Волшебники парижской моды

Любимая модель Кристиана Диора – Ренэ в платье из розового тюля работы Ива Сен-Лорана для Дома «Кристиан Диор», Париж, 1955



Буссак, владелец большинства акций общества «Диор», предусмотрительно оставался в тени: Франция любит своих художников, но не своих миллиардеров. Несмотря на рекламу, на власть капитала, Диор, и только он один, был бесспорным королем моды.

Его смерть в 1957 году нанесла жестокий удар по миру моды. Но благодаря созданной им исключительной администрации, модельерам, работающим в традициях великого мэтра, совершенной работе мировой организации Диора слава кутюрье пережила его, и он и до сих пор остается символом французской моды во всем мире.





* * *


Высокая мода, выбитая из седла экономическими кризисами, отрезанная от остального мира на период войны, постепенно возвращалась к жизни. США во время Второй мировой войны сделали попытку разрекламировать свой «американский взгляд». Но с возвращением мирной жизни американки больше чем когда-либо стали интересоваться парижской модой. Доллар, курс которого вырос, устремился в Париж, в самый эпицентр рождения моды.

Молодой Жак Фат не преминул воспользоваться таким случаем. Свою великую удачу он поймал в 1948 году, подписав соглашение с одним производителем из Нью-Йорка, позволившее молодому кутюрье дважды в год создавать американские коллекции моды. Как следствие за два года его торговый оборот увеличился втрое; один американский журнал писал: «Фат придал нашим женщинам максимально возможный французский облик».



Жак Фат создает свои модели. Фото Вилли Майвальда



Покинув мир деловых людей (первоначально работал страховым агентом), этот белокурый, нежный, грациозный и чрезвычайно одаренный Эндимион[276] самой судьбой был направлен в чудесный мир моды.

В 1939 году к нему пришел первый успех: в небольшом нанятом помещении, где он разместил свое ателье с пятью рабочими и двумя манекенщицами в штате, вскоре стало не повернуться от огромного количества хлынувших к нему клиентов, вынужденных толпиться во дворе, дожидаясь своей очереди.

Даже война не остановила этот поток, а клиентура состояла в основном из жен нуворишей и дельцов, наживающихся на войне. «Я их не люблю, – говорил кутюрье, – но хочу добиться успеха». И он его добился; в 1944 году купил элегантный особняк в Париже.

Виртуоз в искусстве арифметики и администрирования, на тот момент он единственный среди крупных кутюрье оставался на плаву, не имея ни вкладчиков, ни субсидий, ни долгов. «Чудо, – восклицал он каждый раз, когда наступал срок очередных платежей, – но всем моим поставщикам уплачено по всем счетам!»

Но самым большим виртуозом он был в искусстве создания дамских туалетов-гарнитуров. Стоя перед зеркалом, он вихрем кружил шерстяные, шелковые, бархатные ткани, обвивая их вокруг себя. Именно в эти минуты рождались его идеи, внезапные придумки высочайшего класса. Тогда он звал своих лучших рабочих, манекенщиц и вовлекал их во вдохновенную игру – работу настоящего творца.

Все интуитивно, ничего и никогда для своей работы он заранее не подготавливал. Фат не знал ни кройки, ни шитья, но поразительным образом добивался успеха в тысяче опасных случаев, даже его ошибки и те оказывались находками: пришитый изнанкой наружу рукав; юбка, натягиваемая через голову и из-за чрезмерной узости застрявшая на уровне груди; платье, сшитое на живую нитку.



Платье от Жака Фата. Фото Вилли Майвальда





Жак Фат во время показа мод в школе «Парсонс», Нью-Йорк, 1950-е гг.



Страсть к светским приемам и торжествам превращала его в превосходного рекламного агента для самого себя. Сразу вспоминается Пуаре: точно так же как тот, Фат сделал свое имя популярным в мире увеселений и балов-маскарадов, вот только момент выбрал неудачный – люди переживали послевоенную нужду, и власти прекратили на это время все развлечения. Когда смерть оборвала радостный полет его жизни, наполненной творчеством, его жена Женевьев, его лучшая манекенщица, отважилась продолжить его дело, взяв управление Домом в свои руки. Увы, безуспешно: его Дом еще больше, чем у Диора, держался на силе личности своего основателя.





* * *


Атмосфера в Доме Баленсиага была прямо противоположной радушию, царившему у Фата. Интервью с месье Баленсиага – исключено! Несколько слов о том, что происходит в его Доме, – нет! Появлялось чувство, будто над невидимым мэтром витают призраки жертв испанской инквизиции. И кто знает, не вселились ли в его манекенщиц, появлявшихся со скорбными, мрачными лицами, души еретиков, сожженных на кострах…

Баленсиага родился в Испании, в небольшой деревушке. Вот мир его детства: низкие домики, населенные рыбаками, маленькая швейная мастерская, которую держала мать; его учеба в этой мастерской. Неподалеку располагалась вилла маркизы Каза Торрес. Каждое воскресенье молодой Баленсиага видел маркизу в церкви, на мессе и всегда восхищался ее туалетами. Однажды он собрал все свое мужество, подошел к маркизе и спросил: «Это прекрасное платье, что сейчас на вас, – оно сшито парижским портным?» Никогда еще ни один житель деревушки не осмеливался заговорить с этой благородной дамой. Она так растерялась, что сама спросила мальчика: «Как тебя зовут?» – «Кристобаль Баленсиага». – «А сколько тебе лет?» – «Мне четырнадцать лет, но я умею кроить и шить. Сеньора, вы позволите мне скопировать ваше платье?»

Маркиза пригласила мальчика к себе и дала ему это платье, на нем был ярлычок Дома «Дреколь». Кристобаль сделал по нему лекало, а затем сшил платье из куска материи, который дала ему мать. Два или три раза он ходил на виллу к маркизе для примерок. Платье удалось – такое элегантное, что маркиза его купила, а вскоре появилась в нем на воскресной мессе. Прошло несколько лет, и Баленсиага открыл в Сан-Себастьяне небольшой Дом моды. Когда началась Гражданская война в Испании, у него уже было приличное состояние, которое позволило ему укрыться в Париже и обосноваться в элегантном доме на улице Георга V.

Тайна, окутывавшая загадочного испанца; ледяной прием, оказываемый всем репортерам и журналистам, в конце концов оправдали себя – не специальный ли тут расчет: ни одна традиционная реклама, к которой прибегали другие дома моды, не приносила столько успеха, сколько эта – неявная. Большинство известных кутюрье создавали свои модели сначала на бумаге, Баленсиага остановил свой выбор на непосредственной работе с материалом. Рассказывают, что иногда он по нескольку дней работал над одним платьем: распарывал его, опять сшивал, надевал на манекен, подкалывал, подгонял, и так до тех пор, пока не наступало полное и абсолютное удовлетворение от дела своих рук.

Баленсиага – один из бесспорных королей моды. Каждое его слово в мире моды воспринималось как непреложный закон. Его модели, несомненная отвага, приводящая иногда в замешательство, считались факторами, определяющими тенденцию современной моды.





* * *



Пьеру Бальмену очень пригодилось полученное образование архитектора. Во время учебы в Школе изящных искусств он в течение двух лет учился делать чертежи, строить проекции и сечения.

Рождение кутюрье происходит точно так же, как и рождение художника или исследователя: с ранней молодости, какую бы дорогу ни выбрали, они движутся навстречу своей судьбе. Ворт, молодой приказчик, урывал от своей основной работы немного времени, чтобы в лондонском музее срисовывать детали одежды; Пуаре, занимавшийся продажей зонтиков, делал в блокнотах наброски силуэтов элегантно одетых дам. И все будущие кутюрье непременно украшали поля школьных или студенческих тетрадей рисунками модных нарядов.

То же самое делал и Бальмен – свои архитектурные макеты окружал фигурками модно одетых дам. Сначала он делал это просто потому, что так ему нравилось; позднее – уже в предчувствии перемены профессии. Молино эти фигурки очень понравились, и дело кончилось тем, что он пригласил к себе на работу их автора. Через несколько лет, в 1940 году, Бальмен уже работал модельером у Лелонга, а после освобождения Франции от нацистских захватчиков основал собственный Дом моды.

«Я все воспринимаю как архитектор и думаю как архитектор», – говорил Бальмен. Достаточно взглянуть на его осеннюю коллекцию 1945 года, чтобы увериться в правильности этих слов: в ней преобладают архитектурные элементы; вся одежда выполнена в вертикальных линиях – платья, плащи, накидки, прямые юбки и куртки строгого покроя.

С той поры стиль его изменился, из моделей исчезли статичные элементы. В них уже не найти ничего чрезмерного, экстравагантного, они отмечены изысканной элегантностью; их вполне можно носить сразу после создания. Бальмен оставался верен не только своим изначальным принципам, но и силуэту «прекрасной дамы».

Философия его заключалась в сформулированной им аксиоме: «Искусство кроя – это архитектура движения». Как у постоянного поклонника всего, что имеет отношение к архитектуре, в его мастерской всегда можно было найти фигуры-макеты в модных одеждах, всевозможные чертежи, выкройки и проекции.





* * *


Современный кутюрье изъясняется на особом, подчас абсолютно непонятном для окружающих языке, но это и неважно. Любая сделанная им находка, как она ни экстравагантна, – это уже победа, и принимать ее нужно именно как победу. Ненавидимый одними, восхваляемый другими, Юбер де Живанши, без сомнения, один из наиболее дерзких среди молодых кутюрье своего времени. В 1952 году, когда состоялся его дебют, ему исполнилось двадцать пять лет, но за плечами уже был четырехлетний успешный опыт работы у Скиапарелли, где он создал знаменитые кардиганы, выполненные из разных материалов – кожи, шерсти, бархата.

Каждая коллекция Живанши подтверждала изобретательность его ума, начиная с блузы «Беттина», созданной из простой хлопчатобумажной ткани, до последних моделей, всегда довольно смелых.

В моделях Живанши и Баленсиаги, представленных в осенних коллекциях 1956 года, появился новый силуэт: узкий и прямой с едва обозначенной талией, он, казалось, вернулся к линиям Пуаре. У этого силуэта, в общем принятого модой, оказалась необычная судьба: вместо того чтобы быть отвергнутым современной женщиной, он был ею принят, еще более утрирован и преобразован, в результате чего появилось платье-мешок, которое с удовольствием носили женщины всего мира и всех возрастов. К счастью, эта мода просуществовала недолго.





* * *


В начале своей карьеры Пьер Карден был почти неизвестен, но через небольшой промежуток времени заявил о себе как о самой яркой индивидуальности среди кутюрье своего времени. Постоянно заботясь о соблюдении пропорций, он создал особую технику, которую назвал «архитектурным потоком». В течение нескольких лет его работы не вызывали особого интереса у публики, но вдруг в 1957 году произвели настоящий шок. Женщин не волновало, что его модели оказались малопригодными для повседневной жизни, – они со всех ног кинулись навстречу новой моде. Постепенно Карден остепенился, нисколько не растеряв своей индивидуальности художника-авангардиста.



Одри Хепберн в вечернем платье от Живанши, 1954





Французская актриса Жанна Моро и кутюрье Пьер Карден, Рим, 1964





* * *


На сцене Высокой моды появился еще один молодой кутюрье – Ги Ларош[277], чей дебют совпал по времени с началом карьеры Пьера Кардена. Если попытаться дать характеристику его творческому стилю, то, вероятно, его можно квалифицировать как перемещение из моды «новой волны» в область искусства и литературы.





* * *


После пятнадцатилетнего перерыва Шанель в 1954 году вновь открыла свой Дом моды. Публика встретила это открытие настороженно и скептически, дав кутюрье прозвище Мадам Кураж (Мадам Смелость). Однако ирония и скептицизм оказались неуместными. Шанель, как и сорок лет назад, торжествовала победу. Женская рука взяла дирижерскую палочку, и, повинуясь ей, звучание оркестра сладилось, и гармония ее творений оттеснила на задний план крикливость и экстравагантность немалого количества других кутюрье. Причина этого удивительного успеха состояла в том, что Шанель осталась верна своему стилю – стилю современной женщины.





* * *


Дом Жака Хейма сейчас, как и всегда, стоит на надежно заложенном фундаменте, не зависит ни от субсидий, ни от финансовых комбинаций. Что же это за Дом Высокой моды, который может позволить себе такую независимость? Жаку Хейму удалось мастерски совместить принципы управления коммерческой организацией, производственной фабрикой и художественным предприятием.

Легко понять, что только реальная женщина, а не какой-то отвлеченный силуэт, способна пробудить творческую фантазию кутюрье. Именно поэтому возникли изысканный стиль и безупречная элегантность моделей Хейма, снискавшие признание не только во Франции, но и за ее пределами, где их встречали как эталон французского вкуса.

Фирма «Хейм и современность» представляла идеальное решение в выборе одежды с точки зрения практичности, экономичности и элегантности одновременно. Благодаря специальной, тщательно отработанной технике, новой организации работы модели платьев класса Высокой моды, которые создавались модельерами Дома и профессионалами швейного дела, впервые стали доступны более широкому кругу клиенток, так как их цена была вполовину меньше обычной.