Вопрос и ответ

Он толкнул свиток ко мне: мол, давай – ознакомься и согласись.

Ну, я и…

Да, в общем…

А ну его.

– Да, чё-та, еть, много.

Под мышками у меня стало мокро.

На следующий день после падения башни мы опять приехали в монастырь – строить спаклов и заставлять их работать. Мою попытку к бегству словно все забыли – словно она случилась в другой жизни, а нынче у нас новая, и тут тоже есть о чем подумать. Мэр ни словом не обмолвился со мной о Виоле и прикомандировал обратно к Дэйви, которого этот поворот тоже не слишком обрадовал.

Все, еть, как в добрые старые времена.

– Там еще драться и драться, а он нас, еть, дворец строить поставил. – Дэйви, хмурясь, разглядывал чертежи.

Там, конечно, был не дворец, но он не так уж и промахнулся. Сначала строить вроде как собирались бараки, штобы было где держать спаклов зимой, но это уже выглядело как нормальное такое здание для людей, занимавшее к тому же большую часть территории внутри стен.

Там даже название поверх было написано.

У меня глаза об него споткнулись, честно пытаясь…

Дэйви повернулся ко мне с очень большими глазами. Я постарался сделать Шум максимально Шумным.

– Давай, што ли, начинать, – оптимистично сказал я, вставая.

– Чего ты думаешь вот про это, что тут сказано? – Подозрительно глядя на меня, Дэйви ткнул пальцем в абзац текста. – Это ж прям поразительно, про что там, а?

– Ну да. – Я как можно естественнее пожал плечами. – Типа.

Он как-то умудрился сделать глаза еще больше – явно не веря своему счастью.

– Это список материалов, ссанина! – Давно не слышал ни у кого в голосе такого ликования. – Ты не умеешь читать?!

– Заткнись, – бросил я, но взгляд отвел.

– Ты даже читать не умеешь! – Дэйви одарил широкой улыбкой холодное солнце и привычно глазеющих на нас спаклов. – Какой дебил мог столько прожить на свете и…

– Я сказал, заткнись!

Но у него уже отвалилась челюсть – он догадался.

А я догадался, што он скажет, не успел он еще начать.

– Книга твоей ма! Она написала ее для тебя, а ты даже…

И што мне оставалось делать, кроме как заткнуть это его отхожее место посреди рожи кулаком?



Я в последнее время подрос и укрупнился, так што ему в драке досталось больше, но он как-то и не возражал особо. Даже когда мы вернулись к работе, он все равно продолжал хихикать, а из чтения чертежей прямо-таки спектакль устроил.

– Очинно сложные енти инструкшии, – выдал он с широченной ухмылкой на кровавых губах.

– Не тяни, еть твою, резину!

– Отлично, отлично. Сначала то, что мы и так уже делали. Сносим все внутренние стены. – Он приветливо посмотрел на меня. – Давай я тебе это напишу.

Шум пошел на него красной волной, но Шум – это вам не оружие.

Если вы, конечно, не мэр.

Не думал, што жизнь может стать еще дерьмовее, но она как-то всегда умудряется. Бомбы падают, башни тоже, работать вот с Дэйви приходится, и еще это мэрово особое внимание…

(и я не знаю, где она сейчас)

(и што мэр собирается с ней сделать, тоже не знаю)

(это она закладывала бомбы?)

(она?)


Я отвернулся и посмотрел на стройплощадку.

1150 пар спачьих глаз посмотрели на нас – на меня посмотрели, будто какая-то етьская сельскохозяйственная скотина: паслась себе, стригла траву, потом услышала какой-то звук и подняла голову.

Глупые, еть, овцы.

– А НУ РАБОТАТЬ! – заорал я им.



– Ну и погано же ты выглядишь, – заметил мэр Леджер, когда я с грохотом рухнул на кровать.

– Насрать.

– Умотал он тебя? – Мэр принес тарелку, которая уже давно меня дожидалась и даже не подавала признаков, што он очень уж много с нее сожрал.

– А вас, што ли, не умотал? – огрызнулся я, вкапываясь в еду.

– Честно говоря, думаю, он обо мне забыл. – Мэр ушел к себе на матрас. – Я уже черт знает сколько с ним не разговаривал.

Я поднял глаза. Шум мэра Леджера был сер, словно он што-то прятал. Ничего нового.

– Убираюсь себе, и все тут. – Он смотрел, как я ем. – Слушаю, о чем люди толкуют.

– И о чем же? – Потолковать тут не терпелось явно ему.

– Ну… – Его Шум неудобно поерзал.

– Ну – што?

Ага, вот почему Шум такой блеклый: он чего-то не хочет мне говорить, но считает, што должен… Подождем.

– Дом исцеления… – начал он. – Ну, тот самый…

– И што он? – Я, конечно, постарался звучать небрежно, но не сумел.

– Его закрыли. Стоит пустой.

Я даже есть перестал.

– Што значит пустой?

– То и значит: пустой. – Он сказал это мягко, будто знал, што новость хуже некуда. – Никого там нет, даже пациентов. Все ушли.

– Ушли? – прошептал я.

Ушли.

Я встал… хотя идти тут все равно было некуда – прямо с идиотской тарелкой в руке.

– Куда ушли? Што он с ней сделал?

– Ничего не сделал, – ответил мэр. – Твоя подруга сбежала. Так я, по крайней мере, слышал. Сбежала с женщинами, ровно перед тем как пала башня. – Он поскреб подбородок. – Всех остальных арестовали и посадили в тюрьму. Но твоя подруга… спаслась.

Это «спаслась» он сказал так, будто хотел сказать совсем не это. А вовсе даже то, што она именно так и планировала, давно уже, всю дорогу.

– Вы не можете этого знать, – отрезал я. – Вы не можете быть уверены, што это правда.

– Может, и не могу, – пожал плечами он. – Но я это слышал от солдата, который сторожит дом исцеления.

– Нет, – сказал я, сам не понимая, што имею в виду. – Нет.

– Ты вообще хорошо ее знал?

– Захлопни пасть.

Дышать стало трудно. Вдох, выдох…

Это же хорошо, што она сбежала, правда?

Ну правда же?

Она была в опасности, а теперь…

(но)