Война за Пустоши

Оседлав лошадей, мы наконец двинулись на встречу со здешним шаманом. Признаюсь, что я при виде медведя совершенно забыл про лошадей, и, когда вспомнил о них, по спине пробежал холодок. Зверюга, посетившая эти места, легко могла оставить нас без наших коняшек. Следы лап были более чем убедительным доказательством, что наш косолапый гость вполне материален. А значит, при случае не откажется закусить подвернувшейся лошадкой. А то и парой лошадок. К своему удивлению, я нашел коней там же, где мы их оставили пастись вечером. Никто их не загрыз, никто не спугнул, да и вообще не выглядели они слишком уж напуганными. Сейчас лошади спокойно шли друг за другом по узкой тропинке, обнаружившейся на берегу озера. Изредка то одна, то другая лошадь фыркала и дергала головой, но, скорее всего, они просто отгоняли слишком назойливых оводов. Непохоже было, что наши кони чуют присутствие рядом каких-то хищников. А вот я никак не мог отойти от утренней встречи и продолжал держать руку поближе к мечу. Хотя в здешней высокой траве и непролазном кустарнике могла спокойно прятаться сотня медведей. И все равно никого не увидишь, пока на тебя не прыгнут прямо из ближайшего куста. Впрочем, время шло, лошади шагали, а на нас так никто и не напал. Но все же я никак не мог заставить себя расслабиться и просто наслаждаться тихим солнечным днем. Урр, снова ехавшая впереди, видимо, почувствовала мою напряженность. Я заметил, что она чаще обычного оглядывалась на меня и, похоже, с трудом сдерживала улыбку. Саму орчанку никакие тревоги и волнения не терзали. А если и терзали, то виду она не подавала.

Понемногу мы приближались к противоположному концу озера, туда, где в ночи светились огоньки костров. Тропинка мало-помалу превратилась в широкую тропу. Причем утоптанную настолько, что копыта наших лошадей не оставляли на ней никаких следов. Чувствовалось, что здесь постоянно ходят или ездят и при этом совершенно не пытаются скрываться. Кобыла Урр внезапно задрала голову и призывно заржала. В ответ издали донеслось такое же ржание. Вскоре мы выехали на открытое место. Гора, которой мы любовались вчера с противоположного края озера, высилась теперь прямо перед нами и закрывала половину небосклона. Небольшая долина начиналась у ее подножия и спускалась к озеру. Тропа, по которой мы ехали, пересекала эту долину и уходила дальше, за гору. Долина оказалась обитаемой. Чуть в стороне от тропы стояли два круглых степных шатра, рядом с ними паслись кобылица с жеребенком. Они снова поприветствовали нас громким ржанием. А прямо перед нами выросла цепочка из десяти темных силуэтов, окружающих невысокий земляной холм. Выглядели они угрожающе, но на этот раз мой меч так и остался в ножнах. Вместо грозных воинов Глуума нас встретили грубовато вырезанные из стволов дерева фигуры. Большеголовые, с едва намеченными руками, то ли просто без ног, то ли вкопанные по пояс в землю. Большинство истуканов скалилось вставленными в дерево орочьими клыками. У одного вместо головы на плечи был насажен медвежий череп, другая фигура была увенчана деревянными, но явно бычьими рогами. А еще одна вытесана из настолько изогнутой коряги, что я не понял, кого она должна изображать. Но, кто бы это ни оказался, существо представлялось не слишком приятным для общения. На груди у него висело три черепа, один орочий, а два явно человеческих. Тут я снова услышал звук уже знакомого мне бубна. Сейчас он доносился прямо из земляного холма, прячущегося за строем деревянных идолов. На этот раз бубен гудел тихо, еле слышно, словно невидимый шаман находился под землей. Я не сразу сообразил, что так оно и было. Холм оказался вкопанной в землю полуземлянкой с крышей из дерна. Я видел такие на севере, но не ожидал встретить подобное жилище на юге. Кочевые племена, постоянно перемещаясь по Великой Степи, обычно использовали шатры и навесы, которые удобно перевозить с места на место. Впрочем, если шаманы живут здесь постоянно, ничего удивительного в появлении такой землянки нет.

Никакой ограды между идолами не имелось, но Урр спешилась, стреножила лошадь арканом и пошла пешком. Я последовал ее примеру, оставив лошадей пастись за строем деревянных «хозяев». Проще всего было бы привязать лошадей прямо к деревянным фигурам, но делать этого не стоило. В Великой Степи эти идолы, или, как их называли орки, онгоны, считались вместилищами для местных духов. В некоторые из них могли вселяться после смерти души наиболее могущественных шаманов. Во время шаманских обрядов дух онгона пробуждался и общался с шаманом, а с его помощью и с другими орками. Зеленокожие побаивались онгонов и старались задабривать их мелкими дарами, а наиболее могущественным приносились жертвы в виде животных, а то и пленников. Маги, что светлые, что темные, презрительно кривили рты при одном упоминании об этих идолах. Но относиться к онгонам беспечно не стоило. Безобидная на вид деревяшка могла скрывать в себе мощь, не уступающую хорошему магическому артефакту. Да и орки вряд ли одобрили бы использование онгонов в качестве коновязи. А ссориться со здешними обитателями я не собирался.

Орчанка тем временем обошла холм-землянку. Вход внутрь обнаружился с восточной стороны. Вместо двери висела украшенная странными рисунками и знаками кожаная занавесь, из-за которой глухо постукивал бубен. Я думал сразу зайти в жилище и собрался уже постучать по деревянному бревну над входом, извещая хозяев о нашем появлении. Но Урр удержала меня, вцепившись в рукав.

– Нельзя входить, – зашипела она. – Слышишь, бубен стучит? Шаман телом здесь сидит, душой в мире духов ходит, а бубен ему помогает назад в свое тело вернуться. Отвлечем, душа обратно дорогу не найдет. Встанет на пути, сама злым духом сделается. Замолкнет бубен, тогда войдем.

Я не стал спорить. Рядом с входом обнаружилось лежащее бревно, до блеска натертое седалищами предыдущих посетителей. Садиться я не стал, решил размять ноги после поездки верхом. Урр вытащила из своего мешка, который она отвязала от седла, широкую светлую ленту и повязала ее на вкопанный тут же столб, увешанный подобными приношениями. С этим обычаем я тоже сталкивался. Так степняки надеялись заручиться благосклонностью местных духов, чтобы те не ополчились на путников и помогли в дороге. Никаких духов вокруг я по-прежнему не ощущал, равно как и следов какой-либо магии. Похоже, духи озера сейчас действительно спали, а остальные не торопились попадаться мне на глаза. Орчанка тем временем села на отвергнутое мною бревно, закрыла глаза и замерла. Можно было бы подумать, что она уснула, если бы не заунывная мелодия, которую Урр тихонько затянула сквозь плотно стиснутые челюсти. Такие песни степняки могут напевать себе под нос с утра до вечера, верхом сопровождая кочующие стада. Гномов, расу, в принципе отличающуюся терпением, это бесконечное не то мычание, ни то пение всегда приводило в бешенство. Рассказывают, что кто-то из самых первых гномов поспорил с древним орком, у какого народа песня длиннее. Гном начал декламировать родовые сказания, а орк – гудеть что-то, похожее на нынешнюю «песню» Урр. Через три дня и три ночи гном окончательно потерял голос и проиграл. Если Урр затянула что-то подобное, то мы здесь надолго.

Песню Урр мне и вправду пришлось слушать довольно долго. Хотя и не столько, сколько потребовалось ее легендарному предшественнику, чтобы победить упрямого гнома. Наконец бубен смолк, занавесь раздвинулась, и к нам вылез орк, одетый в длиннополый халат, расшитый цветными ленточками и ремешками. Зеленокожий распрямился во весь рост и оказался неожиданно высоким, примерно на полголовы выше меня. А уж Урр ему своей шапкой едва до подбородка доставала. И как только он в такой низкой землянке помещался, с его-то ростом? Дряхлости и старческой немощи в этом орке не ощущалось, хотя шаман явно ходил под степным небом не один десяток лет. Его клыки давно пожелтели и утратили былую остроту, а кожа потеряла зеленоватый оттенок и стала скорее коричневой. На голове шамана волос практически не осталось, лишь по бокам уцелевшие пряди были заплетены в две короткие косы, удивляющие белоснежной сединой. Зато брови, до сих пор черные, своей густотой напоминали здешний кустарник. Оставалось надеяться, что оттуда не выпрыгнет парочка медведей, со здешних шаманов станется.

– Ха, да это маленькая Урр. – Голос у шамана оказался под стать его бубну. Глухой, низкий, но хорошо слышимый. – Кого это ты притащила с собой?

– И я рада тебя видеть, Ут-Шаас. – Просиявшая улыбкой Урр стремительно вскочила и почтительно поклонилась, скрестив руки на груди. – Очень рада! Да продлит Великая Степь твои года без числа. Это чужеземец с Севера, он приехал со мной. Нам очень нужен твой совет, багшаан.

– Чужеземец с Севера? Мало кто из них бывал здесь. И еще меньше было тех, кто действительно искал моего совета. Духи сказали мне, что на озере появился кто-то чужой и страшный. Ты испугал моих помощников, чужеземец, а это не просто. Невежливо говорить с гостем на пороге, но прости, я все же нарушу приличия и спрошу. Ты не орк и не человек. Тогда кто ты?

– Здесь меня называют Тенью Владыки Черного замка и его Голосом, – ответил я, решив ограничиться привычной полуправдой.

Но старого шамана оказалось не так просто провести. Выслушав мой ответ, он недовольно покачал головой.

– Ты говоришь неправду, пришедший с Севера. Точнее, не совсем правду. Я видел много теней в мире духов. Их очень много, у них разные обличья, но все они тени. А ты кто угодно, но не тень. Потому что у каждой тени есть хозяин. Он управляет своей тенью, а она служит ему.

– И у меня есть хозяин. Я служу своему Владыке.

– У тебя нет хозяина, уж это я могу видеть. Бывают тени без хозяев. Редко, очень редко, но бывают. Если хозяин недавно погиб, а тень еще жива. Но она быстро ослабнет и погибнет, если не найдет себе нового хозяина. А ты сам по себе, у тебя хозяина нет и никогда не было. Зачем же ты пришел сюда с Севера?

– Багшаан, он кто угодно, но не враг! – встряла в разговор позабытая Урр. – Сун-манаач вышел к нам этим утром и не напал на нас.

– Не напал? – задумчиво протянул шаман. – А если бы и напал, кто бы победил? Что скажешь, чужестранец, кто бы из вас победил, ты или сун-манаач?

– Ты говоришь о том огромном странном медведе, шаман? Не знаю. Я не собирался на него нападать. Если бы он напал, я бы защищался. Кто из нас победил бы, не знаю. Но я рад, что не пришлось это проверять. Я был с посольством у Верховного Повелителя Орды Глуума и возвращаюсь на Север. А к тебе мы приехали за советом.

– А почему ты решил, что я дам тебе совет, чужеземец? Это наши земли, и чужаков тут не любят.

– Багша-а-а-а-ан, – протянула Урр почти жалобно, – не сердись, это я его привела. И я сказала, что здесь могут помочь советом.

– Могут помочь? Могут. Только не ему, а тебе, маленькая любопытная Урр. А твой чужеземец только отпугивает духов Степи.

– Тогда помоги мне, о мудрый Ут-Шаас, – тут же подхватила Урр. – Я, Урр-аб-Буудж, прошу тебя о помощи и взываю к твоей мудрости. Так лучше, багшаан? Теперь духи твоей гордости довольны и мы сможем наконец поговорить? Или ты думаешь, что я притащила сюда своего дууртай-очина только для того, чтобы ты вот так отвернулся от нас? Ха, я заставлю тебя его выслушать! Заставлю, даже если все духи Великой Степи попробуют мне помешать!

Урр разбушевалась не на шутку, но шаман лишь улыбнулся.

– Узнаю маленькую Урр, – сказал он спокойно и даже ласково. – Я рад, что под небом Великой Степи осталось хоть что-то, что не меняется с течением времени. День сменяет ночь, снег весной тает, а гнев маленькой Урр по-прежнему страшнее зимнего бурана. А если я сейчас очень испугаюсь, вскочу на коня и умчусь от такого великого гнева, что будет делать грозная Урр?

Шаман походил сейчас на далекое облако, плывущее в вышине. Такое тихое и спокойное, но таящее в себе раскаты надвигающейся грозы. Впрочем, громы и молнии не спешили обрушиться на наши головы. Гроза откладывалась. Да и Урр уже сообразила, что хватила лишнего.

– Прости, багшаан, – смущенно буркнула степнячка, не глядя на старого орка. – Я была не права. Но я очень прошу выслушать этого пришельца с Севера. Он рассказывает странное, и я хочу, чтобы ты это тоже услышал.

Шаман помолчал, задумчиво глядя на нас.

– Хорошо, – сказал он наконец. – Я выслушаю вас. Не буду обещать, что помогу, но выслушаю. Будьте моими гостями. Ступайте вон в тот шатер и ждите меня там. Я скоро приду, и мы сможем поговорить.

Не дожидаясь ответа, орк нырнул в землянку и вылез оттуда с небольшим медным котелком, над которым поднимался легкий, почти невидимый в свете дня пар. Посудину на две трети наполняла побулькивающая темная кашица, резко пахнущая и весьма неприятная на вид. К счастью, шаман не стал угощать нас своим варевом, а просто проводил до одного из шатров. Не заходя в него, он свободной рукой распахнул дверцу и жестом предложил нам заходить и располагаться внутри. Сам же скрылся во втором шатре, прихватив с собой свой загадочный котелок.

Обстановка внутри сильно напоминала шатер, в котором я разговаривал с Глуумом, а после познакомился с Урр. Здесь тоже было довольно чисто, в отличие от обычных орочьих жилищ. И также отсутствовало на стенах столь обычное для степняков оружие. Вместо него висели многочисленные связки различных степных трав, свежих и высохших. Их запах напомнил мне о повозке, в которой мы с Урр прятались от Глуума в ночь нашего бегства из Орды. Похоже, я теперь знаю, почему Урр была уверена, что хозяин той кибитки не объявится в самый неподходящий момент.

Внезапно из соседнего шатра раздался громкий крик, заставивший нас с Урр вздрогнуть от неожиданности. Через несколько мгновений он повторился, сменившись громкими стонами. Затем и они стихли.

– Там что, убивают кого-то? – поинтересовался я у Урр.

– Не думаю, – ответила степнячка, тоже прислушиваясь. – Слишком долго кричали. Убивают быстрее. Скорее, Ут-Шаас лечит кого-то. Или злых духов изгоняет. Некоторые духи тоже могут страшно кричать. Но если бы там были духи, мы бы услышали бубен. Нет, живые там, пока живые.

– Умная Урр, – подтвердил неожиданно возникший в дверях шаман. Он вошел внутрь и уселся напротив нас. – Там пока живые. Точнее, пока живой. Его зовут Муу-Ногон, табунщик из клана Железного Месяца. Их клан двигался на летние пастбища. В дороге догнали посланцы Глуума, привезли связку из трех стрел. Это сигнал сбора в большой поход. Вождь и воины обрадовались, а пастухи не очень. Простому кочевнику сборы на войну хуже степного пожара. От пожара можно уйти, от войны не уйдешь. У Муу-Ногона конь захромал, не на чем было ехать с остальными воинами. Вождь очень разозлился, что у него такие плохие воины, не могут в поход идти. Вот табунщику и досталось. Его били палкой, пока палка не сломалась. Били и спрашивали, почему позорит звание воина Орды? Забрали две руки баранов на прокорм войска. И больше бы взяли, но больше у него не было. Сюда его родичи привезли, еле живого. Я его лечу, а он только и думает, сколько добычи надо взять, чтобы все вернуть. Только добычи он не получит. Если пойдет в поход, то, скорее всего, погибнет. И очень быстро.

– Тебе об этом сказали духи? – заинтересовалась Урр. – Они видели его судьбу?

– Мне об этом сказал его клинок, – грустно улыбнулся старый шаман. – Который надо хотя бы иногда точить. Тогда и добыча будет. А если клинок ржавый и тупой, то судьба его хозяина понятна и без разговора с духами. Вот только сам Муу-Ногон этого не понимает. Но вы приехали сюда не для того, чтобы жалеть глупого Муу-Ногона. Вы ехали сюда для рассказов и ответов на вопросы. Вы мои гости, а гостя невежливо расспрашивать на пороге, сначала его надо накормить и напоить.


Шаман легко вскочил на ноги, даром что старый, и засновал по шатру, собирая угощение. Урр кинулась было помогать, но Ут-Шаас отмахнулся от нее, мол, сиди, не мешайся под ногами. Раздул очаг посреди шатра, пристроил на кованый треножник котелок. Не тот, с которым выходил из землянки, другой, побольше. Вскоре из-под крышки котелка выбилась тоненькая струйка пара. В кипящую воду полетели какие-то травки или веточки из запасов, развешанных по стенам, и куски непонятно чего из многочисленных мешочков и мисочек. Периодически содержимое помешивалось длинной деревянной лопаточкой. Наконец Ут-Шаас снял котелок с огня, прикрыл крышкой и поставил рядом с очагом. А на огонь водрузил еще один котелок, который вытащил из низкого раскрашенного шкафчика для посуды вместе с несколькими пиалами-плошками из обожженной красной глины. Наполнив две пиалы из первого котелка густой жидкостью белого цвета, шаман протянул их нам с Урр. Себе старик налил из второго котелка какой-то травяной отвар, на этот раз темно-коричневого цвета. После чего уселся на свое место и отхлебнул из плошки, выражая всем своим видом полнейшее удовольствие. Даже глаза прикрыл, настолько ему было сейчас хорошо. Я решил последовать его примеру и отхлебнул из своей посудинки. Сказать, что радости от этого я не испытал, это ничего не сказать! Однако хорошо здесь гостей угощают. Белесое варево попахивало несвежим жиром, а вкус был такой, что глотать его было страшно, во рту держать невыносимо, а выплюнуть некуда. Да и невежливо обижать хозяина. Урр, видимо в силу привычки, сумела сделать несколько глотков. И даже в лице при этом не изменилась. Я восхитился ее мужеством, но лишь неимоверным усилием воли заставил себя все же проглотить выпитое. Меня бы не удивило, если бы мой желудок взбунтовался и отправил шаманское угощение обратно, но обошлось. Чудом, но обошлось.

– Вы плохо едите, дорогие гости, – укоризненно произнес шаман, не открывая глаз. – Невкусно?

– Щедрость твоя и гостеприимство необъятны, как Великая Степь, о мудрейший Ут-Шаас, – поспешила успокоить его Урр. – Но, боюсь, мой спутник не привык к такому угощению.

– Не удивляюсь, – спокойно ответил шаман. – Я и сам эту гадость едва могу проглотить. Хотя за столько лет мог бы и привыкнуть.

Я поперхнулся. Урр и Ут-Шаас переглянулись и внезапно дружно захохотали. Шутники, Тьма их забери. Гостеприимцы. И Урр тоже хороша. Ведь наверняка поняла, что шаман просто решил подшутить над странным чужаком, и промолчала.

– Благодарю тебя, о мудрейший Ут-Шаас, – поклонился я нашему хозяину. – Хотя бы за то, что я сразу не помер от этой отравы. Что ты туда намешал?

– Почему отрава? – возмутился шаман. – Хо, зачем такие плохие слова говоришь, гость? Это хуумс, очень древняя еда, в Великой Степи ее все знают. Кобылье молоко, бараний жир, мука, каменная соль, выварка солод-корня и две щепотки цайны-листа. Одну пиалу утром выпил – весь день сыт. На коня залез – весь день стада гоняй, до ночи голодным не будешь. Пить тяжело, но польза несомненна.

– Что же ты сам ее не пьешь, такую полезную?

– А зачем? Мне скот сегодня не гнать, и ехать я никуда не собирался. А в жару лучше отвар цайны-листа пить. И вкуснее, и приятнее. Вот, попробуй.

Шаман нацедил в чистую пиалу коричневой жидкости из второго котелка и протянул мне. Я отхлебнул с понятным опасением, но отвар цайны-листа оказался действительно приятным на вкус. Послевкусие хуумса еще ощущалось, но дышать стало заметно легче, и желудок понемногу прекратил бунтовать.

– Повеселились, и хорошо, – заявил орк, насмеявшись всласть. – Гости сыты, теперь можно беседы вести и дела делать. О чем ты хотел говорить, чужеземец? Прости, но Тенью я тебя звать не буду, плохая из тебя тень.

– Можешь называть меня Темным, если это тебя устраивает. Или просто гостем. А как мне обращаться к тебе? Багшаан? Не слышал раньше, чтобы в Орде кого-то так называли.

– «Багшаан» на всеобщем – это «Учитель». Так меня когда-то называла одна любопытная кроха, примчавшаяся на озеро посмотреть на страшных и ужасных духов. Тебе так звать меня не надо. – Шаман хитро усмехнулся. – Не думаю, чужестранец, что я смогу чему-то тебя научить. Зови просто по имени, я не обижусь. Ты проделал долгий путь ради разговора. Говори, я слушаю.

– Прости, но перед тем как начинать рассказ, я хочу спросить тебя, мудрый Ут-Шаас. Ты ведь знаешь, что Великий вождь Глуум готовит большую войну и собирает все силы Орды под свою руку. Но ты не спешишь предстать перед взором Великого Глуума. Шаманы не хотят воевать?

– А зачем нам воевать? – удивился старый орк, на этот раз вполне искренне. – Шаманы не воюют, гость. Шаманы с духами говорят, незримыми тропами ходят, будущее смотрят. Некогда им воевать и незачем. Пусть воины воюют. Война их дело, их жизнь.

– Еще раз прости, гость не должен сомневаться в словах хозяина, но теперь и шаманы воюют. Если ты не знаешь этого – плохо, если пытаешься меня обмануть – еще хуже. Урр сказала, что я кто угодно, но не враг. Я действительно не хочу стать врагом оркам Великой Степи. Долгие века мы вместе сражались против тех, кто называет себя Светлыми. Но в последнее время многое изменилось. Глуум готов двинуться в поход на Север, если Черный замок не склонится перед ним. А это война, большая война. Скажи, Ут-Шаас, за кого ты будешь в этой войне?

– Ты либо глухой, либо глупый, гость! Я ни за кого. Война рано или поздно будет, не эта, так другая. Орки всегда воевали. И Глуум не первый вождь, который мечтает собрать Орду в свой кулак и повести за собой. И не единственный. Ты недоволен, что Глуум потребовал у Севера, чтобы тот склонился перед ним? Но скажи, что тебя больше рассердило? То, что Глуум хочет большой войны, или то, что он хочет приказывать не только оркам Орды, но и тебе?

– Хороший вопрос, шаман. Злой. Я отвечу, но сначала все же скажи, на чьей ты стороне?

– Снова говорю тебе – я ни на чьей стороне. Я кровь от крови Орды и кость от ее кости. И буду сражаться только для защиты Орды. От любого врага. А что ты, что твой Повелитель, что Великий вождь Глуум для меня одинаково плохи. Воюйте друг с другом сами, это не моя война.

– Одинаково плохи для тебя… Я тебе настолько не нравлюсь, Ут-Шаас?

– Нравишься, не нравишься… Глупые слова, гость, пустые. Ты не молодая орчанка и не племенная кобылица, чтобы мне нравиться. Я назвал тебя своим гостем. Ты можешь оставаться в моем жилище столько, сколько сам захочешь. Если на тебя нападут, пока ты здесь, я буду защищать тебя, сколько смогу. Таковы обычаи Великой Степи, и я их не нарушу. Но я помню, что бесчисленное множество орков Великой Степи сложило свои головы по приказу Повелителя Черного замка. Стало ли от этого лучше Орде – нет, не стало! Да, ты мой гость, но я боюсь, что твое появление в Орде не кончится ничем хорошим для здешних орков.

– А если орки будут погибать по приказу Великого Глуума, тебе будет легче, шаман?

– Войны были, есть и будут, пока Великая Степь лежит под этим небом. Вопрос – за что воевать? В соседнем шатре лежит глупый Муу-Ногон. Он хочет воевать за добычу, и это я понимаю. Клан Каменных Змей силен и выгоняет слабые племена с лучших пастбищ. Те, кто возразит им, – умрет. Это я тоже понимаю. Но Глуум хочет завоевать весь мир, и вот этого я не понимаю. Мир велик, и завоевать его целиком еще никому не удавалось, даже богам. Это плохая война, и я не хочу участвовать в такой войне. Поэтому я сейчас ни на чьей стороне. Я ответил на твой вопрос? Теперь ты ответь на мой.

– Хорошо, отвечу. Предложение Глуума признать его вождем действительно оскорбило Повелителя Черного замка. Но дело не только в этом. Мы в Черном замке не хотим идти и завоевывать весь мир, что бы ни говорили про нас Светлые. Мы считаем, что мир большой и в нем всем хватит места. Но Глууму это не нравится. По его приказу Повелителя Черного замка месяц назад пытались убить два шамана. И у них это почти получилось.

– Ты говоришь странные вещи, Темный. Я вижу, что ты веришь в то, что говоришь. Но, прости, я в это пока не могу поверить. Расскажи мне, как это было.

– Месяц назад в Черный замок прибыло посольство Глуума. Возглавлял посольство молодой Гуурваг-аб-Нуур из племени Багровой Луны. С ним прибыли два шамана, чьи имена мне неизвестны. Посол передал Повелителю, моему Повелителю, требование Великого вождя Глуума склониться перед мощью Орды. Повелитель отказался. И тогда шаманы напали на него и попытались убить. Оба шамана были сами убиты, но пострадали и люди Повелителя. Никто не ждал такого от послов Великой Степи, ведь мы не враги друг другу. Я прибыл в Орду, чтобы узнать, почему так произошло. Я говорил с Великим вождем Глуумом, но он хочет большой войны, для которой ему нужна не только Орда, но и силы Севера. Если мы откажемся, первый удар Глуум обрушит на Черный замок и орочьи племена Пустошей. И шаманы Орды ему в этом помогут. Я видел, на что они способны. Один из шаманов метнул в Повелителя заклятие такой силы, что почти пробил его магическую защиту. А эту защиту ставили наши лучшие маги.

– Да, нынешние шаманы могут многое, – грустно кивнул старый орк. – Горючее зелье творят, злой огонь могут во врага метать. Многое могут. Я такого не могу. И мой учитель не мог, а он был великий шаман, сейчас таких уже нет. Не наше это все. Злое, недоброе и не наше. И сам Глуум загадка. Он очень сильный, но никто не понимает, откуда такая сила. В Степи шепчутся, что Глуум научился говорить с древними богами и они дали ему часть своей силы. А Глуум дал по крупице этой силы шаманам, поэтому за ним пошли многие. Многие, хотя и не все. Но мы лишь глупые, выжившие из ума старики. Мы Великому Глууму не нужны, у него теперь свои шаманы. Они стали чужими для Великой Степи, потому что Глуум наполнил их чужой силой. Сильные, но глупые. Променяли свободу на силу и сами не заметили, как превратились в рабов этой силы. Ты говоришь – Глуум приказал шаманам убить твоего Повелителя? Неслыханное дело! Шаманам нельзя приказывать. Шаманов можно только просить. Но Глуум не любит просить. А те, кто с ним не согласен, очень быстро уходят в Верхнюю Степь. И оставшиеся боятся спорить с Великим Глуумом.

– И ты ничего не можешь сделать, багшаан? – тихонько спросила молчавшая до этого Урр.

– Почему не могу? Могу. Сидеть здесь могу. Вот и сижу, цайны-лист пью. Хорошо, хо?

Ут-Шаас замолчал и вновь наполнил наши пиалы терпким, уже чуть подостывшим отваром. Потом надолго замолчал, лишь временами делал маленький глоток из глиняной посудинки.

– Я буду ночью говорить с духами, – заявил он, когда пиала опустела. – Ночуйте в этом шатре. Урр, где у меня припасы, не забыла? Вода в ручье, он рядом, по звуку найдете. К озеру не ходите. Вообще лишний раз никуда не ходите. Днем много лишних глаз, а ночь – время недобрых духов. Незачем удачу без нужды проверять. Утром еще говорить будем.

С этими словами старый орк поднялся и вышел наружу.





Глава 11




До ночи мы с Урр маялись от безделья. Сидеть в шатре, не высовываясь наружу, когда внутри все требовало продолжить путь, оказалось испытанием, схожим с изощренной пыткой. Порывистая орчанка, похоже, испытывала те же чувства. Шаман к нам больше не заглядывал, лишь пару раз через распахнутый по летнему времени вход в шатер мы видели, как он с неизменным котелком навещал больного орка. Тогда из соседнего шатра вновь раздавались крики, но они быстро смолкали, и на стоянке вновь воцарялось безмятежное спокойствие.