Вообрази меня

Уорнер отпускает девушку, и она, не поднимаясь на ноги, отползает назад так быстро, что впечатывается спиной в стену. Уорнер не отводит взгляда от скорпионов. Как и девушка.

Эти двое схлестнулись на уровне силы воли, и мне несложно догадаться, кто из них выиграет. Поэтому, когда скорпионы снова ожили и задвигались – на сей раз в сторону девчонки, – я едва не вскидываю кулак в знак победы.

Девушка поднимается на ноги, в ее глазах – дикий ужас.

– Кто тебя послал? – снова повторяет вопрос Уорнер.

Она тяжело дышит, не отрывая взгляда от скорпионов, и пятится в угол. А насекомые уже взбираются по ее туфлям.

– Кто? – требует Уорнер.

– Твой отец, – затаив дыхание, признается девчонка.

Лезут. На колени. Скорпионы на ее коленях. Божечка правый, скорпионы уже на ее коленях.

– Меня послал Андерсон, доволен? Отзови их!

– Ты лжешь.

– Клянусь, он!

– Тебя подослал какой-то дурак, – заявляет Уорнер, – если он думает, что мне можно врать без последствий. Да и ты, видно, глупа, если веришь, что я проявлю хоть каплю милосердия.

Существа теперь ползут по ее телу вверх. Взбираются по ее груди. Девчонка тяжело дышит. Встречается взглядом с Уорнером.

– Ясно. – Он склоняет к ней голову. – Тебя обманули. Ее глаза становятся просто огромными. – Ввели в заблуждение, – продолжает он, не отрывая взгляда. – Я вовсе не добрый. Не всепрощающий. Мне плевать на твою жизнь.

Он говорит, а скорпионы лезут выше. Устраиваются возле ключицы, сидят и ждут; ядовитые жала зависли прямо у лица гостьи. А затем, очень медленно, жала скорпионов начинают выгибаться, целясь в нежное горло.

– Отзови их! – кричит она.

– Даю последний шанс, – настаивает Уорнер. – Скажи, что ты здесь делаешь.

Она дышит так тяжело, что грудь ходит ходуном. Взгляд панически мечется по комнате. Жала скорпионов прикасаются к горлу. Девчонка вжимается в стену, с губ слетает прерывистый выдох.

– Печально, – выдает Уорнер.

Она действует быстро. Молниеносно. Вытаскивает откуда-то из-под рубашки пистолет и целится в Уорнера, а я, не раздумывая, рефлекторно реагирую.

Стреляю.

Звук отдается эхом, разлетается – кажется жутко громким, – но выстрел идеален. Сквозное отверстие в шее. Девушка медленно оседает на пол. Кровь растекается нам под ноги. Ее тело неподвижно лежит в моей палатке, в десятке сантиметров от кровати, в которой я проснулся.

Абсурдная картина.

Я поднимаю глаза. Встречаюсь взглядом с Уорнером.

– Я иду с тобой вызволять Джей, – заявляю. – И точка.

Уорнер смотрит на труп, потом на меня.

– Хорошо, – соглашается он и вздыхает.





Элла

Джульетта




Я стою у двери, вглядываясь в отполированную каменную поверхность стены по крайней мере минут пятнадцать, а потом проверяю запястье, не пришел ли вызов.

Не пришел.

Непосредственно с Андерсоном возможности оглядываться по сторонам нет, но пока я здесь, есть время безбоязненно рассмотреть окрестности. В пугающей тиши коридора нет ни врачей, ни солдат, что меня настораживает. Под ногами, там, где должен быть пол, лежат длинные решетки. Я стою здесь достаточно долго и начинаю привыкать к фоновому шуму: непрерывному капанью и механическому реву.

Снова бросаю взгляд на запястье.

Снова обвожу взглядом коридор.


Стены на самом деле совсем не серые, как я полагала изначально, а скорее матово-белые. Просто из-за мрачных теней выглядят темнее и они, и пол. Вдоль стен и потолка располагается странная конструкция из похожих на соты ячеек – лампы причудливой формы рассеивают свет, отбрасывая во все стороны причудливые тени. Осторожно делаю шаг вперед, пристально вглядываясь в черный прямоугольник, который я прежде оставляла без внимания.

Коридор, догадываюсь я, полностью скрытый во тьме.

Неожиданно возникает желание изучить его недра, и мне приходится буквально физически себя останавливать от следующего шага. Я обязана стоять здесь, у двери. Не мое дело что-то изучать или задавать вопросы, пока мне прямо не прикажут что-то изучить или начать задавать вопросы.

Веки дрожат.

Языки пламени, словно пальцы, пробираются в мозг. Жар спускается вниз по позвоночнику, сворачивается вокруг копчика. А затем бросается вверх, быстро, с силой, заставляя глаза открыться. Тяжело дыша, поворачиваюсь кругом.

Я в замешательстве.

Внезапно понимаю: я должна исследовать тот темный коридор, и все встает на свои места. Понимаю, что нет необходимости задумываться о мотивах или возможных последствиях своих действий.

Только я делаю шаг в темноту, как что-то решительно меня выталкивает обратно. Ко мне обращено лицо какой-то девушки.

– Что-то нужно? – спрашивает она.

Я поднимаю руки, потом задумываюсь. Возможно, у меня нет права причинять вред этому человеку.

Девушка делает шаг вперед. На ней гражданская одежда, и, похоже, она не вооружена. Жду, пока она заговорит, но этого не происходит.

– Кто вы? – задаю ей вопрос. – Кто дал вам право здесь находиться?

– Я Валентина Кастильо. И у меня есть право ходить где угодно.

Опускаю руки.

Валентина Кастильо – дочь Верховного главнокомандующего, Сантьяго Кастильо. Я не знаю, как должна выглядеть Валентина, а девушка может оказаться самозванкой. Впрочем, если я рискну и окажусь неправа…

Меня могут казнить.

Вглядываюсь в пространство за девушкой. Ничего не видно, тьма и только. Мое любопытство – как и беспокойство – растет с каждой минутой. Бросаю взгляд на запястье. Вызовов нет.

– Кто ты? – интересуется девушка.

– Я – Джульетта Феррарс. Солдат главнокомандующего Северной Америки. Позвольте пройти.

Валентина смотрит на меня в упор, внимательно разглядывает с головы до ног.

Слышится глухой щелчок, словно что-то открылось, и я разворачиваюсь в поисках источника звука. Однако ничего не нахожу.

– Вы только что разблокировали сообщение, Джульетта Феррарс.

– Какое сообщение?

– Джульетта? Джульетта.

Голос Валентины внезапно изменился. Она стала говорить так, точно боится и еле переводит дыхание, запыхавшись от быстрой ходьбы. Ее голос гулко разносит эхом по коридору. Слышу звуки грохочущих по полу шагов, где-то очень далеко, словно Валентина бежит не одна.

– Viste, времени не было, – говорит она, и все больше проскальзывает испанский акцент. – Лучше придумать ничего не смогла. У меня есть план, но no sé si será posible. Este mensaje es en caso de emergencia[2]. Лену и Николаса забрали и увели примерно в том направлении. – Валентина указывает в темноту. – Я сейчас пытаюсь их найти. Если не получится…

Голос начинает затухать. Освещающий ее лицо свет мигает.

– Стой… – Я тянусь вперед. – Где ты…

Моя рука проходит прямо сквозь Валентину, и я ахаю. Она бестелесна. Ее лицо – всего лишь иллюзия.

Голограмма.

– Извини. – Голос Валентины начинает деформироваться. – Извини. Лучше не могла.

Когда ее образ полностью испарился, я с грохочущим сердцем ринулась во тьму. Не понимаю, что происходит, но если дочь главнокомандующего Южной Америки попала в беду, найти ее и защитить – моя прямая обязанность.

Я знаю, что предана Андерсону, однако странное, знакомое тепло все еще давит на мой разум, усмиряя внутренний голос, который велит повернуть назад. И я за это благодарна. Где-то в глубине души я понимаю, что мой разум состоит из странного сплетения противоречий… Впрочем, на то, чтобы задуматься, нет и секунды.

В коридоре слишком темно, и передвигаться там сложно, правда, раньше я заметила, что декоративные пазы в стенах на самом деле врезные двери, поэтому, не полагаясь на зрение, иду на ощупь. По ходу движения шарю пальцами в поисках отверстий в гладкой поверхности стены. Коридор очень длинный. Наконец, чувствую знакомый проем, там дверь. Я медлю.

Нажимаю обеими руками, готовая, если придется, снести стену, как вдруг дверь мне поддается, по краям образуются щели, точно меня ждали.

Рассчитывали, что я приду.

Вхожу в комнату. За исключением тусклого синего света, который разливается, пульсируя, по полу, здесь царит кромешная тьма. Я иду вперед и, хотя оружие мне ни к чему, тянусь к прикрепленной на спине винтовке. Продвигаюсь медленно, мягкие ботинки бесшумны, направляюсь к пульсирующему вдалеке свету. Пока иду, свет начинает дрожать.