Волшебники парижской моды

После двадцатипятилетнего служения моде Магги Руфф ушла из профессии. Обладая здравым умом, она не хотела видеть вполне возможного упадка своего Дома, а дела его шли все хуже после четверти века триумфов.

После ухода Магги долго еще любила порассуждать о моде и кутюрье. Все эти мысли, четкие и ясные, она изложила в своей книге «Философия элегантности».



Русская манекенщица виконтесса Женя де Кастекс (ур. Горленко) в бархатном платье с меховой отделкой от Магги Руфф, Париж, 1933. Фото Хенрика Филиппа





* * *


Все, кто знал Робера Пиге[263], говорят о нем одними и теми же словами: «сверх-чувствительный», «деликатный», «эстет», «аристократ элегантности».

Становление вкуса великого кутюрье, самого парижского из всех парижан, происходило в кругу Кокто, Жана Маре, Кристиана Берара. Отец Пиге – банкир и государственный советник швейцарского правительства. В семнадцать лет, уезжая в Париж с намерением обучиться швейному делу, Робер услышал от отца такие слова: «В твоем возрасте я больше хотел раздевать женщин».

Сначала Робер Пиге работал модельером у Редферна, затем перешел к Пуаре, возможно, поэтому вдохновение всегда черпал из двух источников: классического стиля и барокко. В 1933 году обосновался в парижском районе Ронд Пуан, на Елисейских Полях. В 1951 году Роберу пришлось закрыть свой Дом из-за тяжелой болезни, обрушившейся на него. А через два года он умер.

Влюбленный в Италию, куда часто ездил, Пиге всем своим салонам придавал вид итальянских дворцов, украшая их колоннадами, тяжелыми портьерами, разрисовывая потолки голубыми красками неба с бегущими по нему белыми облаками.

Диаметрально противоположно этому декору было его постоянное стремление к изысканной простоте: он ввел в моду маленькое, скромно-целомудренное и очень практичное платье в черно-белую полоску, плащ-редингот, отороченный каракулем.





* * *


Мадемуазель Аликс[264], отправив несколько своих эскизов модных туалетов Мишелю Брюнову, директору журнала «Вог», получила обескураживающие отзывы на свои рисунки. Однако некоторое время спустя Брюнов, уступая напору друзей, которые считали, что он держит в руках настоящее открытие, согласился посмотреть ее коллекцию. Платья и в самом деле оказались красивыми и оригинальными, а их автором – не кто иная, как мадемуазель Аликс. Брюнов преисполнился энтузиазма и посвятил целых две страницы своего журнала ее творчеству.

Через два года Аликс уже возглавляла крупный Дом моды на улице Фобур Сент-Оноре. В 1942 году она стала мадам Гре[265] и переехала на улицу де ля Пэ.



Платье в греческом стиле от Мадам Гре



Если мадам Гре завоевала свое место среди крупных кутюрье, то произошло это только благодаря ее таланту в искусстве раскроя. Она приступала к работе без лекал и выкроек, сразу берясь за ткань. Эта особенность делала ее модели практически невоспроизводимыми. Она никогда не использовала никаких прокладок, подплечников, ни даже застроченных складочек, старалась, чтобы ткань ложилась строго на определенное ей место. Мадемуазель Аликс, которая с большим успехом могла бы быть скульптором, мечтала создавать платья натянутые как струна, точно подогнанные по фигуре: пусть любая женщина смотрится как греческая статуя. Не сумев добиться нужных ей складок от муслина, она, покомкав в руках кусочек шелковой подкладки, подумала о шелковом джерси, и в 1935 году Родье создал для нее эту ткань. В том же году она выпустила в свет широкое манто без всякого кроя, и для него специально соткали ткань шириной намного больше обычной.

Модель этого знаменитого манто в складку, на которое требовалось по меньшей мере двадцать метров ткани, и сейчас почти не претерпела никаких изменений. В светской хронике 1955 года можно было прочитать, что Марлен Дитрих подарила своей дочери платье, которое двадцать лет назад купила в ателье Аликс!





* * *


Блестящая карьера Марселя Роша чуть не оборвалась из-за крупного скандала: на одном грандиозном приеме восемь женщин заметили, что одеты в почти одинаковые платья – из черного атласа с высокими стоячими воротниками, украшенные колье из жемчуга. Последовали два нервных срыва, два колье сорваны и растоптаны. В тот же вечер о Роша узнали все.

В том же 1930 году Роша обосновался на улице Матиньон. В 1931 году с его легкой руки в моду вошли расширенные плечи и ткани в крупную клетку. Он обвинил Скиапарелли в подражании: что это – случайность, если почти все находки Роша напоминали модели Скиапарелли и количество споров между ними не поддается исчислению?

Марселю Роша свойственно было обилие идей. Он использует ткани с рисунками цветов и птиц, вводит в моду рукава «бали», различные цветовые комбинации, смелые сочетания тяжелых тканей с лентами, тюлем и кружевом. Будущие биографы обязательно отметят его отличительную особенность, в равной степени относящуюся и к его характеру, и к его творениям: он обожал женщин и умел их понимать.

Уже во время Второй мировой войны, незадолго до стиля new look[266], он в своих симпатиях склонялся к более женственному стилю и показывал модели «силуэт амфоры» с округлыми плечами, широкой юбкой и четко очерченной талией. В конце концов, именно после «осиного» стиля, изобретенного им в 1947 году, утвердился в моде new look.



Марсель Роша и Мей Уэст, Голливуд, 1934



После 1932 года Роша увлекся кино. Встреча в Голливуде с Мей Уэст так подействовала на кутюрье, что для придуманных им пятнадцать лет спустя духов он заказал флакон из белого стекла, на который словно было надето черное вечернее платье знаменитой кинозвезды. В 1944 году он сотрудничает в фильме Жака Беккера[267] «Дамские тряпки», где играет роль Синей Бороды: тот развешивает в витрине платья, созданные им для женщин, когда-то им любимых. Скоропостижная смерть, наступившая в 1955 году, вырвала его из яркой, захватывающей жизни вершителя моды.





* * *



Жак Хейм – сын скорняка, открывшего свое меховое ателье в 1898 году. После окончания войны, в 1918 году, когда мехов ценных животных было не достать, матери Жака, мадам Хейм, пришла мысль использовать не слишком популярный до тех пор мех кролика. Она предложила эту идею одной из своих клиенток, Шанель, и та пришла от нее в восторг. Так дебютировала новая мода.

Меховой салон располагался на улице Лафит – тогда центр сосредоточения картинных галерей. Таким образом, Жак Хейм с самой ранней юности развивал художественный вкус на примерах современного искусства. «Я приклеивался буквально к каждой витрине», – рассказывал он. Департамент моды, в подчинении которого состояло ателье, поручил Жаку Хейму руководство семейным предприятием. При нем ателье разрослось и превратилось в Дом моды, сначала на Елисейских Полях, а затем в 1936 году переехало на улицу Матиньон.



Парео, пляжный костюм из цветастого хлопка, от Жака Хейма, 1934



Некоторые творения Жака Хейма имели очень долгую жизнь, как, например, придуманное им в 1934 году парео – пляжный костюм из хлопка, на его создание кутюрье вдохновили таитянские набедренные повязки-юбки. Все это случилось одновременно со взлетом популярности хлопковых тканей, используемых для женской одежды. Мода на хлопок особенно распространилась в США.

В 1937 году последовало еще одно новшество – открытие в Доме моды Хейма отдела для юных девушек. Предлагалась модная одежда, созданная специально для них и особым, волнующим образом подчеркивающая грацию и свежесть молодости.

Незадолго до начала Второй мировой войны Жак открыл магазин «Ревю Хейм», где продавались модели, созданные его Домом. Управление магазином он поручил очень известному художественному критику Марселю Захару, замечательно умевшему соединить моду и искусство.



Жак Хейм за примеркой, 1937





* * *


Сколько имен, было предано забвению, но затем, в период между двумя мировыми войнами, они вдруг снова засияли и стали олицетворением парижского шика! Такова судьба и Дома «Дреколь», и Огюсты Бернар[268], которая после больших успехов на поприще копировщицы открыла собственный Дом моды. Другим повезло больше, они сумели продолжить блестящую карьеру и после Второй мировой войны, как итальянка Нина Ричи[269], открывшая свое дело в 1932 году. Ее биография, как и многих других кутюрье, могла бы начинаться словами: «Еще ребенком она придумывала платья для своих кукол». К ним же относится и кутюрье Жан Дессе[270], грек по происхождению, получивший известность в 1937 году.



Показ вечерних платьев в Каннах в конце 1930-х гг. (слева направо): Пату, Руфф, Аликс, Пакен, Вионне, Молино, Лелонг, Ворт, Ланвен





* * *


То были счастливые времена для шляпниц! Вот несколько имен, таких же прославленных, как имена великих кутюрье: Роза Валуа, дебютировавшая у Каролины Ребу, Сюзанна Тальбо, Мария Гий, Аньесс[271].





Сумерки




Последствия войны нанесли тяжелый удар по Высокой моде. Аристократическое общество сильно обеднело, что привело чуть ли не к полному исчезновению светских львиц, а значит, идеальной клиентуры для кутюрье. Безликая масса женщин, поглощенных работой, довольствовалась более быстрым решением проблемы одежды – покупкой готового платья.

Даже сам стиль моды двадцатых годов как бы оправдывал недостаточность производства: строгая экономия ткани, простота платьев рубашечного покроя, отсутствие кружева, вышивки, любых украшений на шляпах. Стало обычным не принаряжаться, даже собираясь в театр; считалось хорошим тоном афишировать простоту в одежде в противовес излишествам, которыми щеголяли нувориши, – «снобизм нищеты…» В течение еще нескольких лет интерес, который проявляли иностранцы к парижской моде, помогал несколько отодвинуть опасность, что индустрию моды постигнет полный паралич. В 1925 году одежда, меха, белье, ткани занимали второе место в экспорте Франции. Через десять лет эти товары переместились уже на двадцать седьмое место. Причину такого падения объяснять не нужно: это результат экономического кризиса, в конце двадцатых годов ураганом обрушившегося на весь мир.

Уже во время войны международный рынок цен опасно колебался, таможенные правила все ужесточались, цены на товары класса люкс возросли непомерно – все симптомы, предвещающие близкий мировой кризис. Но кто был этим взволнован? Кругом говорили только о подорожаниях, доходах, о прибыльных конъюнктурах. В США господствовало процветание, американцы хлынули в Париж, скупая все: платья, модные безделушки, перчатки, драгоценности…



Одали Карено, 1926



Но процветание оказалось миражом. Между производством и покупательной способностью пролегла пропасть, спекуляции стали неотъемлемой частью повседневности – смертельная опасность для деловой жизни общества. Внезапно рухнули все кредиты, искусственно раздутые Нью-йоркской биржей. В октябре 1929 года произошел полный крах.

Для парижской моды последствия этого краха оказались роковыми. Американские покупатели немедленно отозвали свои заказы, и на презентации межсезонных коллекций, проводившиеся в декабре 1929 года, никто из них не приехал. Парадокс моды в том, что его невозможно разгадать: во время полного отсутствия покупательной способности появляются сверхизобилие всевозможных драгоценностей, огромный ассортимент галантерейных товаров, вышивок, украшений и – вершина возрождающейся женственности – длинное вечернее платье.

Однако ничто уже не могло остановить прогрессирующего упадка в индустрии производства одежды. В 1935 году дефицит ее бюджета составил почти два миллиарда франков. Несмотря на то что безработица в этой отрасли почти отсутствовала, в том же году только в одном парижском регионе были зарегистрированы две тысячи тех, кто трудился в сфере моды и потерял работу.

Появился абсурдный национальный спектр – печальное следствие любого экономического кризиса. Покупайте английское! Покупайте американское! Такие призывы в международной торговле потом будут запрещены, т. к. они вели к росту тарифов и, что самое худшее, некоторые страны объявили об установлении квоты на ввоз товаров. Эта национальная пропаганда дала свои плоды, и ряд государств, в первую очередь Англия, бойкотировали модные товары французского производства, разрешенные к импорту.