Волшебники парижской моды

Но самая известная клиентка Ворта, о которой осталось наибольшее количество воспоминаний, была, без сомнения, Тереза Пайва. Ее жизнь – это роман, овеянный бесчисленными легендами. Отель на Елисейских Полях, где она жила, утративший былой блеск, все еще существует. В зале – его неправильные пропорции так раздражали братьев Гонкур[143] – сохранился плафон с мифологическими сценами, выполненный художником Бодри[144]. Но сколько великолепного и роскошного исчезло: ванная комната, «достойная султанши из сказок о тысяче и одной ночи», как писал об увиденном Теофиль Готье[145], – бассейн из оникса с позолоченными и украшенными бирюзой кранами, пол из мраморных плиток, стены покрыты венецианскими керамическими изразцами, потолок выполнен в мавританском стиле.

Однажды в дни своей славы Пайва послала Ворту приглашение посетить свой великолепный отель. «Если бы вы знали, в какой нищете прошло мое детство, – писала она ему, – поняли бы, как необходима мне роскошь…»

Тереза Лахман, дочь ткача, родилась в бедном районе Москвы. В шестнадцать лет она вышла замуж за мелкого портного, но вскоре ушла от него и уехала в Париж попытать счастья. Ее встретил Анри Герц, известный пианист и владелец фабрики, производящей фортепиано. Для света Герц и Тереза – муж и жена, они вели открытую жизнь, в своем доме на площади Сент-Жорж принимали известных писателей и музыкантов. В один из таких вечеров, о которых говорил весь Париж, Вагнер рассказал им о своем проекте оперы «Лоэнгрин». Герц хотел представить Терезу королевской семье. Она надела самое красивое свое платье и самые элегантные украшения. Но в дворцовом списке приглашенных против ее имени стояла пометка «Ложный брак», и двери Тюильри так и остались для нее закрытыми.

Герц уехал за границу. Хотел ли он покинуть Терезу? Между тем его семья узнала о незаконном браке, о прошлом Терезы, и она осталась одна. В итоге несостоявшиеся родственники вынудили ее покинуть дом Герца.

Пропасть разверзлась перед Терезой. Однако она быстро приняла решение и заказала у мадам Камиллы, прославленной портнихи – в то время звезда Ворта еще не взошла, – большое количество прекрасных туалетов, разумеется, в кредит. Портниха нисколько не сомневалась, что не прогадает, оказав такую услугу клиентке. Тереза отправилась в Лондон, прихватив вместе с нарядами и флакончик хлороформа, выпрошенного после долгих препирательств у Теофиля Готье, на случай, если задуманное предприятие провалится.



Ж.-Ф. Готье-Даготи. Мария Антуанетта в придворном платье





Ж.-Л. Давид. Мадам Рекамье





Императрица Жозефина в коронационном платье, созданном Леруа по эскизу Ж.-Б. Изабе. Фрагмент картины Ж.-Л. Давида «Коронация Наполеона»





Р. Лефевр. Полина Боргезе в платье от Леруа





Маскарадный турецкий костюм и костюм для морских прогулок, Париж, июль, 1830





Бальное и прогулочное платья, Париж, 1840





Прогулочные платья на кринолине, Париж, 1856





Великая княгиня Мария Николаевна, сестра императора Александра II, в платье работы Дома моды «Ворт», Париж, 1857





Актриса Габриель Режан в вечернем платье работы Дома «Жак Дусе», Париж, 1900-е гг.





Манто Поля Пуаре для актрисы Элеоноры Дузе, Париж, 1903






Платье от Поля Пуаре, Париж, 1910





Модели Поля Пуаре разного периода





Вечернее платье от Поля Пуаре, 1923



Но ее ожидал успех. Тереза вернулась в Париж, богатая и элегантная. Тем временем ее муж, ничтожный француз-портной, умер, и она вышла замуж за португальского маркиза Альбо Франческо Аранжа ла Пайва, ветрогона и распутника, но какое это имело значение? Через некоторое время он исчез совсем, а у нее осталось новое, красивое и звучное имя. До конца своих дней она звалась Пайва.

Пайва была знаменитой куртизанкой времен Второй империи. Ее ложа в Опере находилась прямо напротив императорской. Когда император заходил к ней ложу, императрица негодовала. А что уж говорить о ее образе жизни, экипажах, лакеях, тем более – о туалетах! Теперь ее одевал Ворт и часто превосходил самого себя, чтобы сделать наряд, достойный этого прекрасного создания. Туалеты, безукоризненное умение держать себя в обществе, образование и культура позволили мадам Пайве подняться еще выше. Она стала женой мультимиллионера графа Гидеона Генкеля фон Доннемарка. Граф построил для нее тот самый отель на Елисейских Полях, купил ей замок, сделал королевой Парижа. В ее салоне, к великой зависти дам высшего общества, было тесно от знаменитостей того времени: Теофиль Готье, Флобер, Тэн, Арсен Гуссей, братья Гонкур, Делакруа. Знаменитая куртизанка отвоевала себе место в парижском обществе.





* * *


Царствование красавиц полусвета продолжалось до Первой мировой войны со всеми ее социальными переворотами. Экзотические цветы пуританской, но вместе с тем игривой эпохи, которые и отвергались, и страстно желались обществом, их взрастившим, так и остались необыкновенно притягательными, овеянные ароматом романтизма и неразгаданной тайны. Присутствие их на скачках и театральных премьерах, в Опере, на модных курортах – какая реклама для портных!



Дамы на скачках в летнем кафе, 1890





Высокая мода – Haute Couture на сцене




Театр и мода




Актриса и ее портной – в те времена они были неразлучны. Оба проводили бесконечные часы, склонившись над сотнями листков с набросками: обсуждали, отвергали, одобряли, выбирали разные фасоны костюмов. В наши дни такой совместной работы уже больше не существует.

Конечно, все великие звезды театра и кино продолжают традицию одеваться у того или иного знаменитого кутюрье. Но вряд ли кто из наших современниц пойдет на театральную премьеру с целью подсмотреть новую идею для будущего туалета. А в то время, когда бульварные театральные постановки были в моде, сколько бумажных клочков с наспех набросанными фасонами несли дамы своим портным на следующее утро! Сколько раз туалеты, в которых актрисы выходили на сцену, становились не меньшей сенсацией, чем сама пьеса!

Королева сцены, ожившая картинка из модного журнала, смело предъявляла зрителям какую-нибудь новую сногсшибательную деталь туалета, отделку – последний крик моды, где чувствовалась рука великого мастера. И горе театральным критикам, которые осмеливались уделить меньше внимания элегантности театральной звезды, чем достоинствам новой пьесы, или пренебрегли бы описанием мельчайших деталей увиденных нарядов! Публика, актрисы и критики соревновались в идолопоклонничестве перед туалетами. Иногда какой-нибудь писатель возмущался этим, вкладывая в уста своего героя такие, например, слова: «Туалеты, эта часть театральной постановки, приобрели сегодня такое значение! Вмешательство в спектакль каких-то там Дусе или Пакен[146] воспринимается публикой как грандиозное событие…»



Парижская мода, 1901



Особенно сильно возмущались, если речь шла о великих классиках. Англичан оскорбляло внедрение французского изящества в трагедии их великого национального драматурга. После представления «Макбета» в 1881 году в Лондоне с Лили Лэнгтри[147] в роли леди Макбет, игравшей премьеру в платье от Ворта, журнал «Панч» обрушился на актрису с жестокой критикой: «Туалеты достопочтенной блондинки, шедевры портновского искусства, были восхитительны. От лилового атласа с желтыми розами и откровенного декольте в публике пробежала дрожь лирического волнения. Это сконцентрировалось и выплеснулось в сонете, произнесенном дрожащими губами месье Оскара Уайльда[148]. Сам поэт рухнул в экстазе, и его пришлось вывести из зала. Мир моды аплодировал Шекспиру, так что справедливость в искусстве восторжествовала…»

Какая победа моды! Можно подумать, что декорации и сама постановка пьесы были всего лишь фоном для показа туалетов. Интимная мягкость интерьера будуара была нужна, только чтобы удивиться, как он гармонирует с воздушным пеньюаром хозяйки. Роскошный полумрак гостиной подчеркивал сияние вечерних нарядов, а яркая свежесть садов оттеняла веселость муслиновых платьев.

Уколы некоторых критиков не слишком беспокоили кутюрье. Для них нет лучшей рекламы своего имени, чем создание костюмов для сцены. Но самая действенная реклама – посещение их манекенщицами скачек.



Парижская мода, 1900



Естественно, в общей среде кутюрье существовала некая элита, чьи цели выходили далеко за рамки простых забот о своей рекламе. У нас есть возможность заглянуть в переписку Жана Филипа Ворта, сына великого основателя Высокой моды haute couture, Редферна[149] и Дусе с их клиентками – звездами сцены и актрисами театра. Содержащийся в этих письмах обмен мнениями раскрывает с неожиданной стороны образ кутюрье, который стремится подробно изучить роль актрисы, сюжет пьесы и погрузиться в ее атмосферу, преследуя при этом одну-единственную цель – создать гармоничное творение. Таким образом, его работа в постановке спектакля имела такое же важное значение, как и работа декоратора или режиссера. Он становился таким же артистом, воссоздающим перед зрителями реальность пьесы. Известность Ворта еще более упрочила слава Сары Бернар[150] – актрисы, которая сама придумывала для себя костюмы. В то время театральные премьеры для элегантного общества, как и для Высокой моды, означали то же, что сегодня дефиле крупных домов моды. Уже минул почти век с той поры, как история театрального костюма соединилась с историей моды и биографиями ее великих творцов.