровски. Думаю, он приказал стрелять в эту тварь, а потом обругал испуганного матроса, и тот помчался к горшкам с зажигательной смесью.

Кракен уже грохнулся на палубу тонной мокрых мышц. Когда он бросил на палубу наш якорь, я понял, что берег теперь гораздо дальше от нас, чем был раньше. Чудище оттащило нас от острова так медленно и бесшумно, что никто этого не заметил, и собиралось утопить нас на глубине. Я слышал, что кракены очень злопамятны, но мне даже в голову не приходило, что этот обожженный, исколотый копьями монстр сможет преследовать нас, чтобы отомстить за свои раны и отнятого кита.

Это точно был тот же самый кракен – той же окраски, того же размера, с тремя точно так же обрубленными в драке щупальцами. Но меня больше встревожил не его вид, а то, как разумно он действовал, ничем не хуже нас. В этот раз он не пытался разорвать сухопутных рыбешек на части, а сразу протянул толстые канаты щупалец к нижней рее главной мачты и забрался на нее, как на ветку дерева. Баллисты выстрелили, но два гарпуна ушли в молоко, а третий лишь пригвоздил щупальце к мачте.

Кракен отодрал щупальце, и оно повисло плетью, пока он поднимался выше. Малк стоял рядом со мной и так же испуганно и завороженно смотрел на монстра, забыв о том, что всего несколько мгновений назад мы пытались убить друг друга. Кракен уже приближался к верхушке мачты. Малк понял, что задумало чудище, и глаза его округлились от ужаса. Сам я еще ни о чем не догадался. Спустившись вниз, я отыскал Гальву. Она как раз закрепляла щит на спине.

– Помоги мне, – сказала она, и я торопливо застегнул ремень.

Потом сложил в мешок свой немудреный скарб и забросил за спину вместе с луком и колчаном. Подумал было прихватить и скрипку, но вместо нее забрал сундучок со снадобьями Норригаль.

Корабль покачнулся, словно подтверждая нашу молчаливую убежденность в том, что он обречен, и едва не сбил спантийку с еще не окрепших ног. Я и сам не очень уверенно стоял на ногах, растратив все силы на борьбу. Пока мы поднялись со всем снаряжением на палубу, судно накренилось в другую сторону. Матросы вопили и стреляли из луков в кракена, но все без толку. Стрелы застревали в парусе, почти незаметные среди черных пятен крови чудовища. Монстр взгромоздился на верхушку мачты и раскачивал ее взад-вперед всей своей массой. Пока еще осторожно, чтобы не свалить мачту и самому не упасть в воду. Пугающие создания эти кракены! Он плыл за нами, размышляя о том, как потопить такой большой корабль, и нашел решение.

Он задумал опрокинуть судно.

И он это сделает.



Теперь только сам капитан с горсткой оптимистов продолжали стрелять в кракена, раскачивающего корабль с верхушки мачты. Я назвал их оптимистами, поскольку Болщ все еще надеялся спасти свой обросший ракушками корабль-свинью. Коркала не испытывала к нему таких нежных чувств. Орудуя длинным бронзовым ножом, она пыталась вместе с еще тремя матросами перерезать толстую мачтовую растяжку. Пусть даже ее и скрепляли заклинания прежнего корабельного мага, мачта могла сломаться или завалиться набок вместе с повисшим на ней монстром. Лучше лишиться одной или даже двух мачт и дрейфовать в море, чем перевернуться вверх дном. Если бы за дело взялась вся команда, они смогли бы добиться своего, но, увы, кракен заметил их раньше, чем они перерезали растяжку. Проклятое черное чудище отломало конец реи и с одного размаха проломило Коркале голову, а остальных разбросало в разные стороны. Кракен свесился и обнял заднюю мачту, чтобы главная не треснула под его тяжестью. Теперь он раскачивался между ними обеими, и вода дождем лилась с него, как с самого отвратительного белья на свете.

Бо́льшая часть команды ломанулась к единственной оставшейся шлюпке, надеясь спустить ее раньше, чем «Суепка» перевернется брюхом вверх. Но матросы слишком увлеченно расталкивали друг друга, чтобы из этого вышло что-то путное. И тогда ослабевшая от яда Гальва сделала нечто неожиданное и нечеловечески хитрое. Она стукнула по палубе посохом Мертвоножки, и он обернулся деревянным конем, на котором я скакал во дворе ведьмы. Гальва вскочила на него; и хотя тот скользил по доскам при каждом крене обреченного судна, она немыслимыми зигзагами прорвалась к шлюпке. Едва передвигая ноги, я заковылял следом.

Меньше всего команда «Суепки» ожидала увидеть, как кракен раскачивает их корабль, пытаясь перевернуть его. Но пока матросы убивали друг друга, пытаясь добраться до шлюпки, им пришлось пережить еще и кавалерийскую атаку. Гальва налетела на них в мелькании каменных копыт и деревянных ног. Ведьмина кобыла врезалась в скопление на носу корабля и раскидала матросов по сторонам, чтобы мы с Норригаль смогли подойти ближе. Гальва спешилась, превратила лошадь обратно в посох и выхватила спадин.

Корабль снова накренился, и мы покатились прочь от шлюпки, как пивные кружки по барной стойке. Мне удалось ухватиться за железное кольцо на палубе и продержаться до тех пор, пока судно не качнулось в другую сторону, и я заскользил на заднице обратно. Возле шлюпки я оказался одновременно с двумя другими матросами – Малком и тем спантийцем, который, скорее всего, отравил Гальву. Он бросился ко мне, но я, вместо того чтобы защищаться, сказал ему:

– Помоги мне спустить эту дрянь, а потом уже убивай.

Просвистевшее мимо щупальце чуть не снесло ему голову, а корабль накренился еще раз, едва не завалившись на борт, так что палубу залило водой. Это убедило спантийца. Гальва и Норригаль вместе с гарпунером сели в шлюпку. Мы отдали концы и грохнулись вниз как раз в то мгновение, когда «Суепка бурьей» взвизгнула и – при всей своей свиной мощи – все-таки захлебнулась. Мачты наконец-то подломились, матросы отчаянно закричали, а жуткий черный принц кальмаров соскользнул в плавающие на воде обломки.



– Раз! – выкрикнул Малк, что меня ничуть не удивило.

Похоже, это было его любимое слово, и мы гребли, налегая на весла. Прямо по нашему курсу барахтался, уцепившись за обломок реи, капитан Болщ. Он расстегнул пряжку намокшей накидки из белого лисьего меха, которая норовила утянуть его на дно, отбросил ее и поплыл к нам. Гарпунер помог ему забраться в лодку. Капитан отплевывался и ругался до тех пор, пока Малк не дал ему оплеуху со словами:

– Бери весло!

Капитан подчинился. Мы гребли, спасая свои жизни. Неказистая куча камней, которая лежала, казалось, за лето, осень и сумеречь от нас, была нашей единственной надеждой. Я оглянулся назад, на резвящуюся в воде тварь, и совершенно напрасно, потому что едва не обоссался от увиденного. Нет, вру. Я действительно обоссался. Кракен чуть ли не лениво плавал среди мусора и подталкивал моих бывших товарищей по команде к жуткой клювастой морде, перед которой образовался бурлящий кровавый водоворот. Я думал, что у меня совсем не осталось сил, но тут вдруг нашел их и погреб еще усердней.

– У меня идея, – сказала Норригаль, отложила весло и принялась рыться в мешке и сундучке для зелий.

– Греби, девчонка! – рявкнул Малк. – Мне плевать, что ты задумала, тупая коза, просто греби!

– Сам ты тупой козел, – вмешался я. – Она ведьма, и очень сильная. Не мешай ей заниматься своим делом!

Я не знал, насколько она на самом деле сильна, но надеялся, что мои слова окажутся правдой.

Кракен доел последнего матроса, повернул огромный, слишком разумный глаз в нашу сторону и поплыл к нам.

– Ни хрена себе! – прошептал я, пожалев о том, что больше нечем ссать по ляжкам.

Монстр подплыл к шлюпке и поднял к небу три щупальца, по которым стекала вода.

– К оружию! – крикнул Малк, но у него самого никакого оружия не оказалось.

Я выхватил кинжал, чувствуя, что было бы проще отрезать себе мужское естество, если бы оно уже не съежилось дальше некуда. Гальва обнажила меч, Норригаль вертела в руках какие-то бутылочки. Тварь посмотрела на нас так, как мог бы толстяк, выбирающий, какую вишенку первой отправить в рот. Но тут его взгляд остановился на Еваре Болще.