Вопрос и ответ
Часть 13 из 112 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Судило меня.
Осуждало.
Оценивало.
Мэр Леджер постучал меня по плечу и ткнул пальцем в миску.
– Доедать будешь?
Ночью мне снилось…
Снилась она.
Прямо ей в спину светило солнце, так што я не видел лица. Мы были на холме, она што-то говорила, но за нами так ревел водопад, што я ничего не слышал.
– Што? – переспросил я и протянул руку, но не смог до нее дотронуться, зато обратно моя рука вернулась вся в крови…
– Виола!
Я сел на матрасе, глядя в темноту, тяжело дыша.
Посмотрел на мэра Леджера: он лежал лицом в другую сторону, отвернувшись, но его Шум не спал – это был его обычный серый Шум, как когда он бодрствовал.
– Я знаю, што вы не спите, – сказал я.
– У тебя слишком громкие сны, – проворчал он, не оглядываясь. – Она важна для тебя?
– Не ваше дело.
– Нам придется просто это все перетерпеть, Тодд, – сказал он. – Ничего другого нам просто не остается. Выжить и как-то через это пройти.
Теперь уже я отвернулся к стене.
Я ничего не могу сделать.
По крайней мере, пока она у них.
Пока они могут причинить ей вред.
Выжить и пройти через это, ага, подумал я.
И подумал, што она сейчас где-то там.
И прошептал ей, прошептал, где бы она сейчас ни была:
– Выживи и пройди через это.
Выживи.
Пожалуйста.
Часть II
Дом исцеления
5
Пробуждение Виолы
[Виола]
– Спокойно, девочка моя, успокойся.
Голос…
Сквозь свет…
Я открыла глаза. Вокруг все белое – такое яркое, что цвет ощущается почти как звук, и в нем где-то – голос, а в голове у меня мутно, а в боку – боль, и здесь слишком светло, и невозможно думать…
Стойте…
Стойте, я говорю…
Он нес меня с холма…
Вот только что он нес меня вниз с холма и в Убежище, после того как…
– Тодд? – Голос у меня хриплый, весь в слюне и вате, но я накинулась на него, как на врага, заставила, вытолкнула под этот яркий свет, который слепил мне глаза.
– ТОДД?
– Я сказала, успокойся, сейчас же.
Я не узнала голос, женский…
Женский.
– Ты кто? – Я попыталась сесть, протянуть руки, почувствовать, что вокруг… – прохладу воздуха, мягкость…
Постели?
Внутри поднялась паника.
– Где он? – закричала я. – ТОДД?
– Я не знаю никакого Тодда, девочка, – произнес голос, когда смутные формы начали тянуться друг к другу, а яркость разделилась на что-то менее яркое, – зато знаю, что ты не в том состоянии, чтобы требовать немедленной подачи информации.
– Тебя подстрелили, – сказал другой голос – другой женщины, моложе первой, справа, поодаль.
– Закрой рот, Мадлен Пул, – отрезала первая.
– Да, мистрис Койл.
Я моргала, моргала и уже начинала различать то, что было прямо передо мной. Я лежала на узкой белой койке в узкой белой комнате. На мне была тонкая белая сорочка, завязанная на спине. Женщина, сразу и высокая и дородная, стояла передо мной; белый халат с вышитой синим протянутой ладонью на плечах; рот сжат в линию, лицо твердое. Мистрис Койл, стало быть. Позади, в дверях, с миской парящей воды стояла девочка не слишком старше моего.
– Я – Мэдди, – сказала она, улыбаясь украдкой.
– Вон, – скомандовала мистрис Койл, не поворачивая головы. На выходе Мэдди перехватила мой взгляд, кинула в меня еще одной улыбкой.
– Где я? – спросила я мистрис Койл, все еще учащенно дыша.
– Ты про комнату, девочка моя? Или про город? – Она удержала мой взгляд. – Или про планету?
– Прошу вас, – сказала я, и мои глаза вдруг начали наполняться водой, и я ужасно разозлилась из-за этого, но говорить не перестала. – Я была с мальчиком…
Она вздохнула и на мгновение отвела глаза, потом поджала губы и села в кресло у кровати. Лицо суровое, волосы заплетены в косы и оттянуты назад, так туго, хоть лезь по ним, вся такая большая, твердая – и точно не из тех, с кем станешь шутить.
– Прости, – сказала она почти ласково (почти). – Про мальчика я ничего не знаю. – Нахмурилась. – Боюсь, я вообще ничего ни о чем не знаю – кроме того, что тебя принесли сюда, в этот дом исцеления, вчера утром. Ты была так близка к смерти, что я не знала, сумеем ли мы тебя вернуть. Правда, нам объяснили в очень недвусмысленных выражениях, что наша собственная жизнь теперь во многом зависит от твоей.
Она помолчала, ожидая, как я это приму.
А я откуда знаю, как я это приму?
Где он? Что они с ним сделали?
Я отвернулась, пытаясь собрать голову в кучку и подумать, но вся середина у меня была так туго запакована в бинты, что я и сесть-то толком не смогла. Мистрис Койл провела пальцами по лбу.
– И теперь, когда ты все-таки вернулась, – сказала она, – вряд ли ты скажешь нам спасибо за то, в какой мир мы тебя притащили.
Она все мне рассказала. Как мэр Прентисс прибыл в Убежище на волне слухов об армии – большой… достаточно большой, чтобы без труда сломить город, чтобы залить пожаром весь мир. Она рассказала, как некто по имени мэр Леджер сдался без боя, как наорал на горстку людей, готовых сражаться… и как большинство населения согласилось «преподнести город захватчикам на блюдечке с голубой каемочкой».
– А потом дома исцеления, – и тут у нее в голосе проглянул реальный гнев, – взяли и превратили в тюрьмы для женщин.
– Так вы, стало быть, доктор? – спросила я, чувствуя, как грудь у меня сдувается, проваливается внутрь, словно от непосильной тяжести… потому что мы проиграли. Потому что бежать наперегонки с армией оказалось ни к чему. Бесполезно. Все бесполезно.
Осуждало.
Оценивало.
Мэр Леджер постучал меня по плечу и ткнул пальцем в миску.
– Доедать будешь?
Ночью мне снилось…
Снилась она.
Прямо ей в спину светило солнце, так што я не видел лица. Мы были на холме, она што-то говорила, но за нами так ревел водопад, што я ничего не слышал.
– Што? – переспросил я и протянул руку, но не смог до нее дотронуться, зато обратно моя рука вернулась вся в крови…
– Виола!
Я сел на матрасе, глядя в темноту, тяжело дыша.
Посмотрел на мэра Леджера: он лежал лицом в другую сторону, отвернувшись, но его Шум не спал – это был его обычный серый Шум, как когда он бодрствовал.
– Я знаю, што вы не спите, – сказал я.
– У тебя слишком громкие сны, – проворчал он, не оглядываясь. – Она важна для тебя?
– Не ваше дело.
– Нам придется просто это все перетерпеть, Тодд, – сказал он. – Ничего другого нам просто не остается. Выжить и как-то через это пройти.
Теперь уже я отвернулся к стене.
Я ничего не могу сделать.
По крайней мере, пока она у них.
Пока они могут причинить ей вред.
Выжить и пройти через это, ага, подумал я.
И подумал, што она сейчас где-то там.
И прошептал ей, прошептал, где бы она сейчас ни была:
– Выживи и пройди через это.
Выживи.
Пожалуйста.
Часть II
Дом исцеления
5
Пробуждение Виолы
[Виола]
– Спокойно, девочка моя, успокойся.
Голос…
Сквозь свет…
Я открыла глаза. Вокруг все белое – такое яркое, что цвет ощущается почти как звук, и в нем где-то – голос, а в голове у меня мутно, а в боку – боль, и здесь слишком светло, и невозможно думать…
Стойте…
Стойте, я говорю…
Он нес меня с холма…
Вот только что он нес меня вниз с холма и в Убежище, после того как…
– Тодд? – Голос у меня хриплый, весь в слюне и вате, но я накинулась на него, как на врага, заставила, вытолкнула под этот яркий свет, который слепил мне глаза.
– ТОДД?
– Я сказала, успокойся, сейчас же.
Я не узнала голос, женский…
Женский.
– Ты кто? – Я попыталась сесть, протянуть руки, почувствовать, что вокруг… – прохладу воздуха, мягкость…
Постели?
Внутри поднялась паника.
– Где он? – закричала я. – ТОДД?
– Я не знаю никакого Тодда, девочка, – произнес голос, когда смутные формы начали тянуться друг к другу, а яркость разделилась на что-то менее яркое, – зато знаю, что ты не в том состоянии, чтобы требовать немедленной подачи информации.
– Тебя подстрелили, – сказал другой голос – другой женщины, моложе первой, справа, поодаль.
– Закрой рот, Мадлен Пул, – отрезала первая.
– Да, мистрис Койл.
Я моргала, моргала и уже начинала различать то, что было прямо передо мной. Я лежала на узкой белой койке в узкой белой комнате. На мне была тонкая белая сорочка, завязанная на спине. Женщина, сразу и высокая и дородная, стояла передо мной; белый халат с вышитой синим протянутой ладонью на плечах; рот сжат в линию, лицо твердое. Мистрис Койл, стало быть. Позади, в дверях, с миской парящей воды стояла девочка не слишком старше моего.
– Я – Мэдди, – сказала она, улыбаясь украдкой.
– Вон, – скомандовала мистрис Койл, не поворачивая головы. На выходе Мэдди перехватила мой взгляд, кинула в меня еще одной улыбкой.
– Где я? – спросила я мистрис Койл, все еще учащенно дыша.
– Ты про комнату, девочка моя? Или про город? – Она удержала мой взгляд. – Или про планету?
– Прошу вас, – сказала я, и мои глаза вдруг начали наполняться водой, и я ужасно разозлилась из-за этого, но говорить не перестала. – Я была с мальчиком…
Она вздохнула и на мгновение отвела глаза, потом поджала губы и села в кресло у кровати. Лицо суровое, волосы заплетены в косы и оттянуты назад, так туго, хоть лезь по ним, вся такая большая, твердая – и точно не из тех, с кем станешь шутить.
– Прости, – сказала она почти ласково (почти). – Про мальчика я ничего не знаю. – Нахмурилась. – Боюсь, я вообще ничего ни о чем не знаю – кроме того, что тебя принесли сюда, в этот дом исцеления, вчера утром. Ты была так близка к смерти, что я не знала, сумеем ли мы тебя вернуть. Правда, нам объяснили в очень недвусмысленных выражениях, что наша собственная жизнь теперь во многом зависит от твоей.
Она помолчала, ожидая, как я это приму.
А я откуда знаю, как я это приму?
Где он? Что они с ним сделали?
Я отвернулась, пытаясь собрать голову в кучку и подумать, но вся середина у меня была так туго запакована в бинты, что я и сесть-то толком не смогла. Мистрис Койл провела пальцами по лбу.
– И теперь, когда ты все-таки вернулась, – сказала она, – вряд ли ты скажешь нам спасибо за то, в какой мир мы тебя притащили.
Она все мне рассказала. Как мэр Прентисс прибыл в Убежище на волне слухов об армии – большой… достаточно большой, чтобы без труда сломить город, чтобы залить пожаром весь мир. Она рассказала, как некто по имени мэр Леджер сдался без боя, как наорал на горстку людей, готовых сражаться… и как большинство населения согласилось «преподнести город захватчикам на блюдечке с голубой каемочкой».
– А потом дома исцеления, – и тут у нее в голосе проглянул реальный гнев, – взяли и превратили в тюрьмы для женщин.
– Так вы, стало быть, доктор? – спросила я, чувствуя, как грудь у меня сдувается, проваливается внутрь, словно от непосильной тяжести… потому что мы проиграли. Потому что бежать наперегонки с армией оказалось ни к чему. Бесполезно. Все бесполезно.