Вопрос и ответ

В основном было видно спаклов.

Сотни и сотни спаклов – по всей территории.

Может, и больше тысячи.

Они подпирали собой стену, толпились или валялись, съежившись, за гнилыми заборами, сидели группками, стояли рядами.

И все смотрели на меня – в молчании, достойном могилы, пока мой Шум хлестал на всю округу.

– Он врет! – крикнул я. – Все было не так! Все было совсем не так!

А как? Как все было на самом деле, штобы сейчас взять и объяснить им?

Потомуш я же правда это сделал.

Не так, как им сейчас выдал Дэйви, но почти так – почти настолько же плохо и громадно у меня в Шуме – слишком громадно, слишком страшно, штобы как-то это спрятать, особенно когда все они на тебя уставились, тут уж никаким враньем не замаскировать, никакой полуправдой не затемнить, слишком оно еть большое, штобы о нем не думать, когда толпа спачьих лиц вот так на тебя смотрит.

– Это был несчастный случай! – голос сдал, кончился; переводил взгляд с одного странного лица на другое, не видел Шума, не видел картинок, не понимал, чего они так стрекочут – вдвойне не знал, што происходит. – Я не хотел.

Никто мне ничего не ответил. Они вообще ничего не сделали – только смотрели.

Ворота позади заскрипели. Мы с Дэйви оба обернулись.

Айвен из Фарбранча. Тот, который вступил в армию вместо того, штобы драться с ней.

И вы только посмотрите, как он был прав! Офицерская униформа, а за спиной – взвод солдат.

– Мистер Прентисс-младший. – Он кивнул Дэйви, получил кивок в ответ; повернулся ко мне – по глазам ничего не понятно, а Шума вовсе нет. – Рад, что вы в порядке, мистер Хьюитт.

– Вы двое, что ли, друг друга знаете? – как-то слишком резко поинтересовался Дэйви.

– Встречались раньше. – Айвен не сводил с меня глаз.

Я не ответил ни слова.

Я был слишком занят: совал в Шум картинки.

Картинки Фарбранча. Хильди, Тэма и Франции. Картинки резни, которую они там учинили. Резни, в которой он не пострадал.

Он досадливо поморщился.

– Просто идешь за победителем, – сказал. – Именно так люди и остаются в живых.

Я выставил картинку горящего города – его города – и мужчин, женщин, детей, горящих вместе с ним.

Он еще сильнее нахмурился.

– Мои люди останутся здесь в качестве охраны. Вы отправите спаклов расчищать поля и обеспечите им корм и воду.

Дэйви закатил глаза.

– Мы в курсе…

Но Айвен уже развернулся на каблуках и зашагал обратно к воротам, оставив нам десятерых мужчин с ружьями. Одни распределились по постам, залезши на стену, другие принялись разматывать и укреплять вдоль кромки мотки колючей проволоки.

– Десятеро с ружьями и нас двое против всех этих спаклов, – пробормотал я себе под нос, зато во всеуслышанье через Шум.

– Да ну, все будет в порядке. – Дэйви прицелился пистолетом в ближайшего спакла… наверное, женщину, так как на руках у нее был спачий ребенок – она быстро развернулась, защищая младенца своим телом. – Нету в них духа битвы. Ни на грош.

Я посмотрел на ее лицо. Они побеждены, подумал. Все они. И сами это знают.

А я знаю, каково это.

– Эй, свиная ссанина, слушать меня! – Дэйви поднял руки; все взгляды обратились на него. – Жители Нового Прентисстауна! – заорал он, размахивая ими во все стороны. – Я пришел сообщить вам ваш приговооооор!

И засмеялся. И смеялся смеялся смеялся…



Дэйви взял на себя надзор за тем, как спаклы расчищают поля от кустарника – разумеется, лишь затем, штобы мне пришлось грести из амбара фураж им на прокорм и потом таскать воду в корыта, штобы они могли напиться.

Нормальная фермерская работа, вообще-то. К какой я привык. Бен и Киллиан меня таким каждый день нагружали. А я еще, помнится, ныл.

Я вытер глаза и принялся за дело.


Спаклы изо всех сил держались от меня на расстоянии. Мне только того и было надо.

Потомуш в глаза я им все равно смотреть не мог, никак.

Так што я повесил голову пониже и знай себе махал лопатой.

Дэйви сообщил, што в Убежище спаклы работали слугами или поварами, но новый мэр первым же приказом велел запереть всех под замок, пока армия их не заберет, – што она и сделала, вчера ночью, пока я спал.

– Они у людей в садах жили, которые за домом, – поделился Дэйви, любуясь, как я орудую лопатой (утро уже стало днем) и пожирая в одно рыло то, што предназначалось нам обоим на обед. – Можешь себе такое представить? Будто они, еть, члены семьи какие!

– Может, они ими и были, – буркнул я.

– Ну так уже больше нет. – Он встал, вынул ствол и ухмыльнулся мне. – Живо, давай работай.

Я уже опустошил почти весь амбар, но еды все равно решительно не хватало. К тому же три из пяти водяных насосов не работали, а к закату я успел починить от силы один.

– Пора валить, – сообщил Дэйви.

– Я еще не закончил.

– Ну и отлично, торчи тут, сколько влезет, сам по себе. – Он зашагал к воротам.

Я оглянулся на спаклов. Теперь, когда дневная работа кончилась, они постарались отодвинуться от солдат и ворот как можно дальше.

И от меня с Дэйви, понятное дело, тоже.

Я посмотрел на них, Дэйви в спину, снова на них. Еды было мало, они остались голодными. Воды тоже. Им было некуда сходить в туалет. Нигде никакого укрытия.

Я протянул было к ним пустые руки, но это ничего толком не объяснило – што это могло объяснить? што это могло изменить? как помочь? Они просто стояли и смотрели на меня. Я уронил руки и побрел следом за Дэйви к воротам.

– Ну что, как у нас с храбростью, свиная ссанина? – Дэйви отвязал коня.

Сам он звал его Бурелом, но отзывался тот все равно только на Желудя.

Я его проигнорировал. Я думал про спаклов. Про то, как хорошо я буду с ними обращаться. Я ведь точно буду! Я сделаю так, штобы у них было довольно воды и еды, и постараюсь всеми силами их защитить.

Да, так и будет.

Я пообещал это себе.

Потомуш этого хотела бы она.

– О, я могу тебе сказать, чего она на самом деле хочет, – вставил Дэйви.

И мы подрались еще раз.



Когда я вернулся, в башне действительно была постелена новая постель. Матрасы с простынями: один по одну сторону – для меня, другой по другую – для мэра Леджера. Который уже восседал на своем, поедая што-то тушеное из миски и громыхая Шумом.

Скверный запах, кстати, тоже исчез.

– Ага, – кивнул мэр Леджер. – И угадай, кому пришлось все это чистить.

Кажется, его заставили работать уборщиком.

– Честный труд, – пожал плечами он, но в его сероватом Шуме были и другие звуки… вовсе он не думал, што труд такой уж честный. – Я бы даже сказал, символичный. Переместился с вершины муравейника в самый низ. Ежели б не так очевидно, получилось бы даже поэтично.

Меня у кровати тоже ждала миска тушенины, и мы с ней устроились у окна, штобы глазеть сверху на город.

Который уже начинал отчетливо жужжать.

Лекарство явно покидало системы жителей города: это было прямо слышно – неслось из домов, из зданий, из переулков, из-за деревьев даже…

В Новый Прентисстаун возвращался Шум.

Мне в свое время даже ходить пешком через старый Прентисстаун – и то тяжело было, а ведь в нем насчитывалось всего-то сто сорок шесть человек. В Новом-то поди раз в десять народу больше будет. И мальчиков тоже.

Понятия не имею, как я смогу все это выносить.

– Привыкнешь. – Мэр Леджер доел рагу. – Ты не забывай, я двадцать лет тут жил, еще до всякого лекарства.

Я закрыл глаза… но видел все равно только стадо спаклов, которое таращилось на меня.