Вопрос и ответ

И яркую синюю О – невозможно не видеть.

Ты ж не обмани меня…

Ты да не оставь.

(но ее нет)

(она ушла)

А я умер.

Внутри я умер умер умер.

Больше ничего не осталось.

– Да, – сказал я. – Помогу.

– Превосходно, – с чувством сказал мэр. – Я знал, что ты – особенный, Тодд. Всегда знал.

Шум Дэйви жалко пискнул, но отец его проигнорировал и развернул Морпета мордой к побоищу.

– Что до того, как ты мне поможешь… Что ж, мы уже знакомы с Ответом, не так ли? – Он снова обратил на нас свой сияющий взгляд. – Значит, пора им познакомиться с Вопросом.





Часть V

На службе вопроса




27

Как мы будем жить теперь





[Тодд]


– Пусть эта временная тишина вас не обманывает, – возвестил с платформы мэр, громыхая голосом на всю площадь: громкоговорители развесили на всех углах, выкрутив им громкость на максимум, штобы перекрыть РЕВ.

Стояло холодное утро. Жители Нового Прентисстауна пялились на него снизу, с земли, окруженные солдатами. Женщины выглядывали из дальних боковых улиц.

Вот они мы – снова там, откуда начинали.

Мы с Дэйви – верхами, позади платформы, прямо за спиной у мэра.

Типа как почетная стража.

В новой униформе.

Я есмь круг и круг есть я, думаю я.

Потомуш когда я это думаю, можно думать больше ни о чем.

– Даже сейчас наши враги работают против нас. Даже сейчас они замышляют нашу погибель. Даже сейчас у нас есть все основания полагать, что новая атака неизбежна…

Мэр окинул толпу долгим внушительным взглядом. Очень легко забыть, сколько тут еще народу – работают, пытаются обеспечить себе пропитание, как-то влачат привычное повседневное существование. Все усталые, голодные, многие – грязные, но все равно здесь: смотрят, слушают.

– Ответ может ударить где угодно, когда угодно – и попасть в любого из нас, – говорит мэр, хотя Ответ ничего подобного не делал – по крайней мере, уже почти целый месяц.

Взрыв тюрьмы – последний раз, когда мы о них слышали: после этого они просто взяли и растворились, исчезли. А солдаты, которые могли бы пуститься за ними в погоню, были мертвы – убиты во сне, прямо у себя в казарме.

Впрочем, это означало только одно: они и сейчас где-то там, неизвестно где – празднуют победу и планируют новую.

– Три сотни сбежавших заключенных, – продолжает мэр. – Почти двести солдат и гражданских погибли.


– Ну вот, пошла плясать косая, – пробормотал себе под нос Дэйви: это он о цифрах. – В следующий раз погибшим окажется весь город.

Он поглядел на меня: не заржу ли. Не заржал. Я вообще на него не смотрел.

– А ну его.

– И это я еще не говорю о геноциде, – продолжал мэр.

Тут даже толпа забормотала в ответ, и РЕВ сделался громче, краснее.

– Спаклы, те самые спаклы, что мирно работали у вас в домах все последнее десятилетие… чьей стойкостью в трудных обстоятельствах мы так восхищались… кого уже привыкли считать нашими соратниками в Новом свете…

Он сделал еще одну паузу.

– …мертвы. Все мертвы.

Толпа еще немного поРЕВела. Гибель спаклов и правда произвела впечатление – даже больше, чем смерти солдат и горожан, попавших под раздачу. Люди даже потянулись снова вступать в армию. Дальше мэр выпустил несколько из оставшихся в тюрьме женщин, а кое-кого даже вернул семьям, а не загнал обратно в общежития. И вдобавок увеличил пищевые рационы.

Ну, и заодно начал устраивать эти сборища. Объяснять народу, што к чему и кто кого.

– Ответ утверждает, будто воюет за свободу. Но разве вы от них ждете спасения? В их помощь верите? В тех, кто вырезал целый невооруженный народ?

Ком встал у меня в горле. Я быстро опустошил Шум, превратил его в пустыню, ни о чем не думая, ничего не чувствуя, кроме…

Я есмь круг и круг есть я.

– Я знаю, насколько трудны были эти прошедшие недели. Перебои с пищей и водой, вынужденный комендантский час, выключения электроэнергии – особенно в холодные ночи. Я восславляю ваше мужество. Единственный способ для нас всех выжить сейчас – это сплотиться против тех, кто хочет нас уничтожить.

И люди ведь исправно сплотились, разве нет? Слушаются комендантского часа, берут свою назначенную сверху пайку воды и продуктов безо всяких возражений, сидят по домам, когда сказали, выключают свет в определенный час и, вообще, живут как-то, справляются, несмотря на крепчающие морозы. Едешь себе через город – гляди-ка, и магазины открыты, и народу в них полным-полно… в очередях стоят, ждут получить положенное.

Стоят, глаза в землю. Ждут. Пережидают.

Ночью мэр Леджер мне говорил: народ все еще ропщет против мэра Прентисса… Но сейчас он еще громче ропщет против Ответа: за взрыв водокачки, за взрыв электростаншии, но больше всего – за резню спаклов.

Меньшее зло, сам понимаешь, говорил мэр Леджер.

Мы с ним так по-прежнему и жили в башне (по причинам, известным, пожалуй што, одному мэру Прентиссу), но теперь у меня был ключ, и я запирал Леджера на замок, когда сам уходил. Ему это, ясное дело, не нравилось, но кто его спрашивал?

Меньшее зло.

Хотя вот чего я никак не могу понять, так это почему выбор всегда должен быть из двух зол?

– Я также хотел бы выразить вам свою благодарность, – продолжал мэр Прентисс, обращаясь к народу, – за постоянную помощь с информацией. Только всеобщая бдительность в конечном итоге сможет привести нас к свету. Пусть сосед ваш знает, что за ним наблюдают. Только так мы с вами будем по-настоящему в безопасности.

– Ну сколько можно! – проворчал Дэйви и ненароком дал шпоры Бурелому-Желудю, который послушно шагнул вперед, но был тут же осажен назад. – Я тут уже, еть, замерз весь.

Ангаррад подо мной перемялась с ноги на ногу. Едем? – спросил ее Шум; дыхание плотным белым облачком повисло в воздухе.

– Почти. – Я потрепал ее по боку.

– С сегодняшнего вечера, – продолжал мэр, – наступление комендантского часа отодвигается на два часа позже, а время посещений для жен и матерей продлевается на тридцать минут.

В толпе мужчин согласно закивали. Из толпы женщин раздалось несколько облегченных рыданий.

Они ему благодарны, подумал я. Благодарны мэру.

Не баран чихнул.

– И, наконец, я счастлив объявить, что подошло к концу строительство здания для нового министерства. Министерства, которое будет стоять на страже безопасности и охранять нас от угрозы Ответа. В этом доме больше ни одна тайна не останется нераскрытой, а всякий, кто стремится подорвать наш образ жизни, будет перевоспитан и переучен – ему помогут понять наши идеалы. Так наше будущее получит надежную защиту от всех желающих украсть его у нас.

Мэр сделал паузу, штобы придать словам побольше веса.

– Сегодня мы открываем Управление Вопроса.

Дэйви перехватил мой взгляд и постучал пальцем по острой серебряной «В», вышитой на плечах нашей новой униформы. «О», которую мэр наверняка выбрал специально, потомуш у нее много всяких… ассошиаший.

Мы с Дэйви, стало быть, теперь Офицеры Вопроса.

Его восторгов по этому поводу я, признаться, не разделял.

Но это в основном потому, што я вообще почти больше ничего не чувствовал.

Я есмь круг и круг есть я.