Вообрази меня

Я со стоном заваливаюсь на стул.

– Кенджи, – тихо произносит Касл. – Тебе как никому известно, как у нас было заведено в «Омеге пойнт». Я посвятил всю свою жизнь тому, чтобы у отверженных появился второй, а иногда и третий шанс. Ты бы очень удивился, если бы узнал, сколько человеческих жизней было пущено под откос из-за банальной ошибки. Потому что никто не протянул руку помощи, не потратил ни часа своего времени.

– Касл. Сэр. – Я поднимаю руки. – Я люблю вас. Правда. Но Андерсон не простой смертный. Он…

– Он простой смертный, сынок. В том-то и суть. Если снять все напускное, все мы – простые смертные. Взгляни на Андерсона, его нечего бояться. Он всего лишь человек, как ты или я. Такой же напуганный. И я уверен, что, если бы он мог вернуться назад и заново прожить свою жизнь, его решения были бы совсем иными.

– Ты не можешь этого знать, отец, – качает головой Нурия.

– Я в это верю, – тихо признается он.

– Про меня ты тоже так думаешь? – спрашивает Уорнер. – Именно это ты ей и сказал? Что я всего-навсего милый мальчик, беззащитное дитя, которое и пальцем ее не тронет? Что если бы я мог все начать сначала, то прожил бы жизнь, как монах, целыми днями занимаясь благотворительностью и распространяя добрую волю?

– Нет, – резко отвечает Касл, заводясь. – Я сказал ей, что твой гнев защитный механизм и что ты не отвечаешь за жестокого отца. Сказал ей, что в глубине души ты хороший человек и не хочешь никому причинять боль.

– Я хочу причинять боль людям, – возражает Уорнер, сверкая глазами. – Иногда я не могу заснуть от мысли: вот бы убить всех.

– Отлично, – киваю я, откидываясь на стуле. – Просто шикарно. Чрезвычайно полезная и ценная информация у нас тут. – Начинаю загибать пальцы. – Амелия оказалась психопаткой, Касл мечтает стать лучшим другом Андерсона, Уорнер посреди ночи грезит убийствами и да… Касл внушил Амелии, что Уорнер всего лишь заблудившийся зайчишка, который пытается найти дорогу домой. – На меня все устремляют непонимающие взгляды, и приходится объяснять: – Касл, по сути, натолкнул Амелию на мысль, что она может зайти в комнату Уорнера и убить его! Он довольно доходчиво ей поведал, что Уорнер не опаснее оладушка.

Сэм и Нурия хором ахнули.

– Вряд ли она хотела его убить, – быстро вставляет Касл. – Скорее она…

– Папа, пожалуйста, – резко прерывает его Нурия. – Хватит. – Обменивается быстрым взглядом с Сэм и делает глубокий вдох. – Послушай, – продолжает Нурия, пытаясь говорить спокойно. – Когда вы пришли сюда, мы знали – рано или поздно нам придется с этим что-то делать. Думаю, настало время распределить наши функции и обязанности.

– Да. Понимаю. – Касл сцепляет руки в замок.

Смотрит в стену. Выглядит печальным и старым. Даже в дредах сейчас седины больше, чем черных волос. Иногда я забываю, что ему почти пятьдесят. Окружающие думают, он лет на пятнадцать моложе. Впервые я замечаю, как на его лице отразились годы. Он очень устал.

Однако это вовсе не значит, что ему пора на покой.

Каслу еще есть чем заняться, чем поделиться с другими. И мне трудно сидеть и не вмешиваться, когда его списывают со счетов. Не принимают в расчет. Хочется наорать на всех. Втолковать Нурии и Сэм, что нельзя так просто выбросить Касла на обочину. После всего, что было. Нельзя.

Только открываю рот, чтобы выдать что-то подобное, как вступает Нурия:

– Мы с Сэм хотели предложить тебе официальный пост нашего старшего советника. Здесь, в Прибежище.

Касл приободряется.

– Старшего советника? – Он удивленно взирает на Нурию. Потом так же удивленно на Сэм. – Ты не попросишь меня уйти?

– Уйти? Папа, ты только что приехал. Я и Сэм хотим, чтобы ты оставался здесь столько, сколько захочешь. Просто очень важно понимать, кто и чем тут занимается, чтобы эффективнее решать вопросы. И мне, и Сэм тяжело работать, когда мы то и дело опасаемся задеть твои чувства. Поэтому, несмотря на то что подобные разговоры начинать непросто, мы решили, что лучше…

Касл заключает Нурию в такие жаркие, наполненные любовью объятия, что от нахлынувших эмоций у меня щиплет в глазах. Приходится даже отвернуться на несколько секунд.

Когда поворачиваюсь, Касл весь лучится от радости.

– Почту за честь давать вам консультации в тех областях, в которых я разбираюсь. И если я недостаточно часто это повторял, позволь снова повторить: Нурия, я так тобой горжусь! Так горжусь вами обеими! – признается он, глядя на Сэм. – И мальчики были бы горды.

Глаза Нурии от переживаний блестят. Кажется, даже Сэм растрогана.

Еще минута, и мне понадобится носовой платок.

– Ну что ж. – Уорнер встает на ноги. – Рад, что покушение на мою жизнь сподвигло вашу семью воссоединиться. Но я пошел.

– Стой…

Я беру Уорнера за руку, однако он меня отпихивает.

– Продолжишь хватать меня без разрешения, вырву руки.

Делаю вид, что не замечаю угрозы.

– Может, скажем, что мы уходим?

Сэм хмурится.

– Уходим?

Нурия от удивления приподнимает брови.

– Мы?


– Мы идем спасать Джей, – объясняю я. – В Океанию. Нам все Джеймс рассказал. Да, кстати, переговорите с ним. У него есть новости об Адаме, и вам они не понравятся. А я не собираюсь пересказывать.

– Кент всех предал, чтобы спасти свою шкуру.

– Чтобы спасти Джеймса, – уточняю я, бросая на Уорнера неодобрительный взгляд. – И, чувак, я же только что сказал, что не хочу об этом распространяться.

– Пытаюсь разложить все по полочкам.

Касл выглядит ошарашенным. Молчит.

– Пообщайтесь с Джеймсом, – прошу я. – Он объяснит, что происходит. А нам с Уорнером надо успеть на самолет.

– Успеть угнать самолет.

– Точно, угнать самолет, до заката. Знаете… слетаем, заберем Джей и обратно, бум-трах-тарарах, и на месте.

Нурия и Сэм смотрят на меня как на идиота.

– Бум-трах-тарарах? – переспрашивает Уорнер.

– Да. Ну ты что? – Я хлопаю в ладоши. – Бум. Готово. Все просто.

Уорнер со вздохом от меня отворачивается.

– Стойте… Вы намерены провернуть такое вдвоем? – Сэм хмурится.

– Если честно, чем меньше, тем лучше, – отвечает за меня Нурия. – Меньше людей скрывать, меньше движений согласовывать. Я бы предложила пойти с вами, но у нас еще много раненых, нужно о них позаботиться. К тому же после смерти Амелии явно придется разбираться с новыми эмоциональными всплесками.

У Касла загораются глаза.

– Пока они выручают Эллу, – обращается он к Нурии и Сэм, – а вы хозяйничаете здесь, я, пожалуй, свяжусь с друзьями по своей сети. Расскажу, что происходит, поясню, что грядут перемены. Помогу скоординировать наши действия по всему земному шару.

– Отличная мысль, – замечает Сэм. – Может, нам уда…

– Плевать, – громко выдает Уорнер и поворачивается к двери. – Я ухожу прямо сейчас. Кишимото, если идешь, не отставай.

– Точно! – Пытаюсь говорить типа круто. – Все. Досвидос. – Салютую двумя пальцами, бегу прямо в дверь и… впечатываюсь в Назиру.

Назира.

Мать честная! Она очнулась. Совершенна, как ангел. И зла, как черт.

– Вы двое без меня никуда не пойдете, – заявляет она.





Элла

Джульетта




Я воровка.

Я украла тетрадь и ручку у одного из докторов – вытащила из белого халата, когда он не видел, и засунула себе за пояс брюк. Незадолго до того, как доктор приказал тем людям меня забрать. Тем, в странных костюмах с толстыми перчатками и в противогазах с мутными пластиковыми оконцами, скрывающими глаза. Помню, как подумала, что это пришельцы. Помню, как подумала, что они должны быть пришельцами, потому что людьми они быть не могут; не могут быть людьми те, кто скрутил мне за спиной руки и сковал их наручниками, те, кто привязал меня к стулу. Они тыкали в меня электрошокерами, вновь и вновь, чтобы заставить меня кричать. Нет, я не кричала. Стонала, но не произнесла ни слова. Слезы текли по моему лицу, но я не рыдала.

Думаю, это их разозлило.

Они хлестали меня по щекам, приводя в сознание, хотя мои глаза были открыты. Кто-то отвязал меня, оставив наручники, ударил по коленям, а потом велел встать. И я пыталась. Пыталась и не смогла. В конце концов три пары рук выпихнули меня за дверь, и какое-то время я лежала на бетонном полу окровавленным лицом вниз. Если честно, то момент, когда меня втащили внутрь, я не помню.

Мне все время было холодно.

Я чувствую пустоту, будто во мне ничего не осталось, кроме разбитого сердца – единственного выжившего в этом аду органа. Чувствую, как внутри раздается его биение, чувствую, как его стук отражается в каждой косточке. Наука говорит, что у меня есть сердце, общество говорит, что я чудовище. И я это знаю, конечно, знаю. Я знаю, что натворила. И не прошу сочувствия.

Только порой я задумываюсь – размышляю, – если бы я была чудовищем, я бы, конечно, уже поняла это?

Я бы чувствовала гнев, злость, месть?

Я бы знала, что такое слепая ярость, жажда крови, потребность отмщения?

Вместо этого во мне бездна, такая глубокая, такая темная, что ничего не разглядеть. Я не вижу, что там. Я не знаю, ни кто я, ни что со мной будет.