Волчья Луна

Тени смещаются и уменьшаются. В темноте за ровером агрария – нечто, не являющееся ровером.

И снова волчьи чувства Вагнера кричат.

– Бегите, – говорит он.

Машина со скоростью взрыва выпрыгивает из укрытия. Вагнер успевает заметить на краю поля зрения взблеск конечностей, лезвий, манипуляторов. Безупречные стальные «копытца». Отражение света прожекторов на металле. И все. Он бежит. Мейрид рядом с ним, Ола на шаг впереди, Нили на шаг позади.

– Зехра! – вопит Вагнер. Она уже действует. Ровер взлетает над краем наружного шлюза, приземляется на середину рампы. Зехра разворачивается на передних колесах на спеченной пыли. Когда ровер несет в сторону Вагнера, он прыгает, цепляется за защитные дуги и забирается на свое место.

– Нили? – кричит Мейрид.

На внутреннем дисплее Вагнера фамильяр Нили из красного делается розовым, а потом – белым. Вагнер оглядывается и видит, как тело Нили соскальзывает с трех прецизионных титановых лезвий. Она падает лицом вниз. Лезвия проткнули ее насквозь на уровне грудины и вышли через плотную ткань пов-скафа. Кровь разлетается фонтаном, испаряется, замерзает. То секундное колебание, тот единственный медленный шаг Вагнера убили ее. Быстрые волчьи чувства считывают, что находится позади трупа. Это бот, созданный специально для убийства. У него ноги, а не колеса. Эти острые «копытца» служат и оружием, но еще разворачиваются и превращаются в плоские лопаты, чтобы бегать по пыли. На разнообразных поверхностях Луны эта машина проворна и уверенна. Четыре «руки», три с лезвиями, одна с захватом. Лезвия быстрее и надежнее, чем снаряды. Башка – скопище сенсоров. Сверхмощные батареи. Бот переступает через тело Нили, направляет сенсоры на лицевой щиток Вагнера. Видит его. Узнает. Одним прыжком бросается вдогонку.

Позади него открывается внутренний шлюз.

Ровер «Везучей восьмерки» на полной скорости достигает верха рампы и взлетает: десять, пятнадцать, двадцать метров. Два бота выпрыгивают из открытого шлюза. Третий прыгает следом. Боги, до чего они быстры. Ровер совершает жесткую посадку, взметая тучу пыли, едва не переворачивается через нос, но Зехра его спасает. Зехта водит лучше ИИ. Вагнер включает панель, чтобы следить за убийцами через задние камеры. Они держатся близко к реголиту, уверенно стремясь к цели.

– Вызываю спасателей, – говорит Вагнер Зехре на частном канале.

– Быстрее добраться до Тве, – возражает Зехра.

– Я не хочу, чтобы эти твари оказались вблизи от Тве, – отвечает Вагнер. – Встречаемся здесь. – Он передает код GPSS Зехре и дважды подает сигнал бедствия, один раз адресуя его аварийной сети ВТО, а другой – КП «Тайян-Спокойствие». Потом разворачивает внутренний статусный дисплей. Приходится исходить из того, что машины, которые гонятся за ними, обладают бо́льшими запасами энергии, чем ровер. Заряд батарей – сорок процентов. Без Нили ровер легче. Он бесстрастно, с волчьей расчетливостью сопоставляет жизнь и заряд батарей. Снова видит, как тело Нили медленно соскальзывает с убийственных лезвий. Он видел, как люди умирают. Он видел, как они умирают случайно, глупо, отвратительно, дешево, но лишь один раз видел, как человек умер согласно чьей-то воле. Это случилось не на наружной рампе мертвого агрария, а в Суде Клавия, чья полированная древесина не раз покрывалась теплой пролитой кровью. Убийственное лезвие принадлежало Хэдли Маккензи, а рука, которая этим лезвием рассекла горло его хозяина, была рукой Карлиньоса. «Брат, что я тут делаю?»

Заряд батарей – тридцать пять процентов. Охотники настигнут их за десять километров до места встречи. Почему ВТО не ответила? Вагнер просит у Сомбры раскладку зон эвакуации, но на все вопросы приходит один ответ: ему не уйти от погони. Он должен сразиться с ботами.

Мы команда стекольщиков. Мы ремонтируем солнечные панели. У нас есть спекатели, подъемники, прочее снаряжение и ремонтные боты. Против трех машин-убийц.

Надо использовать их оружие против них.

– Зехра, переведи управление на меня. – Вагнер принимает внутренний управляющий дисплей. – Держитесь.

Зехра водит лучше, но то, что надо сделать сейчас, по силам лишь волку. Вагнер, стиснув зубы, пускает ровер в управляемый занос. От колес дугой летит пыль, которой миллиард лет. На миг ему кажется, что сейчас они перевернутся и покатятся, но «Тайян» строит надежные и мощные машины. Вагнер прибавляет тяги и ведет ровер прямо на охотников. Они бросаются врассыпную на своих острых, быстрых ногах. Недостаточно быстрых. Вагнер задевает одного, и бот отлетает на сотню метров, словно кегля, размахивая руками и лезвиями. Левое переднее колесо наезжает на «копытце» и давит его. Бот дергается. Вагнер тормозит, дает задний ход. Ремни безопасности врезаются в ребра. Ровер содрогается от удара; бот, рассыпая обломки, кувырком взлетает над верхней частью. Стиснув зубы, Вагнер снова делает разворот на передних колесах и на полной скорости несется на другую поврежденную машину. Та, шатаясь, встает на свои «копытца», фокусирует сенсоры, направляет лезвия. Слишком медленно. Слишком, слишком медленно. Удар тупым носом отправляет ее под передние колеса. Ровер дергается, «Везучая восьмерка» кричит и вопит от радости.

– Минус два, – говорит Зехра.

Потом фамильяр Джеффа делается белым.

– Зехра, хватай! – Вагнер передает водительский внутренний дисплей. Зехра мгновенно его принимает. На общем канале кричит Ола. Вагнер бьет по аварийному размыкателю, встает на сиденье. Лишь волчьи чувства спасают его от лезвия, которое целится ему в голову.

– Он на крыше ровера!

– Мне остановиться, лаода?

Ола кричит, но его фамильяр все еще красный. Красный – это жизнь.

– Остановимся – нам крышка.

Ровер дергается и прыгает. Вагнер от сосредоточенности шипит, пытаясь не упасть с сиденья. Свободной рукой он отстегивает лопату с подставки для инструментов позади себя. Тыкает ею вверх. Лезвие о что-то ударяется со звоном, который он слышит сквозь кости запястья. За долю секунды, что проходит между ударом и преодолением последствий, он забрасывает себя на крышу ровера, где опускается на колени.

Бот-убийца тоже прицепился к крыше, широко расставив ноги, вогнав когти-копытца в перекладины и балки. Одно лезвие по самую рукоять воткнулось в шлем и череп Джеффа. Еще одно снова и снова бьет вниз, целясь в Олу, который мечется в клетке из защитных дуг. Последнее – для Вагнера. Лезвие бота застряло в черепе Джеффа. Значит, сам бот тоже застрял. На его сенсорах брызги крови, дочерна замороженной вакуумом. Это машина, которая убила Нили. Все это Вагнер понимает за долю секунды, которая уходит на то, чтобы парировать удар единственного свободного лезвия лопатой, а потом, пока бот приходит в себя, сделать выпад и острым краем перерубить кабель внутри одного «копытца». Когти спазматически вздрагивают и отцепляются. Бот переключает на него все свои сенсоры. Атакует, превращаясь в размытое пятно лезвий, слишком проворных, чтобы их мог отбить человек. Волк видит решение в линзах машины за миг до того, как мозг бота действует: Вагнер бросается ничком на крышу и проворно уползает из зоны досягаемости лезвий.

– Зехра, кружись!

Вагнер цепляется изо всех сил. И даже этого может не хватить, когда Зехра бросает машину в ужасный управляемый занос. Балки и перекладины жестко дребезжат под ребрами Вагнера; он скользит, скользит. Край. Вагнер висит на боку ровера. Он рискует отцепить одну руку, тянется, хватает лопату, которая скользит к краю. Бот, потеряв равновесие, валится навзничь. Застрявшее лезвие выскакивает из шлема Джеффа. Вагнер замахивается лопатой, попадает, бьет снова и снова. Бот падает, размахивая мечами.

– Зехра!

От внезапного ускорения плечо Вагнера едва не выскакивает из сустава. Повиснув на защитных дугах, он поворачивается, превозмогая боль, и видит, как упавший бот поднимается, прижимает искалеченную лапу к брюху и бросается следом за ровером.

– Сдохни, мать твою, сдохни! – кричит Вагнер.

Над низким краем кратера взлетает ровер, сверкнув в воздухе шестью колесами. Приземляется, подпрыгивая. Поврежденный бот поворачивается. Слишком медленно. Ровер таранит его. Ноги, руки, сенсоры взрываются. Ровер заносит, от него на «Везучую восьмерку» летит ослепляющее облако пыли. Когда она оседает, последний бот выглядит кучей металлолома на реголите, а незнакомый ровер едет рядом с «Везучей восьмеркой». Его балки и панели украшены замысловатыми геометрическими узорами АКА. Водитель сигналит остановиться. Вагнер падает на поверхность, потом – на колени. Он не может стоять, не может говорить. Он дрожит, не переставая. Чья-то рука хватает его за плечо.

– Лобинью. – Только Зехре можно использовать его старое, времен «Корта Элиу», прозвище. – Спокойно, Волчонок. Спокойно.

– Ситуация? – выдавливает Вагнер, не переставая клацать зубами. Он до смерти замерз.

– Мы на ходу.

– Я имел в виду…

– Джефф мертв.


– И Нили.

– И Нили.

– Я никогда никого не терял, – говорит Вагнер. – Никого. «Везучая восьмерка» никогда никого не теряет.

Командир отряда АКА присаживается на корточки рядом с ним.

– Ты в порядке?

Сомбра ее помечает: «Аджоа Йаа Боакье». Вагнер кивает.

– Что это за штуки? – спрашивает Аджоа.

– Ты разве не видишь, что он в шоке? – рявкает Зехра.

– Я просто хочу убедиться, что где-то рядом нет еще таких же, – парирует Аджоа. Ее поверхностники, «черные звезды», выпрыгивают из ровера на реголит.

Вагнер качает головой.

– Ему нужна помощь, – настойчиво твердит Зехра. Только ее руки на плече и удерживают Вагнера в вертикальном положении. – Где наш гребаный корабль?

– ВТО не отвечает, – говорит Аджоа.

– Это невозможно, – отвечает Зехра.

Вагнеру холодно. Жутко, ужасно холодно. Шлемы, пов-скафы, тела то выплывают, то прячутся в черной круговерти из кровавых капель.

– Врач! – кричит Аджоа. Один из ее «черных звезд» опускается рядом с Вагнером на колени, достает из кармана на икре шприц для подкожных инъекций, снимает обертку, готовит.

– Держите его.

Зехра и Аджоа хватают Вагнера за плечи. Врач проталкивает иглу через пов-скаф, кожу, плоть. Вагнер дергается, как будто сквозь его аорту пропустили линию высокого напряжения, а потом сквозь него проходит волна благости, и сердце, дыхание, кровоток возвращаются к привычным ритмам.

– Это должно его стабилизировать, – говорит врач. Вагнер чувствует, как Зехра и Аджоа его поднимают и пристегивают к сиденью.

– Квабре мертв, – шепчет Вагнер. – Бульдозеры в пути.

– Что произошло? – спрашивает Аджоа.

– Я по-прежнему не могу достучаться до ВТО, – говорит Зехра. – Что за хрень творится?

Потом – вспышка.

Потом дрожит земля.

Потом с неба льется металлический дождь.





* * *


Член Лукасинью длинный и изогнутый, увенчанный головкой с толстым ободком. Руки Абены скользят вдоль стержня, чтобы объять гладкие, полные яйца, потом поднимаются по его безупречному животу к грудям. Они твердые, вздернутые, с большими сосками. Идеально.

Абена вздыхает.

Она теребит соски Лукасинью, зажав большим и указательным пальцами. Он мурлычет. Его полные губы, покрытые блеском, раскрываются. Она жмется к нему, грудь к груди, живот к животу. Его жесткий член упирается ей в пупок. Она проводит рукой по темным, блестящим волосам Лукасинью, ниспадающим до задницы, и целует его.

Она уже целый месяц цепляет на него оболочку футанари. В первый раз, когда он, наряженный горничной, приподнял юбчонку-туту и скинул девчачьи трусики, чья выпуклость скрывала член, она кончила. Экстатический грех. Во второй и третий раз, когда у нее был сетевой секс с фута-Лукасинью, перчинка заключалась в том, что он не знал, как она поступает с его аватаром. В четвертый, пятый и шестой она искрилась электричеством от своей власти над Лукасинью. Она может превратить его во что угодно. Сделать его кожу пластиковой. Наделить его многочисленными грудями, как у богини. Или членом инопланетянина. Ее тактильные системы подстроятся. В седьмой раз она заметила, что подарила ему сиськи намного лучше собственных.

Она толкает Лукасинью на матрац и оседлывает его, чтобы видеть, как его груди покачиваются, пока она будет его трахать. Член у него мультяшный, из манги. Лукасинью пользуется им фантастически, во всю мощь кабеля, ведущего в Тве, хоть ему и невдомек, что учудила Абена. Она обожает Луку, свою членодевочку.

Когда все наконец-то заканчивается, она скатывается с него и лежит на боку, изучая свое произведение искусства.

– Коджо и Афи правы, – говорит Лукасинью. – У меня и впрямь сиськи лучше, чем у тебя.

– Вот дерьмо, – говорит Абена.

– Могла бы спросить.

– А ты не возражаешь?