Вообрази меня
Часть 48 из 69 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Внезапно загорается верхний свет – знакомая конструкция из похожих на соты ячеек разрезает пол странными косыми лучами. Необъятные масштабы помещения начинают приобретать форму. Изумленно разглядываю гигантскую куполообразную комнату и занимающий целую стену пустой резервуар с водой. Сиротливые рабочие столы, перекошенные стулья. На полу и столах кривыми стопками сложены сенсорные панели, везде кучами навалены бумаги и папки. Похоже, здесь водятся призраки. Место заброшено.
Ясно, однако, что прежде оно использовалось по полной.
Продвигаясь дальше, вглубь помещения, я замечаю стабильное лиловое свечение, льющееся откуда-то неподалеку. Заворачиваю за угол и вижу его источник.
Поперек всей лаборатории в идеальную прямую линию выстроились восемь стеклянных цилиндров, каждый высотой с комнату и шириной с рабочий стол. В пяти из них человеческие тела. Три цилиндра в конце пустуют. Лиловый свет исходит из цилиндров; по мере приближения я понимаю, что тела подвешены в воздухе, связанные исключительно этим светом.
Трех юношей я не узнаю. Одна девушка мне тоже незнакома. Зато другая…
Я подхожу ближе к резервуару и вздыхаю.
Валентина.
– Что ты здесь делаешь?
Я круто разворачиваюсь, поднимаю винтовку, целясь в направлении голоса. И опускаю оружие, увидев лицо Андерсона. Вмиг всепроникающее тепло покидает мой мозг.
Ко мне возвращается разум.
Мой разум, мое имя, мое положение, мое место – мое постыдное, неблагонадежное, безрассудное поведение. Страх и ужас заполняют меня. Как я объясню то, чего сама не понимаю?
Лицо Андерсона остается каменным.
– Сэр, – быстро реагирую я, – эта молодая женщина – дочь Верховного главнокомандующего Южной Америки. Как слуга Оздоровления, я посчитала своим долгом ей помочь.
Андерсон не сводит с меня взгляда. Наконец интересуется:
– А как ты узнала, что эта девушка – дочь Верховного главнокомандующего Южной Америки?
Я встряхиваю головой.
– Сэр, мне было… что-то вроде видения. Когда я стояла в коридоре. Она сказала, что она Валентина Кастильо и что ей нужна помощь. Она знала, как меня зовут. И сообщила, куда идти.
Андерсон выдыхает, явно расслабляясь.
– Это не дочь главнокомандующего Оздоровления, – тихо произносит он. – Тебя ввело в заблуждение тренировочное упражнение.
Чувство стыда с новой силой ввергает меня в жар.
Андерсон вздыхает.
– Мне очень жаль, сэр. Я решила… я решила, что просто обязана ей помочь, сэр.
Андерсон вновь смотрит мне в глаза.
– Понятно.
Я держу голову прямо, но от позора внутри все горит.
– И? – продолжает он. – Что ты подумала?
Андерсон жестом показывает на выстроившиеся в ряд стеклянные цилиндры, на выставленные внутри фигуры.
– Я думаю, что экспозиция просто прекрасна, сэр.
Андерсон едва сдерживает улыбку. Подходит на шаг ближе, изучает меня.
– Прекрасная экспозиция, да неужели…
Я сглатываю возникший в горле комок.
Его голос меняется, становится нежным. Мягким.
– Ты ведь никогда меня не предашь, правда, Джульетта?
– Так точно, сэр, – быстро отвечаю я. – Никогда.
– А ну-ка скажи мне, – велит он, поднимая руку к моему лицу. Костяшками пальцев слегка касается моей щеки, ведет по линии подбородка. – Ты умрешь за меня?
Мое сердце колотится в груди.
– Так точно, сэр.
Он берет мое лицо в свои руки, водит большим пальцем, нежно поглаживая, по подбородку.
– Ты пойдешь на все ради меня?
– Так точно, сэр.
– И все же ты умышленно меня ослушалась. – Он опускает руку. Внезапно лицо словно холодеет. – Я приказал подождать снаружи. Я не приказывал где-то бродить. Я не приказывал с кем-то разговаривать. Я не приказывал думать самостоятельно или спасать кого-то, кто заявляет, что нуждается в спасении. Разве не так?
– Именно так, сэр.
– Ты позабыла, что я – твой хозяин?
– Никак нет, сэр.
– Лжешь! – кричит он.
Сердце буквально выскакивает из груди. Тяжело сглатываю. И молчу.
– Спрашиваю последний раз. – Он сверлит меня взглядом. – Ты позабыла, что я – твой хозяин?
– Д-да, сэр.
У него загораются глаза.
– Мне напомнить тебе, Джульетта? Напомнить, кому ты обязана жизнью? И кому обязана преданно служить?
– Да, сэр, – отвечаю, задыхаясь.
От страха меня мутит. Лихорадит. От жара покалывает кожу.
Из внутреннего кармана пиджака Андерсон извлекает нож. Осторожно его раскрывает, в неоновом свете поблескивает металл.
Он вкладывает рукоять в мою правую кисть. Потом берет мою левую и изучает ее, держа обеими руками, прочерчивая линии на моей ладони, обводит контур моих пальцев, гладит шрамы на костяшках. Ощущения, прекрасные и ужасные одновременно, пронизывают меня насквозь.
Он мягко нажимает на указательный палец. И смотрит мне прямо в глаза.
– Этот, – говорит он. – Отдай его мне.
Сердце выпрыгивает из груди. Потом убегает в пятки. Колотится где-то внутри.
– Отрежь. Положи мне на ладонь. И будешь прощена.
– Да, сэр, – шепчу.
Трясущимися руками я прижимаю лезвие к нежной коже у основания пальца. Нож такой острый, что мгновенно разрезает плоть, и с приглушенным криком боли я вдавливаю его сильнее, запнувшись, лишь когда чувствую сопротивление. Нож доходит до кости. Тело взрывается слепящей болью.
Я падаю на одно колено.
Повсюду кровь.
Задыхаюсь, испытываю рвотные позывы, отчаянно сдерживаю подступившую к горлу – то ли от боли, то ли от страха – тошноту. Так плотно стискиваю зубы, что болевые разряды бьют прямо в мозг, этот отвлекающий маневр очень кстати. Чтобы зафиксировать окровавленную руку, мне приходится прижать ее к грязному полу, и с отчаянным криком я прорезаю кость.
Нож, выпав из дрожащей руки, падает на пол. Указательный палец еще болтается на ладони, висит на полосочке плоти, и быстрым, резким движением я его отрываю. Меня так адски трясет, что я едва стою на ногах, тем не менее умудряюсь переложить палец на протянутую ладонь Андерсона и лишь потом валюсь на землю.
– Хорошая девочка, – спокойно произносит он. – Хорошая девочка.
Это все, что я слышу, а затем теряю сознание.
Кенджи
Мы оба еще с минуту не можем оторвать глаз от кровавой картины, потом Уорнер внезапно расправляет плечи и выходит. Я засовываю пистолет за пояс и мчусь за Уорнером, не забыв закрыть дверь. Не хочу выпускать скорпионов.
– Эй, – кричу я ему вдогонку, – ты куда собрался?
– Ищу Касла.
– Отлично. Дело хорошее. Только, может, в следующий раз, вместо того чтобы молча уходить, ты бы сообщал что, черт возьми, происходит? Мне за тобой бегать не нравится. Унизительно как-то.
– Твоя личная проблема.
Ясно, однако, что прежде оно использовалось по полной.
Продвигаясь дальше, вглубь помещения, я замечаю стабильное лиловое свечение, льющееся откуда-то неподалеку. Заворачиваю за угол и вижу его источник.
Поперек всей лаборатории в идеальную прямую линию выстроились восемь стеклянных цилиндров, каждый высотой с комнату и шириной с рабочий стол. В пяти из них человеческие тела. Три цилиндра в конце пустуют. Лиловый свет исходит из цилиндров; по мере приближения я понимаю, что тела подвешены в воздухе, связанные исключительно этим светом.
Трех юношей я не узнаю. Одна девушка мне тоже незнакома. Зато другая…
Я подхожу ближе к резервуару и вздыхаю.
Валентина.
– Что ты здесь делаешь?
Я круто разворачиваюсь, поднимаю винтовку, целясь в направлении голоса. И опускаю оружие, увидев лицо Андерсона. Вмиг всепроникающее тепло покидает мой мозг.
Ко мне возвращается разум.
Мой разум, мое имя, мое положение, мое место – мое постыдное, неблагонадежное, безрассудное поведение. Страх и ужас заполняют меня. Как я объясню то, чего сама не понимаю?
Лицо Андерсона остается каменным.
– Сэр, – быстро реагирую я, – эта молодая женщина – дочь Верховного главнокомандующего Южной Америки. Как слуга Оздоровления, я посчитала своим долгом ей помочь.
Андерсон не сводит с меня взгляда. Наконец интересуется:
– А как ты узнала, что эта девушка – дочь Верховного главнокомандующего Южной Америки?
Я встряхиваю головой.
– Сэр, мне было… что-то вроде видения. Когда я стояла в коридоре. Она сказала, что она Валентина Кастильо и что ей нужна помощь. Она знала, как меня зовут. И сообщила, куда идти.
Андерсон выдыхает, явно расслабляясь.
– Это не дочь главнокомандующего Оздоровления, – тихо произносит он. – Тебя ввело в заблуждение тренировочное упражнение.
Чувство стыда с новой силой ввергает меня в жар.
Андерсон вздыхает.
– Мне очень жаль, сэр. Я решила… я решила, что просто обязана ей помочь, сэр.
Андерсон вновь смотрит мне в глаза.
– Понятно.
Я держу голову прямо, но от позора внутри все горит.
– И? – продолжает он. – Что ты подумала?
Андерсон жестом показывает на выстроившиеся в ряд стеклянные цилиндры, на выставленные внутри фигуры.
– Я думаю, что экспозиция просто прекрасна, сэр.
Андерсон едва сдерживает улыбку. Подходит на шаг ближе, изучает меня.
– Прекрасная экспозиция, да неужели…
Я сглатываю возникший в горле комок.
Его голос меняется, становится нежным. Мягким.
– Ты ведь никогда меня не предашь, правда, Джульетта?
– Так точно, сэр, – быстро отвечаю я. – Никогда.
– А ну-ка скажи мне, – велит он, поднимая руку к моему лицу. Костяшками пальцев слегка касается моей щеки, ведет по линии подбородка. – Ты умрешь за меня?
Мое сердце колотится в груди.
– Так точно, сэр.
Он берет мое лицо в свои руки, водит большим пальцем, нежно поглаживая, по подбородку.
– Ты пойдешь на все ради меня?
– Так точно, сэр.
– И все же ты умышленно меня ослушалась. – Он опускает руку. Внезапно лицо словно холодеет. – Я приказал подождать снаружи. Я не приказывал где-то бродить. Я не приказывал с кем-то разговаривать. Я не приказывал думать самостоятельно или спасать кого-то, кто заявляет, что нуждается в спасении. Разве не так?
– Именно так, сэр.
– Ты позабыла, что я – твой хозяин?
– Никак нет, сэр.
– Лжешь! – кричит он.
Сердце буквально выскакивает из груди. Тяжело сглатываю. И молчу.
– Спрашиваю последний раз. – Он сверлит меня взглядом. – Ты позабыла, что я – твой хозяин?
– Д-да, сэр.
У него загораются глаза.
– Мне напомнить тебе, Джульетта? Напомнить, кому ты обязана жизнью? И кому обязана преданно служить?
– Да, сэр, – отвечаю, задыхаясь.
От страха меня мутит. Лихорадит. От жара покалывает кожу.
Из внутреннего кармана пиджака Андерсон извлекает нож. Осторожно его раскрывает, в неоновом свете поблескивает металл.
Он вкладывает рукоять в мою правую кисть. Потом берет мою левую и изучает ее, держа обеими руками, прочерчивая линии на моей ладони, обводит контур моих пальцев, гладит шрамы на костяшках. Ощущения, прекрасные и ужасные одновременно, пронизывают меня насквозь.
Он мягко нажимает на указательный палец. И смотрит мне прямо в глаза.
– Этот, – говорит он. – Отдай его мне.
Сердце выпрыгивает из груди. Потом убегает в пятки. Колотится где-то внутри.
– Отрежь. Положи мне на ладонь. И будешь прощена.
– Да, сэр, – шепчу.
Трясущимися руками я прижимаю лезвие к нежной коже у основания пальца. Нож такой острый, что мгновенно разрезает плоть, и с приглушенным криком боли я вдавливаю его сильнее, запнувшись, лишь когда чувствую сопротивление. Нож доходит до кости. Тело взрывается слепящей болью.
Я падаю на одно колено.
Повсюду кровь.
Задыхаюсь, испытываю рвотные позывы, отчаянно сдерживаю подступившую к горлу – то ли от боли, то ли от страха – тошноту. Так плотно стискиваю зубы, что болевые разряды бьют прямо в мозг, этот отвлекающий маневр очень кстати. Чтобы зафиксировать окровавленную руку, мне приходится прижать ее к грязному полу, и с отчаянным криком я прорезаю кость.
Нож, выпав из дрожащей руки, падает на пол. Указательный палец еще болтается на ладони, висит на полосочке плоти, и быстрым, резким движением я его отрываю. Меня так адски трясет, что я едва стою на ногах, тем не менее умудряюсь переложить палец на протянутую ладонь Андерсона и лишь потом валюсь на землю.
– Хорошая девочка, – спокойно произносит он. – Хорошая девочка.
Это все, что я слышу, а затем теряю сознание.
Кенджи
Мы оба еще с минуту не можем оторвать глаз от кровавой картины, потом Уорнер внезапно расправляет плечи и выходит. Я засовываю пистолет за пояс и мчусь за Уорнером, не забыв закрыть дверь. Не хочу выпускать скорпионов.
– Эй, – кричу я ему вдогонку, – ты куда собрался?
– Ищу Касла.
– Отлично. Дело хорошее. Только, может, в следующий раз, вместо того чтобы молча уходить, ты бы сообщал что, черт возьми, происходит? Мне за тобой бегать не нравится. Унизительно как-то.
– Твоя личная проблема.