Волчья Луна

Тренер оказался не тот, что готовил его к Бразилии; угрюмая молодая женщина, которая желала смерти Лукасу всякий раз, когда видела его, убогого, но занятия оказались такими же неприятными, как в прошлый раз, и куда более трудными. Во время запуска ему предстояло вынести четырехкратную земную силу тяжести. Двадцать четыре лунных сил тяжести.

«В циклере будет ждать реанимационная бригада», – сообщила доктор Воликова.

Сила тяжести, помноженная на двадцать четыре. Никакая тренировка не могла подготовить человеческое тело к такому злоупотреблению, и Лукас хладнокровно ждал, когда включатся двигатели. У него больше шансов выжить, чем умереть. Этого достаточно.

Он не спал в ночь перед стартом. Нужно было кое-кому позвонить, провести конференции, кое-что просмотреть и проверить детали. Его союзники коварны – это он понял в тот первый день, когда осторожные агенты земных правительств появились в его виртуальном пространстве для конференций. Они видели богатство и власть Луны. Они хотели это заполучить. Им требовалось лицо, которое Луна признает; человек, который знал тот мир, его законы и политику, его обыкновения и дела. Когда он перестанет быть полезным, когда они узнают достаточно, его предадут. Пока что ему нужно лишь выжить при двадцатичетырехкратной лунной силе тяжести.

Остаток ночи он собирал плейлист из песен Жуана Жильберту, чтобы слушать на орбите. Шепот гитарных аккордов, бормочущий вокал, похожий на легкую молитву, – пусть все это будет контрапунктом к грохоту двигателей космического транспорта.

Адриана обожала Жуана Жильберту.

Утром перед стартом он не ел. Пил воду и плавал. Тот же мрачный юноша в плохом костюме, который прикатил его в кресле с шаттла, когда он прибыл на Землю, покатил Лукаса в обратную сторону, по коридорам с досадными признаками изношенности мира, прямо в посадочную трубу.

– Аби Оливейра-Уэмура, – сказал Лукас. – Я не забываю имена.

Он оставил свою трость с серебряным набалдашником там, где посадочная труба соприкасалась со шлюзом.

Доктор Воликова и Алексия уже пристегнулись. Салон был битком: в дополнение к личной обслуге Лукаса его политические партнеры посылали дипломатов и разных темных лошадок.

– Доброе утро, – поприветствовал Лукас Алексию. Она выдавила слабую улыбку. Ею овладел безграничный ужас. – Космические путешествия теперь стали обычным делом.

И включил Жуана Жильберту.

Он не схватился за подлокотники, когда космический самолет отделился от посадочной трубы и пассажиров вдавило в спинки кресел. Он не взглянул со страхом на доктора Воликову слева или Алексию Корта справа, когда судно выехало на рулежную дорожку. Он не напрягся, когда в конце взлетно-посадочной полосы оно повернуло и выдвинуло турбореактивные двигатели. Не ахнул, когда космолет взял разбег и от ускорения на его грудную клетку рухнул небоскреб. Не закричал, когда они оторвались от земли и нос судна начал подниматься – он поднимался, поднимался и поднимался, пока не вышло так, будто Лукас смотрит вдоль некоей космической пушки, и вот тогда-то и включились большие двигатели.

Космолет набирал высоту над Амазонкой. На высоте пятнадцати километров заработал главный двигатель. Реактивная тяга рывком подняла космолет к небу. На Лукаса Корту упала планета. Он тихонько вскрикнул, задыхаясь – весь воздух выдавило из легких. Он не мог вдохнуть. Он попытался посмотреть на доктора Воликову, подать ей какой-нибудь невербальный сигнал, умоляющий о помощи, но не сумел пошевелить головой, и она ничего не могла сделать, прижатая к сиденью многократной силой тяжести, сдирающей веки с глаз и губы с челюстей.

«Помогите», – беззвучно проговорил Лукас Корта. Его сердце сдавливал кулак из раскаленного железа, и с каждым ударом хватка сжималась. Он не мог дышать. Он попытался сосредоточиться на музыке, определить, как меняются аккорды, затеряться в ней, как он терялся в джазе во время мучительных тренировок на пути к Земле. Гравитация сокрушала его. Кости трещали. Наверное, глазные яблоки уже раздавило и череп вот-вот лопнет. Сердце умирало – кусочек за кусочком отваливались от него, чернея. Сидя на центральном сиденье космолета «ВТО-Манаус», Лукас Корта взрывался внутри. Боль превосходила все, что ему довелось вынести, она была чем-то большим, чем боль. Аннигиляция. И длилось это вечно.

Он увидел, как Алексия повернула к нему голову, ее черты были смазаны и расплывались из-за ускорения, их обвело зыбкой чернотой, и его зрение сузилось до щели, до грани, до проблеска: маленькая двойная секира Шанго. Она кричала.

«Врача! Врача!»

«Chega de Saudade»[29], – прошептали на ухо Лукасу Корте. Космолет «Домингос Хорхе Велью» поднимался на столпах огня. Колонну дыма разметало ветром над лоскутами дождевых лесов Амазонки.





* * *


Хорхе-Мария принес пиво, а Орбисон принес лед. Тиа Илия принесла сладости, а тиа Малика – шампуры. Тиу Матео установил барбекю на балконе и устроил целое представление, оценивая силу ветра и его направление, разжигая огонь так, чтоб использовать как можно меньше щепок. Вушу с двенадцатого этажа принес музыку – ту самую, которую слушал всегда и от которой содрогался весь дом, музыку, которой никто не хотел, потому что на самом деле Вушу им был нужен, потому что умел запускать трансляцию на каждом экране в квартире. Он все равно включил свою музыку.

Лед отправился в поддон душа, пиво – на лед, шампуры – на барбекю, а сладости-досес – на тарелки, которые Мариса раздала гостям. Гости расселись по диванам, и трансляция Вушу началась на больших и малых экранах. Шум в квартире стоял необычайный. Родственники, друзья и соседи с четырех этажей башни собрались, чтобы посмотреть, как Королева Труб покидает Землю.

«Заткнитесь, а ну заткнитесь все, ну же, вот оно, начинается».

Старты теперь сделались настолько рутинными, что их транслировали по каналу с низким рейтингом и прерывали рекламой каждые пятнадцать минут. В квартире стало тихо. Музыка Вушу грохотала в соседней комнате. Эссен схватил кухонный нож и пошел к нему. Громкость уменьшилась, но музыка не прекратилась, потому что никто не в силах остановить музыку. Космический аппарат выкатился на полосу. Камера следовала за ним до тех пор, пока он не растворился в дымке в конце взлетно-посадочной полосы. Ничего не происходило так долго, что кто-то попросил Вушу проверить, не зависла ли трансляция. Затем из серебряного теплового мерцания, из разогретой дымки появился черный дротик. Он поспешил в сторону камеры, оторвался от земли. Вся квартира разразилась радостными воплями. Космолет взлетел, оставляя за собой шлейф огня. Потом трансляция прервалась на рекламу, и вся квартира ее освистала.

Мать Алексии безутешно плакала.

Вушу взял свою музыку и всех детей на 12-й этаж, где они танцевали, пока не наступил вечер и не начались перебои с электричеством.





* * *


Шаттл обогнул Землю, двигаясь навстречу утру, и блеснул яркой серебристой иглой в солнечном свете. Он мчался к рассвету со скоростью двадцать восемь тысяч километров в час. Земля была синей и обильной, покрытой сгустками облаков; орбитальный транспорт на фоне огромного изгиба планеты выглядел крохотным осколком технологии. В тысяче километров за кормой на более высокой орбите вертелся конец космического кабеля, спрятанный в ослепительном сиянии солнца. Шаттл перешел в полностью освещенную зону. Короткоживущие тени, порожденные светом, льющимся сквозь окна и иллюминаторы, пробежали через многоместную кабину, уменьшаясь к зениту, нарастая к вечеру, который наступал через сорок пять минут. И вот он внезапно наступил. Космолет пересек Сахару с ее сумеречными красновато-коричневыми дюнами. Солнечные фермы в пятистах километрах внизу мигнули вслед заходящему солнцу и погасли. Впереди вдоль Нила горела египетская ночь, словно змея из двухсот миллионов огней. Ничто не могло более ясно заявить: Египет и есть Нил. Тьма пала на Каспийское море; паутины света раскинулись в Центральной Азии: города и трассы, заводы и линии электропередачи.

Сто километров до перехода. Космолет разблокировал транспортный модуль. Двигатели шаттла озарились безмолвными вспышками плазмы, приводя вектор его движения в соответствие с кабелем. Стрела крана выдвинула модуль из отсека челнока. Огни переключились на красный, кран внес последние небольшие поправки, пока кабель опускался. В момент перехода их относительные скорости на несколько минут станут равны нулю. Красные огни сменились зелеными. Конец кабеля соединился с магнитным захватом, и кран отпустил модуль. С нарастающей скоростью вертящийся кабель швырнул его прочь от космолета, чьи двигатели теперь горели синим пламенем – он разгонялся, удаляясь.

На пике цикла кабель отпустил транспортный модуль. Тот взлетел высоко над ликом Земли, навстречу восходящему Солнцу. В жаре восхода его ждала черная точка: циклер ВТО «Святые Петр и Павел». Кабель продолжил вращаться на орбите голубой планеты. Единственным средством передвижения транспортного челнока были сгруппированные маневровые двигатели. Если бы кабель швырнул его слишком сильно, он бы пролетел мимо циклера и отправился в космос, беспомощный. Слишком слабо – и он бы упал, чтобы прочертить на утреннем небе огненную линию, сгорая в плотных слоях атмосферы.

С расстояния в двадцать километров циклер обрел форму; центральная ось, ко́льца вокруг нее, жилые блоки и маневровые двигатели на одном конце, соцветие солнечных крыльев – на другом. Изысканный лунный цветок. От ускорения его панели и распорки сломались бы, точно веточки. Пять километров. Бросок кабеля был точным. За шестьдесят лет верчения на земной орбите он ни разу не промахнулся.

Опять включились двигатели Вернье, разворачивая транспортный модуль так, чтобы он смог состыковаться со шлюзом циклера. Два космических аппарата, словно нерешительные танцоры на свадьбе, вылетели из ночи в новый рассвет. В лучах зари логотипы ВТО на брюхе транспортного модуля заблистали золотом. Позиционирование: два аппарата сохраняли целомудренную дистанцию, пока шли последние проверки. Опять заработали маневровые. Относительная скорость модуля и циклера составила десять сантиметров в секунду. Над Японским морем они встретились, и произошла стыковка. Сработали захваты, выровнялось давление. В шлюзе циклера стояла наготове команда медиков ВТО.

В таких вещах спешка недопустима.


Открылся люк.

Медики бросились в космолет.





* * *


Через три дня после того, как циклер ВТО «Святые Петр и Павел» обогнул Землю и улетел к Луне, «Корта Агуа» разослала уведомления всем клиентам. Со сменой управления необходимо будет нанять инженеров, чтобы поддерживать высокое качество воды и бесперебойные поставки. К сожалению, это означает, что цены вырастут. Самую малость.





* * *


От кружения звезд ее мутило.

Обзорный пузырь был куполом из закаленного стекла на конце оси вращения «Святых Петра и Павла», и места в нем хватало, чтобы космосом любовались двое. Две молодые работницы ВТО в ярких и облегающих полетных комбинезонах привели ее в хаб и велели ждать. «Постойте! – крикнула Алексия им вслед, но обе уже уплывали, держась за протянутый в центре трос и отталкиваясь мягкими ластами. – Надо ли мне держаться вместе с кораблем или поворачиваться со звездами?» Если она хваталась за поручень обзорного пузыря, звезды проносились мимо так быстро, что кружилась голова. Если она отпускала перила, растопыривала конечности и, оттолкнувшись, сама начинала вращаться, ей все равно не удавалось догнать скорость вращения звезд, и явное движение корабля сбивало с толку, не давало сосредоточиться и приближало приступ рвоты.

У невесомости и Алексии Корты отношения складывались неудачно. Мышцы, которые Нортон усердно сформировал вокруг ее сущности, защитили Алексию от жестокого вертикального старта, но когда она пыталась двигаться при нулевой силе тяжести, они давали избыточную силу или их сводило судорогой. Ее ступни, ее кисти рук и, что ужаснее всего, ее лицо раздулись до предела. Кожа казалась натянутой и грязной, от низкого давления в циклере у нее все зудело. Она не могла взять под контроль волосы, они лезли в глаза и в рот, слепили ее, пока одна космическая жительница не подарила ей сетку. Когда она пыталась перемещаться, ее руки и ноги двигались, словно лапы плывущего щенка.

Алексия Корта схватилась за поручень и пробралась в купол. Тихонько ахнула. Она парила в космосе. Кружащиеся звезды короновали ее. Посмотрев вниз, она увидела солнечные панели, расположенные кругами, словно лепестки лунного цветка. Под ними находились вложенные кольца обиталищ, и если она подбиралась к самому краю купола, то видела край модулей связи и маневрирования. Она кружилась в космосе на стеклянном троне.

– Вот это, осмелюсь заметить, интересное зрелище.

Вид был такой захватывающий, что Алексия не заметила, как к ней кто-то приблизился. Незнакомец завис в метре от направляющего троса, прикрепленный к нему тросиком покороче с карабинами на концах.

– Что?

– У вас взгляд Корта. И дерзость Корта.

– Господин Воронцов…

Мужчина пожал плечами и поморщился. Она в мыслях назвала его «мужчиной»; на самом деле его тело было таким покоробленным, таким изнуренным и удлиненным, таким растянутым и утыканным трубками и кабелями, что гендерная идентификация проходила в самую последнюю очередь. Это что, мешки для колостомы?

– Я Алексия Корта.

Он снова поморщился и не взял ее протянутую руку. Но чуть изменил свое положение, чтобы находиться с ней в одной плоскости. Этикет невесомости. Алексия это запомнила.

– Вы инженер-гидротехник. Восхитительная профессия. Ведущая. Все происходит из воды и заканчивается водой.

– Спасибо, сэр.

– Мне сказали, он будет жить.

– У него была клиническая смерть продолжительностью семь минут, сэр. Ваша реанимационная бригада добралась до него вовремя. Тяжелый инфаркт миокарда.

– Я предупреждал, что Земля разобьет ему сердце. Выходит, вы последняя из Корта.

– Лукас в восстановительном отделении, сэр.

– Вы знаете, о чем я. Я пилотировал этот корабль, когда Адриана Корта отправилась на Луну. Пятьдесят лет – долгий срок, чтобы ждать, пока появится Корта.

– Пятьдесят лет – долгий срок, чтобы провести его в космосе, сэр.

Глаза Валерия Воронцова сверкнули.

– Больные чудаки. Инбредные идиоты, напичканные радиацией. ДНК прогнила изнутри. Не такие, как мы. Совсем не такие, как мы.

– Нет, сэр…

– Так о нас думают. На нас всегда смотрели свысока. Асамоа считают нас варварами. Маккензи думают, мы пьяные клоуны. Суни вовсе не считают за людей. Жаль. Я бы хотел сказать это Лукасу в лицо. Скажу вам вместо него.

– Сэр, я всего лишь…

– Последняя из Корта. Все в твоих руках.

Валерий Воронцов с трудом развернулся, держась за трос. Мешки с фекалиями и мочой, покачиваясь в невесомости, поплыли следом.

– Сэр!